А межсекторная свара, в худшем варианте, всяко лучше. Чем «кривой» приговор апелляционного суда (спаси Аллах ещё раз), в адрес высокого и остальных, по итогам неафишируемых мероприятий в адрес водителей, проходящих по разряду специальных.

В итоге, после недолгих колебаний, высокий принимает решение: никакой отсебятины не пороть. Никаких согласований задним числом, делаем по закону: вначале — привозим к себе. Подтягиваем медицину (в том смысле, что оформляемся, как надо. Включая письменный акт обследования «пациентов» перед допросом).

Согласовываем всё по вертикали (а с судом в этом случае пусть командиры разбираются — у них на то и оклады больше).

И только потом, в строгом соответствии с законом…

Если говорит цинично, особые полномочия Безопасности есть только у соседей. Ну, может, ещё у каких-то реально воюющих либо «работающих в поле» «коллег» других стран.

А здесь, в сытой и спокойной стране, тише едешь — дальше будешь. Своя рубашка ближе к телу.

В секторе мониторинга на смене были молодые девочки, в возрасте от двадцати восьми до тридцати трёх. Все, как на подбор, красивые, образованные и неглупые. Именно сегодня (ну так сложилось) на смене не было ни мужиков (они обычно охотнее берут на себя ответственность и не боятся привлекать внимание сотрудников других подразделений отработкой дурацких мелочей), ни Имроншоевой — «серого кардинала» управления (в каком-то роде), имевшей непререкаемый авторитет как у оперов, так и у начальства.

Все переданные с предыдущей смены «горячие» линии были отработаны и оформлены. Из «горячего» именно сейчас, в режиме реального времени, не было ничего. Почти.

Ну-у-у, на самом деле, было кое-что, в обмене между несколькими явно анонимными номерами, несущимися к границе…

Но сотрудники мониторинга (переводчики в том числе) достаточно часто получали крайне негативную связь от оперов (обычно банальным матом) за херню и фигню в эфире, по недомыслию и оторванности от реальности самих переводчиков, ими же и принятую за что-то серьёзное.

Плюс, этот отчасти подозрительный обмен шёл то ли по-таджикски, то ли ещё хрен знает на каком языке оттуда… в общем, в этом и был затык. Лейла, имевшая (формально) диплом института востоковедения, и единственная из присутствующих официально допущенная к фарси (по итогам профильного экзамена конторы, в Центральном Аппарате), именно этого обмена, почему-то, не понимала.

Поначалу, правда, она искренне и добросовестно пыталась разобраться с кое-какими привлёкшими её внимание деталями. Но потом банально махнула рукой, поскольку диалект был незнакомым, терминология — жаргонной, а единственным специалистом в управлении, реально способным «пропаровозить» именно этот эпизод, была старуха Имроншоева. Чтоб ей икнулось… по слухам, не просто выросшая именно в том регионе, а ещё при Союзе, подростком, с родителями регулярно бывавшая «за речкой». Как следствие, отлично знавшая и тот народ (по обе стороны реки), и обычаи разных национальных групп, и все деликатные тонкости языка (бывшего для неё родным, как для носителя этого самого языка).

По слухам, Имроншоева даже понимала всех оттуда, вплоть чуть ли не до пушту и белуджей, но это сейчас было не важно.

Во-первых, Лейла её, по ряду личных моментов, терпеть не могла. И теребить Имроншоеву в личное время категорически не собиралась (сама Имроншоева на ближайшие сутки «отстрелялась» в предыдущею смену).

Во-вторых, по тем же слухам, Имроншоева полтора десятка лет ранее имела прямое отношение к операм (причём того сектора, который сейчас вообще отдельная служба). И в моменты, когда коллеги из мониторинга «комаров принимали за беспилотники», Имроншоева язвила ещё побольше самих оперов. Явно сожалея о чём-то в молодости, и (явно видно) работу в мониторинге воспринимая как боевой генерал — заливку бетона под фундамент.

