Внутрь я вошёл только с ротмистром, который выполнял также роль моего адъютанта. Сопровождающий офицер провёл нас на четвёртый этаж, где находился кабинет графа Головина — по сути, моего подчинённого. Хотя прямо об этом нигде не говорилось, и сам Головин никогда этого не признал бы, он был обязан подчиняться начальнику столичной охранки, ибо именно я координировал действия жандармов по всей империи.
— Как добрались, Ваше благородие? — осведомился граф, пожимая мне руку. Он даже изобразил неубедительную улыбку, сам понял, что погорячился и тут же принял привычный суровый вид. — Мне доложили, что вы задержались из-за нападения эсеров. Надеюсь, никто не пострадал?
— У нас потерь нет, а про террористов этого не скажу, — ответил я. — Группа уничтожена. Пленных не брали, ибо на это не было времени.
— Ну, и слава Богу! — Головин мелко перекрестился и указал на кресло возле бронированного окна. — Прошу.
Я оценил этот жест. Он не стал пригашать меня занять место перед письменным столом, предназначенное для посетителей, чтобы не выглядеть начальником. Сев же возле журнального столика рядом друг с другом, мы оказывались в беседе на равных. И это снимало проблему субординации. А она была, ведь графу и так приходилось делать вид, что нет ничего унизительного в том, чтобы получать указания от младшего сына князя, да ещё и без родового Дара.
— Благодарю, — я опустился в кресло чуть раньше графа. Вежливость вежливостью, но нужно дать понять собеседнику, что я помню, кто кому отдаёт приказы. Вернее, рекомендательные предписания. Но суть от этого не меняется. — Да, это было уже второе покушение за то время, что я пытаюсь до вас добраться. Оба — такие же безнадёжные, как и все предыдущие. К счастью, у наших врагов нет ни средств, ни опыта для полноценной войны.
— Не скажите, Константин Юрьевич, — вздохнул граф. — Людей, поддавшихся красной заразе, всё больше. Какие бы усилия мы ни прикладывали, их число только растёт.
— Ничего, власть Его Величества ничто не в силах пошатнуть, — дежурно заметил я. Даже между своими нужно являть верноподданические чувства. Особенно между своими, если уж на то пошло. — И социалисты будут уничтожены так же, как в конце концов врачи искореняют любую заразу.
— Само собой, — охотно кивнул граф. — Куда им поколебать империю, если на троне помазанник божий?
Он тоже знал правила игры — иначе не поднялся бы так высоко и не задержался бы на должности. А Головин занимал пост вот уже двенадцать лет. И никакие акции, как называли покушения эсеры, не могли свести его в могилу. Он пережил их не один десяток — куда больше, чем досталось на мою долю. Пока, во всяком случае.
— Не хочу вас отвлекать, Степан Кузьмич, — сказал я, доставая из-за пазухи сложенные пополам документы и протягивая их начальнику отделения. — Вот предписания по поводу мер безопасности, которые надлежит принять к приезду в первопрестольную Его Величества. Здесь всё подробно изложено. Средства выделены и переведены на счёт вашего департамента.
— Как же, как же, получили, Константин Юрьевич, — кивнул Головин. — Ещё вчера. Премного благодарен. Расщедрилось казначейство в этот раз, ничего не скажешь.
— Я на вас полагаюсь. Меня на торжествах не будет, ибо имею особое поручение касательно главного помощника предводителя революционного движения.
— Ворона? — спросил граф.
— Его самого. Получены агентурные сведения о его местонахождении, так что готовится операция по устранению.
— Прямо сразу? Живым взять не хотите?
— Живым он не дастся. Но если повезёт, то, конечно, арестуем. Главное — есть информация, что он везёт списки завербованных армейских офицеров. Вот их нам и нужно изъять. Задача сложная, требующая моего непосредственного контроля.
— Понимаю, — кивнул Головин.
Он был доволен, что меня в Москве во время высочайшего визита не будет: сможет показать себя царю во всей красе.
— Так что вся Россия уповает на вас, Степан Кузьмич. Не подведите.
— С божьей помощью, — отозвался граф. — Сделаем всё, что в человеческих силах, чтобы уберечь Его Величество.
Я поднялся.
