Еще больше, чем зюйд-вестовые штормы, судоходству в Канале мешали весенние и осенние туманы. Парусник, попавший в такую «прачечную», в любой момент мог ожидать столкновения. Когда в 1856 году клипер «Дж. Уильямс» неподалеку от устья Темзы в тумане ударил в борт колесный пароход «Мейнджертон», тот затонул через несколько минут. Парусник же с помятым штевнем дотянул до ближайшей гавани.
Однако в большинстве случаев стройные и изящные океанские парусники при столкновениях оказывались в худшем положении, чем пароходы. Так случилось и с «Пруссией» – одним из лучших парусных кораблей в мире. Этому пятимачтовику с 68-метровой средней мачтой и общей площадью парусов около 5560 квадратных метров в 1910 году в Канале британским почтовым пароходом «Брайтон» был нанесен боковой удар в носовую часть. Это ухудшило его маневренные качества, а скалы Дувра довершили его участь.
В 1912 году четырехмачтовый барк «Писагуа» столкнулся в тех же водах с паровым судном. В обоих случаях капитаны пароходов недооценили высокой скорости парусников.
Канал проявил вероломство и по отношению к тем немногим ветеранам парусного флота, которые плавали еще в 20—30-х годах XX века. Когда в 1931 году четырехмачтовый барк «Герцогиня Сесиль» с трюмами, наполненными австралийской пшеницей, огибал южный вход в Английский канал, он напоролся на скалы Девона. Целый месяц после этого полоскались клочья парусов на реях покинутого командой барка.
В былые времена «Герцогиня» входила в элиту океанских игроков с ветром. Тридцать четыре года оставалась она невредимой, пробиваясь сквозь пассаты, памперос, муссоны и тайфуны, не менее восьми раз во время «пшеничных гонок» от Австралии до Европы она первой приходила к цели, показывая при этом рекордные скорости до 360 морских миль в сутки!
В наши дни Ла-Манш представляет собой еще большую опасность для судоходства, чем прежде, так как плотность движения в нем чрезвычайно возросла. Зато два искусственных канала – Панамский и Суэцкий – способствовали тому, что оба смертельно опасньус мыса Атлантики – мыс Горн и мыс Доброй Надежды – перестали быть символами ужаса для большинства моряков, так как отпала необходимость их огибать.
Под облачным, угрюмым небом мыса Горн разыгрывались некогда наиболее драматические сцены схваток человека с морем. В XIX веке через этот грозящий бедами бурный угол Атлантики проходили две регулярные судовые линии. Одна из них состояла на службе у сверкающего золота Калифорнии, другая – у «вонючего золота» Чили, как называли тогда селитру.
Ни один капитан, огибая этот мыс, не знал заранее, сохранит ли он свой корабль. Среди матросов считалось высокой заслугой быть «мысгорновцем» – так называли тех, кто мог подтвердить, что он один или большее число раз огибал опасный мыс. И теперь еще «мысгорновцы» пользуются большим уважением, но их становится все меньше. Старая гвардия моряков-парусников вымерла. Теперь лишь немногие отчаянные смельчаки, играющие ва-банк с Нептуном, на крейсерской яхте или на маленькой шхуне «натягивают нос» этому ревущему штормами самому южному мысу Америки.
Для того чтобы обогнуть мыс Горн, большинству парусников требовалось от трех до семи недель. Правда, некоторым баловням судьбы это удавалось сделать за 10–14 дней. Счастье, если на корабле после этого оставалась хотя бы одна мачта.
Капитан Лемберг оставил следующие записки о своей службе корабельным юнгой в самом начале нашего столетия: «Я много читал в книгах о плаваниях под парусами вокруг штормового мыса Горн и пытался представить себе, как ревущие разрушительные валы, сопровождаемые хлещущими шквалами с дождем и градом, с дьявольской яростью перекатываются через палубу корабля, разбивая в щепки поваленные реи и поломанные мачты парусника, и как команда из последних сил качает помпу и выбрасывает обломки мачт за борт. Но о том, что существует такой ад, в который мы попали там в действительности, я не мог и подумать. Для того чтобы доподлинно описать неистовство моря, рев урагана и бешеную работу на корабле, у меня просто нет слов».