В-третьих, каждая смена, в том числе мониторинга, имеет свои неписанные традиции. И именно сейчас было время кофе-брейка, во время которого можно будет так здорово оттянуться, перемывая острыми женскими языками и оперов, и начальство, и новые веяния моды (простых людей среди женщин в управлении испокон веков не водилось — все дочери либо родственницы весьма непростых людей. Даже тут).

В общем, если в самой природе энергия идёт по пути наименьшего сопротивления, то почему красавица Лейла должна матери-природе противиться? Кофе ждёт!

А остатки группы Хабиба, вознося молитвы кому ни попадя, успешно покидают территорию страны: судя по тому, как резко «ушли» со связи водители, а потом и сам Хабиб с его экипажем, дело было явно нечистым. Спасибо всем богам, что удалось уйти хоть кому-то: соседняя страна пересекается насквозь достаточно быстро (если не жалеть машин), а дальше экстрадиции можно не опасаться. Даже если и найдут.

Чего не будет, ибо документов в кармане хватает на всякие разные случаи. А противозаконного нет ничего, ну, не считая прошлого и будущего, но это в протокол не подшивается.

Особенно если не пойманы.

Буквально через минуту Ермек возвращается очень быстрым шагом, отзывает меня в сторону и в течение пары минут дополнительно оговаривает ещё несколько деликатных моментов. За которые я его искренне и со всей глубиной чувств благодарю.

Никак не даю ему понять, что я видел все его колебания последние пять минут, и очень благодарен ему за то, что в своей помощи девочке он проявил максимум человечности. И ощутимо вышел за рамки регламентированного инструкциями.

После того, как он откланивается уже окончательно (явно с намерением догнать Имроншоеву), мы с Шукри пересаживаемся обратно за стол, за которым вовсю болтают Нигина и Азамат (как будто они знакомы тысячу лет).

Через пару минут начинают подавать на стол наш заказ (в верхней части города почти все подобные заведения, что характерно, вне зависимости от сложности блюда, готовят и подают на стол очень быстро. Даже лозунг где-то видел на стене: «БЫСТРЕЕ, ЧЕМ McDonald’s!»).

Буквально через десять минут, ещё в процессе совместного принятия пищи, у тройки моих спутников сам собой вырабатывается какой-то собственный алгоритм взаимодействия: «Сотня косичек» раскладывает всем еду по тарелкам. Шукри разливает всем чай, поддерживая неснижаемый остаток во всех пиалах.

Азамат одной рукой ломает горячие лепёшки, по его знаку то и дело подаваемые на стол официантом (попутно отмечаю про себя: какой у молодёжи на зависть хороший аппетит).

При этом, между собой ребята со смехом и (кажется) с какими-то шутками, весело, общаются на языках, мне недоступных. Нигина явно переводит всю коммуникацию от Азамата Шукри (и обратно от той — Азамату), плюс с Азаматом «Сотня косичек» также общается не по-русски.

Хмыкаю про себя, ощущая некую инородность моего пребывания тут. Улучив момент, обращаюсь к Нигине по-русски:

— По поводу компенсации расходов… — киваю на Шукри. — Какова общая сумма?

Нигина поднимает в воздух указательный палец (поскольку сама жуёт в этот момент), берёт со стола свой телефон и отправляет мне серию фотографий чеков и покупок (не прекращая жевать).

Передаю ей деньги, которые она, кивнув, аккуратно убирает в свой кошелёк.

Молодёжь явно расслабилась на какой-то своей волне. У Азамата бледность сменилась вполне нормальным цветом лица. Эмоции Шукри не имеют ничего общего ни с тоном, ни с фоном, которые были у неё в момент нашей с ней самой первой встречи.

Спасибо, Господи.

— У нас остались кое-какие незаконченные дела, — напоминаю через Нигину в адрес Шукри.

Поскольку, кажется, Азамат и девочки за своей беседой вообще оторвались от реальности (что, с одной стороны, где-то и неплохо).

«Сотня косичек» тут же переводит.