— Что ж, будем держать связь. Готовьтесь, время ещё есть. А у меня, простите, в Москве имеются личные дела, так что вынужден вас покинуть — намерен сегодня же отбыть назад в столицу.
Головин проводил меня до дверей лифта. По пути заверял, что беспокоиться не о чем, проклинал революционеров и удивлялся дворянам, проникшимся идеям о «справедливом обществе» — словом, вёл положенный человеку на его должности разговор.
— Берегите себя, Ваше благородие, — елейно сказал на прощанье Головин, преувеличенно сердечно пожимая мне руку. — Не дайте этим чертям вас убить! На вас сейчас вся Россия молится как на защитника!
Пришлось изобразить смущённую улыбку, чтобы замаскировать отвращение от такой откровенной лести. Впрочем, не могу винить графа: без лицемерия в высшем обществе карьеры не сделать.
— Благодарю, Степан Кузьмич. Но я свою роль знаю и себя над другими слугами отечества не возношу. Все мы стоим на страже и исполняем долг по мере сил и возможностей.
— Скоромность делает вам честь, — кивнул Головин. — Всего вам, Константин Юрьевич. А за Его Величество не извольте беспокоиться. Ловите Ворона, а мы уж тут отстоим.
Попрощавшись с графом, я покинул здание и отправился во дворец Орловых, где меня ждала самая неприятная часть поездки — оформление предстоящего брачного договора.
Пришлось ехать на другой конец Москвы. Особняк Орловых возвышался над бетонной оградой, величественный и мрачный — в первую очередь, из-за готической архитектуры, имитирующей средневековый замок. Перед воротами стояли два бронехода с пушками и ракетными комплексами на выпуклых спинах. Внутри обнаружился десяток охранников в кевларовых доспехах и шлемах. Вооружённый эскорт проводил наш кортеж до крыльца, где меня встретил престарелый дворецкий, похожий на бульдога.
— Ваше благородие, прошу за мной, — сдержанно поклонился он. — Василий Михайлович ожидает. Велено проводить сразу в кабинет. Вы ведь предупредили, что времени у вас будет немного, верно?
— Именно. Служба отечеству отнимает все силы, так что — увы — придётся сегодня же вернуться в столицу.
— Понимаю. Сюда. Могу я узнать, кто эти люди? — добавил он, взглянув на Тухачёва и Семёна Лейпца, юриста нашей семьи, которому предстояло проверить договор и убедиться, что в согласованный вариант не были внесены изменения без нашего ведома.
— Начальник моей охраны и семейный адвокат.
— Думаю, присутствие первого не понадобится, — вежливо улыбнулся дворецкий. — Могу я предложить вашему человеку отдохнуть с дороги в малой гостиной?
Я кивнул ротмистру.
— Подождите меня.
— Прекрасно, — дворецкий подозвал лакея, стоявшего в холле. — Проводи господина и позаботься, чтобы он ни в чём не знал недостатка.
Оставив Тухачёва, мы направились в недра дома. Идти пришлось недолго: спустя пару минут дворецкий впустил меня в приёмную, где за столом из красного дерева восседал графский секретарь — молодой парень в военной форме лейтенанта. Он лениво полировал ногти пилочкой. В углу с приглушённым звуком работал телевизор. Шли новости.
При нашем появлении офицер поднялся, бросив пилку на стол, и коротко поклонился.
— Ваше благородие. Валерий Рюмин, адъютант Его Светлости. Прошу меня извинить — я на секунду: доложу о вашем прибытии.
Вот уроды! О том, что я приехал, всему дому отлично известно, даже дворецкий сказал, что меня ожидают, однако секретарь ведёт себя так, словно я обычный посетитель. За такое неуважение надо бы вызвать обоих на дуэль, но мне это даром не сдалось. Поскорее был закончить дела и назад — в столицу.
Рюмин заглянул в кабинет, что-то тихо сказал и тут же распахнул дверь.
— Прошу, Ваше благородие.
Я вошёл в кабинет и увидел тучного мужчину в синем двубортном костюме, белой рубашке и чёрном шёлковом галстуке, заколотом бриллиантовой булавкой. Граф Орлов смерил меня цепким взглядом и коротко кивнул.