Лемберг описывает далее разрушительную ярость стихии, не пощадившей даже спасательные шлюпки, и продолжает: «Все люди целыми сутками были на палубе и работали как одержимые, чтобы предотвратить очередную беду. Лишь мы, судовые юнги, должны были оставаться внизу… Однако, когда стало настолько худо, что даже капитан Пандер уже почти не верил в благополучный исход, старший офицер, очень уважаемый всеми нами за свои выдающиеся моряцкие качества, крикнул нам через люк: „Юнги, все наверх! Посмотрите хоть, как вы потонете!“ Понятно, мы тотчас же поспешили на палубу, отыскали там более-менее защищенное место, сбились в тесную кучку и отдались на милость урагана, продолжавшего час за часом бушевать над нами. Этой ночи, которую мне никогда не забыть, казалось, не будет конца. Несмотря на ярость бури, разбитый корабль храбро держался… до тех пор, пока в предрассветных сумерках неистовство шторма наконец не стало утихать. Поставив новые паруса на оставшиеся мачты, мы легли на обратный курс и направились искать убежище в ближайший порт… В этот тяжелый сентябрьский день у мыса Горн потерпели аварию в общей сложности 42 парусника. Некоторые из них пошли ко дну».
Гамбургский корабль «Сюзанна» был одним из немногих, кому удалось тогда пробиться. Правда, на это ему потребовалось 99 дней. Хотя за эти три месяца парусник был сильно потрепан бурей, способности маневрировать он не потерял. Но то, что пришлось выдержать экипажу, не поддается описанию. Ледяной ветер, дождь, волны пятнадцатиметровой высоты и при этом постоянная работа на палубе, нередко круглыми сутками.
Вконец измученные, бледные от бессонных ночей люди, со стертыми в кровь от тяжелой работы руками и окоченевшими суставами то и дело бросали вопросительные взгляды на шкипера. Однако у него всегда был лишь один ответ: «Westward! – hо!» – «Вперед, на вест!» В конце концов этот старый «мысгорновский» возглас стал боевым кличем команды. В развернутом виде это должно было означать: «Только на запад: и если сам дьявол встанет на твоем пути, рассеки его пополам и плыви между двумя половинками!»
Снова и снова приходилось лавировать и приводиться к ветру и быть при этом чертовски осторожным: малейшая невнимательность при повороте оверштаг – и людям понадобится последний лоцман – на тот свет. Поворачивать фордевинд[04] здесь не отважился бы ни один капитан. С таким же успехом он мог бы просто пробуравить днище своего корабля.
Впоследствии капитан «Сюзанны» составил карту «танца» своей морской феи на шабаше ведьм перед 565-метровым, обдуваемым ревущими штормами базальтовым массивом мыса Горн. Пятьдесят пять раз за это время делали поворот и ложились на новый курс – поистине титанический труд команды, если учесть, какой изнурительной работы требует даже один-единственный парусный маневр, да еще при шторме и бурном море!
Как это ни парадоксально, но у дьявольского мыса на кончике Огненной Земли аварии иной раз происходили из-за безветрия. В подобную ситуацию попал в 1929 году корабль «Пиннас». После сильного шторма море продолжало клокотать, а ветер внезапно прекратился. В воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения. Это полностью лишило старый парусник способности сопротивляться бортовой качке. Мачты ломались, как спички. В конце концов волны загнали корабль на опасные рифы.
Больше всего корабли посещали мыс Горн во времена клиперов. Эти стройные и сверхпослушные корабли-аристократы превратили негостеприимный «ветровой люк» в регулярно проходимый отрезок межконтинентального морского пути. Когда клиперы сошли со сцены истории мореходства, эта штормовая преисподняя сделалась для мореплавателей столь же неинтересной, как пассаты. Однако предшествующего времени вполне хватило, чтобы устлать подножие страшного мыса телами кораблей. Большая часть клиперов, внесенных некогда в списки пропавших без вести кораблей, нашла свой вечный покой именно здесь.
