Про себя держу мысль, что утром Ермек обещал разобраться с банком брата Шукри, кажется, ФОРТЕ. Возможно, проблема с карманным деньгами афганки к вечеру решится сама собой.

— Спасибо огромное за помощь и участие, — говорю напоследок Нигине, искренне осеняя себя ритуальным жестом.

— Без проблем, — оттаивая, бормочет она. — Всё в норме.

Когда я закрываю изнутри дверь своего номера, чувствую затылком пристальный взгляд «Сотни косичек». Внимательно наблюдающей за тем, как каждый из нас идёт в свою комнату.

Придорожное кафе на два десятка столиков, имеющее громкую вывеску «МЕЙРАМХАНА». Хотя, если по справедливости, статусу ресторана не соответствует скорее интерьер, чем меню: пластиковые столы и стулья, через раз одноразовая посуда (хозяева на многом экономят; а тут, на трассе, более половины клиентов — разовые, проезжающие мимо дальнобойщики, снующие по Шёлковому Пути в Китай и обратно, дальше по Европе и Центральной Азии).

Азамату ещё повезло сюда устроиться: не смотря на то, что ни пил, ни курил, желающих взять человека с «половиной» судимости не хотел никто.

Судимость ещё эта… с приставкой «недо…». Сейчас, многое обдумав в известном месте (сидеть пришлось полгода), он и сам думает, что где-то погорячился. К сожалению, опыт — такая вещь, которая приходит только своим ходом. И если бы заранее быть умнее… Эх-х-х-х-х.

Азамат был старшим ребёнком из трёх детей в семье, жившей в районе Балхаша. Если совсем точно, посёлок Шыганак. Отец, как явствует из отчества самого Азамата (Нурисланович), был «почти» чистым казахом. Мать была наполовину чеченкой, наполовину русской. Женились родители ещё при Империи, когда смешанных браков было множество (взять хоть и родителей матери в качестве примера), а религия вообще ничего не значила.

С распадом Империи, у отца всё пошло наперекосяк: колхоз распался, отец запил, а мать из принципа решила от него в этом вопросе не отставать. Сам Азамат родившийся как раз на рубеже эпохи (вскоре после распада Империи), из детства помнил только регулярный голод, пьяные скандалы родителей и отсутствие занавесок на окнах (последнее почему-то волновало его больше всего).

В небольшом посёлке, сплошь состоящем из одноэтажных домиков, утаить что-то от соседей невозможно. Да родители и не старались скрыть свои «увлечения», тем более что магазин на всю округу был один, а водку в нём отец регулярно брал в долг.

Ко времени, когда Азамату пора было идти в школу, у него уже были младший на три года брат Ербол, Мадина — сестрёнка на год младше Ербола, регулярно закладывающие за воротник родители (перебивающиеся иногда случайными заработками).

И отара из пятидесяти баранов. По сто долларов каждый. Собственная.

Плюс — место «на сиже» на ближайшей реке. Дававшее около полутора килограмм рыбы в сутки.

Хотя, стоит отметить, что в школу, в силу «специфики» родителей, Азамат пошёл в девять лет… В первый класс.

Во времена запоев родителей (и как только они Ербола с Мадиной нормальными родили? Не иначе, бог помогал…), есть в доме хронически было нечего. Азамат, лет с шести пользуясь неограниченной свободой (а какие могут быть ограничения свободы, если мать с отцом валяются сутками?), летом пристрастился ходить на речку. Где и плавать выучился, и рыбачить начал (спасибо соседям, посмеявшимся и снабдившим снастями).

Вот тут, что называется, попёрло. Семилетний пацан, не известно как, но чувствовал: когда надо ловить. Где именно на реке ловить. На что ловить.

И наоборот — когда на реку можно даже не выходить, всё равно лова не будет.

Смеявшиеся по началу (над пропадающим на берегу пацаном) соседи и другие рыбаки буквально через несколько месяцев стали относиться к Азамату с уважением, тем более, что все видели: улов он вялит сам, потом возле пивной на трассе продаёт желающим.

Когда семи-восьмилетний пацан, с кулаками мелочи, вечером забегал в магазин, односельчане с грустью наблюдали, как он покупает молоко, творог, кефиры, явно младшим брату и сестре. Украдкой при этом оглядываясь по сторонам и прямо в магазине съедая сдобную булку.

Часть денег у него потом дома регулярно отбирали пьяные родители (известно на что), но тут сельчане могли только развести руками: чужая семья есть чужая семья. Не вмешаешься.

До дикого капитализма в этом забытом цивилизацией углу было ещё далеко, потому народ был по большей части правильный (родители самого Азамата не в счёт). Пацана (и его брата с сестрой) поддерживали, как могли. Негласно. От прямых подарков Азамат всегда отказывался (хмуря брови и молча отрицательно качая головой в стиле деда-чеченца), но когда в том же магазине ему продавали домашнее молоко по цене вполовину от рыночной, он и знать не мог, что в Шыганаке как минимум несколько семей тщательно следит за ассортиментом магазина. Включая саму продавщицу, отпускавшую парню еду даже в долг (хоть и молодой акуле капитализма, но материнское Зауре было не чуждо. Да и сиротам помочь — святое. Хоть и сиротами эти дети были при живых родителях).

Попросивший Азамата однажды летом присмотреть в течение двух недель за малой отарой баранов отец Зауре, если честно, даже и не ожидал самого присмотра от парня: просто хотел подбросить пацану денег. А ребёнок, не смотря на возраст, уже имел волчий исподлобья взгляд плюс репутацию не берущего «за так» ни копейки.

Отъезд хозяина малой отары к родне затянулся вместо двух недель до полутора месяцев.

К удивлению отца Зауре, к его запоздавшему приезду, с баранами всё было даже лучше, чем если бы он их поручил поселковому малши (*1): парень, негласно опекаемый в магазине его дочери, оказался на редкость ответственным. И действительно, организовав сверстников, Азамат выполнил весь оговоренный объём работы. Не смотра на то, что этого от него никто и не ждал.

Честно говоря, эта отара семье самой Зауре и её отцу уже не сильно была и нужна: работы с баранами море, а кормила весьма неплохо коммерция. И тратить время на баранов было жаль (в грамм добыча — в год труды).

Но инерция, земля предков и наследство (баранами) — вещь такая. Пусть, как говорится, будут и гуляют…

Когда двое родственников пригнали во двор Азамата причитающийся за работу пяток баранов (суммарной стоимостью под три сотни долларов в те времена), плюс отсчитали прилюдно какие-то деньги национальной валютой, отец Азамата долго и задумчиво смотрел на сына.

После чего с утра исчез, прихватив часть денег сына и оставив записку, что переезжает к родне. А семью теперь прокормит и сын.

Мать исчезновения отца, по понятным причинам, даже не заметила, поскольку несколько дней пребывала именно в том самом «определённом» состоянии.

А Азамат наконец вздохнул спокойно: кормить семью он и сам уже мог, а вот аппетиты отца (и в еде, и в выпивке) наносили семейному бюджету ущерб гораздо больше, чем даже периодические визиты участкового (с которым отец уединялся в пристройке под звон стаканов и звуки песен. Уничтожая запасы консервов, делавшиеся Азаматом на зиму).

Мать, конечно, тоже была не доходной, а расходной статьёй; но она ела и пила не в пример меньше отца. Да и трезвые периоды у неё случались намного чаще.

То, что репутация — всё в жизни, Азамат понял тогда, когда владелец пивной на трассе всерьёз предложил пацану всамделишний контракт на поставку вяленой рыбы. Устно, под рукопожатие.

Который Азамат принял, здраво прикинув: жрать семье зимой надо. Эфемерная школа, куда требовалось ходить с десяток кэмэ (только туда, потом столько же обратно), никуда не убежит. А вот если он, самый старший мужчина, вместо походов на заработки, будет ходить в школу —… то уже через месяц на зиму не на что будет купить угля.

Подобный опыт в семье Азамата был, и повторения не хотелось.