Актар шумел внутри кузова, пытаясь быстро протиснуться наружу между нагромождениями ящиков (но получалось, как всегда в спешке, плохо).

Хабиб видел, что драгоценные секунды потоком утекают, как песок между пальцами. Самым опасным в текущий момент оставался священник. Хабиб сделал шаг назад (разрывая дистанцию), но проклятый противник сделал тоже самое. И теперь был скрыт от Хабиба кузовом машины.

Двое русский, нейтрализованных на время Икболом, уже выкатились из-под потяжелевшего тела товарища Хабиба. И «полицейский» предсказуемо сделал то, что сделал бы и сам Хабиб: он не стал ни подниматься на ноги, ни менять положение.

Он просто повернул руку на несколько сантиметров и сделал выстрел в лодыжку Хабиба.

А через доли секунды, упавший Хабиб увидел чёрный зрачок пистолетного ствола. Это было последнее, что он увидел в жизни.

Сразу после этого, русский священник со своего места захлопнул дверцу фуры, накидывая хомут на петлю и блокируя Актара внутри кузова.

Единственный оставшийся «в строю» Актар, сообразивший, что что-то пошло не так, крикнул изнутри товарищам: «Ну что там?». Повторив вопрос дважды, не услышав ответа (а вместо ответа услышав незнакомую речь чужого языка), Актар быстро достал телефон: перед выходом на маршрут, Хабиб раздал аппараты каждому, с чёткими инструкциями, что надлежит делать в каком случае.

Список номеров в контактах выданных аппаратов был ограничен четырьмя. На каждый вид ситуации — свой номер.

Актар не очень дружил с техникой, и не очень хорошо запоминал цифры (гораздо лучше Актару давались несколько иные действия, а для цифр в организации были совсем другие люди). Плюс, ситуация, в которой он сейчас оказался, была явно из ряда вон выходящей. Именно поэтому Актар и перепутал второй контакт с четвёртым: и сообщение, ушедшее контакту номер четыре (вместо номера два), возымело совсем не тот эффект, который Актару был нужен. Вместо того, чтоб отправить «диспетчеру» запрос о помощи (вместе с информированием о контакте с местной полицией в процессе отработки маршрута), Актар активировал взрыватель в «стакане», вместе с которым находился в кузове в этот момент: Хабиб, оплатив положенное сапёрам дома, аккуратно «залил» баланс на каждый из номеров группы (включая телефон, инициировавший подрыв закладки Хабиба, и прикрученный к этой самой закладке). Связь на каждом из аппаратов была доступна даже в роуминге.

Соответственно, сообщение Актара, вместо «диспетчера», обогнув изрядную часть суши, вернулось в тот же кузов. Инициировав взрыватель.

Спасибо, Господи, что мы отошли на несколько метров от машин. Отряхиваясь и очумело переглядываясь друг с другом: кажется, такого драйва не ожидал никто.

— Никогда так больше не делай, — не повышая тона, с олимпийским спокойствием роняет мне Рома. Он явно хочет сказать намного больше, но ограничивается коротким, — ТАК НЕЛЬЗЯ. — Выразительно тараща глаза и тяжело дыша.

Я вижу, что он хочет сказать ещё очень многое (и о недопустимости двоевластия в острые моменты; и о том, что они с Азаматом — сработанная пара, в отличие от меня), но не успевает. Оравший что-то внутри фуры четвёртый (которого мы банально заперли снаружи), прекратил орать. А ещё через полминуты внутри фуры что-то бухнуло, сама фура подпрыгнула (как от пинка великана), и сквозь крышу вырвалась наружу короткая вспышка направленного взрыва.

Рома, топавший чуть сзади нас, кажется, даже слегка присел от взрывной волны, бухнувшей сквозь стенки фуры. По крайней мере, он что-то беззвучно шепчет губами, обернувшись на звук взрыва. Затем догоняет нас с Азаматом и вид имеет ещё более озадаченный.

— Ни*уя себе, ****ь! Карлик, ты видел⁈ — чуть энергичнее обычного, ковыряя в ухе, говорит Рома Азамату. Явно под действием не полностью переработавшегося в крови адреналина.

Азамат, в свою очередь, тоже ошалело смотрит на фуру (часть металлического верха которой развернулась наружу «тюльпаном») и молча кивает в ответ.

— Ничего себе! Нет, ну ни*уя себе! — Рома говорит явно эмоциональнее, чем следует, то и дело оборачиваясь назад и широко открытыми глазами глядя на последствия взрыва.

Воздух, кстати, даже на расстоянии отчего-то наполняется каким-то кислым запахом. А может это только кажется?

Когда возвращаемся за стол, Азамат молча ещё раз идёт на кухню, с которой возвращается через пять минут с ещё одним чайником чая, горячей лепёшкой (видимо, разогретой в микроволновке) и парой яблок.

— Рахмет, — кивает Рома, вгрызаясь в одно из яблок. — В тему… Карлик, ты как?.

— Норма, — пожимает плечами Азамат, не испытывая абсолютно никаких из ряда вон выходящих эмоций. — Как говорится, хорошо, что есть наработанные шаблоны. Вот и пригодилось, кто бы мог подумать…

— И не говори, — Рома отламывает хлеба от лепёшки и кивает на чайник. — Наливай!

— Вопрос. Пока не поздно. — Задумчиво роняет через секунду Азамат, выполняя пожелание Ромы и наливая чай сразу в три пиалы. — Теперь отписываться будет сложнее? О чём нам всем следует договориться прямо сейчас?

— Вам вообще ни о чём, — мотает головой Рома через пять секунд активных размышлений, отпивая чай, дожёвывая яблоко и лепёшку одновременно. — Вы-ка лучше валите отсюда нахрен… В хорошем смысле. Телефонами только все меняемся, а то у меня, Карлик, твоего номера нет.

— Без проблем…

— Итак. Сейчас я сделаю один звонок, — итожит Рома после группового обмена контактами. — Потом поговорим с тобой, Карлик, секунд двадцать. И валите. Далее выйду на связь, как смогу. Это будет лучше для всех…

— Может, давайте, я всё же лучше останусь? — Азамат кивает на тела возле фуры.

Его опять пробивает явно тот же суицидальный мотив, под влиянием которого он собирался пожертвовать собой вместо меня час назад. Не рассматривая и даже не пытаясь найти никаких иных вариантов.

Отдавая должное его явно более чем достойным душевным качествам, не могу не отметить про себя: парень явно в унынии. И не в том плане, что только сейчас накатило.

А именно что «хронический эмоциональный тон». Ладно, было бы время…

— Ни в коем случае. Отставить болтовню… — бормочет дальше Рома, развивая затем бурную деятельность.

Вначале он говорит:

— Спасибо за обед, пора работать.

После этого рысит к фуре, что-то там фотографирует с разных мест; поднимает даже свой смартфон над крышей фуры, стараясь максимально чётко снять «тюльпан», образовавшийся на крыше после взрыва.

Потом возвращается к нам, надевает проводные наушники с микрофоном (подключая их к телефону), засовывает после этого телефон себе в карман и начинает прохаживаться вперёд-назад, рядом с нами.

—…

— Шабаныч, я!… Айтпа…

—…

— Ты принял фотки?… Да, лично. Я же тут, рядом… Шабаныч, звони, нах…, в антитеррор: это явно не наш профиль, я еле «выскочил»! Мне кажется, это вообще не наша тема, а соседей: смотри. Все явно иностры. Вооружены ты видел чем, я кстати стволы собрал, но больше трогать ничего не стал, от греха… Да, сам стою рядом охраняю… Дальше. Когда их человек, последний который, оказался заблокирован в фуре, он в течение полуминуты сам подорвался.

—…

— Да я откуда знаю⁈ Мне что, рядом с ним внутри стоять надо было⁈

—…

— Шабаныч, а вот я теперь не знаю, что в фуре было! Ё*нуло так, что… Грамм четыреста, если на тротил, — неожиданно успокоившись, спокойно продолжает Рома. — У меня три холодных снаружи, и фарш внутри: один из них точно в фуру залезал, я сам видел, но теперь я уже не знаю, а что там ещё было. Чтобы надо было вместе с собой, вот так, как камикадзе… И кстати, стволы с глушаками. — Рома назидательно поднимает указательный палец, забывая, что его собеседник его не видит.

—…

— Шабаныч, не поэтому. Меня другое сейчас беспокоит. Следи за мыслью… Трое придурков лезут к бабе. В обычной забегаловке на трассе. Их угомоняют местные. Следом приезжают разбираться четверо, буквально в течение часа, явно из той же песочницы. Эти четверо, не рефлексируя, сдирают пломбы с транзитной фуры, лезут внутрь, как к себе домой. А когда им задают вопросы «кто такие?», они вообще без слов открывают стрельбу.