В большинстве описаний морских путешествий авторы умышленно обходят молчанием одну тему – гигиену «парней с бака». Санитарные условия на корабле в течение столетий вызывали едкую усмешку каждого бытописателя. Правда, по корабельным правилам швабрить палубу всегда считалось совершенно необходимым, хотя бы для того, чтобы люди не болтались без дела. Однако мытье людей на корабле долгое время считалось занятием предосудительным. На галерах оно просто было запрещено, так как корабельное начальство боялось, что руки гребцов потрескаются от соленой воды и тем самым будет причинен ущерб «мотору», движущему весла.

На морских парусниках пресной воды всегда было в обрез. Использование ее для мытья расценивалось как преступление. Можно было только ежедневно слегка смачивать ею горло. В конце концов на кораблях восторжествовало мнение, что коль скоро морская вода не годится для питья, то она не подходит и для мытья тела. Ведь доказано, что солнце и ветер могут быть вредны огрубевшей коже лишь в том случае, если она обезжирена.

Во всяком случае редко кто из морских волков склонялся к идее помыться из ведра морской водой. Моряки вообще долгое время считались страдающими водобоязнью, поскольку они категорически отвергали купание в море и зачастую вовсе не умели плавать. От тех времен до наших дней сохранилась широко распространенная на многих судах примета: чистка зубов раздражает Нептуна.

Поскольку для бритья тоже нужна вода, отказались и от бритья. Тем более что на это не хватало и времени. Вот почему нигде бороды не разрастались столь роскошно, как на море.

Эти немытые и небритые люди ни днем, ни ночью не снимали своей робы. Она отмывалась немного лишь под проливным дождем на палубе во время выполнения срочных работ, таких, как замена поломанного рангоута или починка разорванного на куски паруса.

Лишь Джеймс Кук, очень много сделавший для улучшения условий жизни на корабле, впервые сумел провести кое-какие мероприятия по гигиене команды, что наряду с нововведениями в продовольственном снабжении решительно повлияло на снижение смертности среди его моряков. Одним из этих мероприятий было регулярное проветривание и приборка помещений команды. Кроме того, он дал людям возможность менять иногда одежду и разрешил использовать для просушки вещей большой корабельный камбуз с кирпичной печью.

Долгое время камнем преткновения были так называемые укромные местечки. Жизнь на море более благоприятна в смысле обмена продуктами диссимиляции с природой, чем жизнь на берегу. На кораблях нет помоек и ям для нечистот. Все идет прямо за борт. Искони для отправления нужды мореход усаживался на релингах, крепко держась за ванты. Случалось при этом иной раз, что люди срывались за борт. Поэтому испанцы в эпоху Великих географических открытий ввели на своих кораблях специальный стульчак, который подвешивался над релингами. Пользование этим открытым воздушным клозетом требовало мужества и ловкости. К тому же сидящий на стульчаке служил мишенью для насмешек своих неотесанных приятелей. В конце концов на кораблях стали строить отхожие места. Отдельно для команды и для офицеров. Их конструкция основывалась на принципе свободного падения. Отверстия выходили непосредственно в пространство под кораблем, и пользование этими гальюнами в штормовую погоду большого удовольствия не доставляло.

Не менее печальной славой пользовался зачастую и камбуз – корабельная кухня. «Комната страха» – таково было одно из названий, данных ему матросами, поскольку камбуз поистине представлял собой царство скверны.

Сооружение камбуза на корабле – затея сравнительно недавняя. В течение тысячелетий о нем не имели и понятия. Ведь пока господствовало плавание близ берегов (а в Европе так было вплоть до наступления эпохи Великих географических открытий), положено было каждый вечер приставать к берегу, где команде выдавался хлеб на ужин и завтрак. Исключения лишь подтверждают общее правило. На некоторых кораблях, конечно, уже и тогда могли быть небольшие кухоньки. О нефах крестоносцев говорится, что капитан и пассажиры высоких рангов столовались там на серебряной посуде. Надо полагать, что речь идет при этом о вареной, копченой или жареной пище. Остальные пассажиры довольствовались на обед лишь жидкой похлебкой, а вечером получали в придачу вино. Впрочем, им предоставлялись широкие возможности самообеспечения пищей.

Поразительно, что кока и камбуза не было и на судах Колумба. Ежедневной раздачей пищи, состоящей главным образом из сухого пайка: вяленого мяса, сала, сухарей, сыра, масла, вина, коринки (мелкого, черного, сушеного винограда) и других продуктов, занимались провиантмейстер, называемый также засольщиком, и баталер, ведающий бочонками с водой, вином и бренди.

Сухари были основной пищей на парусниках: на корабле не было печей для выпечки хлеба, а свежий хлеб быстро портился. Ломти сухарей зачастую были так тверды, что их едва удавалось разбить молотком. В зависимости от муки, используемой для их изготовления, сухари различались по виду и по вкусу. Английские были светлыми, так как выпекались из пшеницы и кукурузы. Моряки поговаривали, что в тесто подмешивалась также и мука из каштанов. Шведский «хрустящий хлеб» за свою твердость и конфигурацию – круг с дыркой посередине – получил название «оселок». Немецкие «кналлеры» («трескуны») выпекались из ржи и были излюбленным сортом сухарей у моряков.

Кроме того, имелись также особые, так называемые корабельные, сухари. Их называли также бисквитами, что по-французски означает: «печенные дважды».

Высушенное до предела, жесткое печиво, годами хранящееся на берегу в наших широтах, на корабле под действием постоянной сырости быстро плесневело или поражалось червями, невзирая на то, что держали сухари в больших жестяных банках или в плотно закрывающихся хлебных кладовках. От червей избавлялись путем повторного печения или размачивания.

Чтобы внести некоторое разнообразие в приевшуюся пищу, матросы растирали сухари в крошки, смешивали их с салом и сахаром и разбавляли все это водой. Получалось сладкое кушанье, название которому дали довольно диковинное – «собачье пирожное».

Первоначально на корабле редко варили пищу. Чтобы ежедневно выдавать на обед хоть немного горячей еды, на кораблях первооткрывателей был сооружен открытый очаг с кирпичным подом, засыпанным песком. В гигантском котле, подвешенном над ним, варилось одно блюдо из гороха, чечевицы, перловки, бобов, риса – китайской пищи или проса и солонины. Проваривалось как следует это кушанье довольно редко.

Команда была разделена по бачкам. Во главе каждой такой группы был бачковой. Он получал для своего подразделения недельный рацион пищи и ежедневно к обеду выделял каждому соответствующую долю. Он же отвечал за варку обеда для своей группы.

Создание камбуза нисколько не улучшило качества пищевого довольствия. Посередине этого зловонного помещения стояла кирпичная плита, вокруг которой ходили по посыпанной песком дорожке. На остальной площади размещались грубо сколоченные кухонные столы, колоды для рубки дров и разделки мяса, бочки и баки, котлы, полки с горшками, поленницы дров, мешки и другие кухонные атрибуты. Все это настолько загромождало камбуз, что кок едва мог там повернуться.

В подавляющем большинстве случаев и на камбузе для команды также готовили всего одно блюдо. Иное решение проблемы довольствия столь большого числа людей при таких малых возможностях кухни было немыслимо.

Кок на парусном корабле был фигурой одиозной. Пренебрежение к нему выражалось множеством «нежных» прозвищ. Камбузный жеребец, отбивной адмирал, ветчинный принц, сальная тряпка, кастрюльный комендант – вот далеко не самые неблагозвучные названия из этого перечня. Это отражено и в тексте шэнти «Самый лучший кок», где в уста корабельному коку вложена следующая автохарактеристика: