Кроме татуировки моряки обычно носили еще амулеты или талисманы. Такие же охраняющие человека свойства приписывались бороде. Бритье, ожесточавшее морские волны, считалось на корабле предосудительным. Моряк мог быть одет во что угодно. Он мог быть высоким или маленьким, толстым или тонким, старым или молодым. Он мог пять раз обойти вокруг Земли или всего только чуточку высунуть нос из Балтийского моря через Каттегат. Это было неважно. Все решали татуировка и борода.

Изображения бородатых мореходов встречаются на черепках старинных ваз и саркофагов времен начала мореплавания. Чтобы ветер не очень растрепывал длинные бородищи финикийских мореходов, они заплетали их в плотные косы.

Имеется около пятнадцати различных типов бород. Однако лишь немногие из них могли быть изобретены моряками, ибо большинство этих образцов мужской красы требует некоторой обработки бритвой, а на такую процедуру ползуна по вантам можно было уговорить разве что перед сходом на берег. Если у старых мариманов особой симпатией пользовались длинные бороды «снопом», то молодые парни и матросы средних лет время от времени подстригали буйную поросль волос на лицах: большая их длина мешала во время работы и еды.

Растительность над верхней губой в большинстве случаев становилась жертвой ножниц (отнюдь не бритвы!), ибо усы требовали ухода.

На висках матросская борода сливалась с волосами. Из соображений экономии времени многие матросы носили прическу, не требующую ни зеркала, ни гребня. Волосы можно было приглаживать руками, но в основном об этом заботился ветер. Специально обученный Фигаро на борт океанского парусника попадал чрезвычайно редко, поэтому его роль поочередно разыгрывали сами моряки. Для того чтобы волосы сзади были короткими и обрезанными в кружок, как это предпочитали матросы, на голову клиенту перед стрижкой надевался горшок: тут уж никакой перекос был не страшен. Парень, отличавшийся особой хваткой в стрижке, возводился в почетную должность внештатного корабельного цирюльника. Каждый стремился подстричь волосы только у него. И такой умелец не прогадывал.

Еще в XVIII столетии матросы были заражены модой на косички, в которые вплеталась просмоленная лента, оканчивающаяся шлейфом. Морские офицеры носили под своими треуголками парики.

Морские традиции по части стрижки и ношения бороды распространялись и на военные флоты. Однако офицеры требовали, чтобы матросы стригли волосы и бороды покороче. На американском военном флоте в начале прошлого столетия был издан приказ, гласивший, что в целях гигиены размеры бороды у моряков приравниваются к таковым у армейцев. Перед капитанами была поставлена весьма неблагодарная задача: наложить руку на собственную бороду, а также и на бороды прочего корабельного люда. Капитаны предчувствовали, что матросы скорее согласятся лишиться руки, чем бороды. И действительно, когда приказ был доведен до экипажей, дело едва не дошло до открытого бунта. Большего возмущения не могла бы вызвать даже отмена выдачи ежедневной порции рома. Повсюду толпились люди, раздавались слова ужасных угроз. Седобородые морские волки, с полным спокойствием воспринявшие бы известие о новой войне на море, услышав свист боцманских дудок на обмер бороды, приходили в крайнее возбуждение.

Когда на фрегате «Юнайтед Стейтс» были замечены первые признаки открытого неповиновения приказу (а у корабельных цирюльников к тому же ночью украли все инструменты!), капитан, будучи хорошим психологом, первым подал пример, позволив на глазах у собравшейся команды подстричь себе бороду.

Это произвело впечатление. Люди подчинились своей судьбе. Впрочем, за одним исключением. Как нарочно, самый старый и любимый всеми морской волк остался непреклонным. Он оправдывался тем, что корабль отделяло от базы всего несколько дней пути, а свидетельство о расчете (в связи с преклонным возрастом) было у него уже в кармане. Но, несмотря на это, капитан счел необходимым наказать строптивого бородача перед всей командой десятью ударами плети. Правда, перед экзекуцией была предпринята еще одна безрезультатная попытка склонить его к повиновению. После порки смутьян был посажен на хлеб и воду. Когда корабль пришвартовался к причалу, он спустился по трапу с гордо поднятой головой и развевающейся по ветру бородой с заплетенным в нее красным шнуром.

Но что стоил теплый нагрудник этого старого морского аса по сравнению с волосяной торбой до самых ног пирата Эдварда Тича, который носил кличку Черная Борода! В двухтомной истории пиратства, изданной в 1724–1726 годах, мужская краса этого карибского боевого петуха описана следующим образом:

«Борода его была черной, совершенно невероятной длины и начиналась от самых глаз. Он заботился о ней, вплетая в нее ленты, завивая ее, наподобие парика, в хвостики, которые закладывал за уши».

Это была не обыкновенная борода, а борода-чудище, борода-монстр, один вид которой уже действовал парализующе. И долго еще ужасала людей эта борода, пока не украсила собой кол, на который попала вместе с отрубленной головой Тича.

Из всех культурных растений для человека наиважнейшую роль сыграли хлебные злаки. Действительно, что было бы с человеком без хлеба! Но хлеб только насыщал его. Услаждали жизнь другие растения – от цветов, чарующих взор красками и формой, до виноградной лозы, дающей волшебный солнечный напиток.

Немаловажную роль сыграли и такие культуры, как картофель и табак, проделавшие на парусниках путь через «большой пруд». Когда отчаянные парни с кораблей первооткрывателей впервые ступили на землю Нового Света, ничто не озадачило их больше, чем диковинный обычай островитян «носить в руках раскаленные угольки благовонных злаков, из которых они сосут дым и от этого пьянеют». В другом месте Колумб говорит о маленьких тлеющих кореньях, дымом которых женщины наслаждаются так же, как и мужчины. Это были скрутки из листьев, называемых туземцами «табакко», которые они вставляли не в рот, а в ноздрю, вдыхали несколько раз испускаемый ими дым и затем выбрасывали.

Колумб не придал бы этой странной привычке никакого значения, не застань он однажды половину своего экипажа валяющейся на палубе в совершенно недееспособном состоянии. Оказалось, что матросы отобрали у индейцев их скрутки из листьев и попробовали сами. И хотя это непривычное занятие подействовало на них весьма скверно, они отвечали разгневанному капитану, что отказаться от «дьявольского злака» теперь уже не в силах. И примирившийся Колумб отмечает в своем дневнике: «Что за прибыль имеют они от сосания тлеющей трубки, не понимаю».

Итак, первыми курящими европейцами стали моряки, и именно среди них новое средство наслаждения нашло своих главных потребителей. Заботами морского витязя Рейли, основавшего в 1584 году в Северной Америке английскую колонию Вирджиния, в Европу попала первая курительная трубка. Лишь тогда табак стал «витамином души» для корабельного люда. Ведь моряк не мог в непогоду и ветер работать с зажженной сигарой или сигаретой из-за опасения вызвать пожар. Трубка способствовала победному шествию табака по свету.