POLARIS

ПУТЕШЕСТВИЯ ^. ПРИКЛЮЧЕНИЯ ^. ФАНТАСТИКА

CCCXCVI (396)

Товарищ Ким быстро и зорко осмотрел зал заседаний, красную китайку на столе, сосредоточенные лица наркомов, на которых читались следы недавнего, внезапно прерванного сна. Его взгляд остановился на мраморной голове Ленина на фоне бархатных флагов.

Наркомы, наскоро поправляя одежду и гремя стульями, озабоченно занимали свои места. На всех лицах был немой вопрос: «В чем дело? Почему в столь позднее, неурочное время?»

Товарищ Ким поднялся:

— Чрезвычайное заседание Совета Народных Комиссаров считаю открытым.

Все глаза напряженно обратились к нему.

Он выдохнул:

— Товарищи… Всем вам известно, что вчера в полдень мы направили Лиге Наций нашу ультимативную ноту. На ответ мы дали 96 часов. Но ждать четыре дня нам не пришлось. Ответ мы только что приняли по радио.

По комнате от вздоха двадцати человек прошел тихий шелест и смолк.

Голос Кима зазвучал высоко и звонко:

— В ответ на наш ультиматум капиталистический мир объявил нам войну…

Минута мертвого молчания показалась Киму вечностью. Он внимательно осмотрел взъерошенные головы наркомов, силясь прочитать бешено скачущие за неподвижными, окаменевшими лицами мысли.

— Мы были готовы, товарищи, к этому ответу… — твердо начал Ким.

— …но все же надеялись, что он будет не таким… — договорил кто-то.

Спрятанные за бесстрастными лицами мысли сразу прорвались, как наводнение, и, ударившись о мраморный постамент бюста вождя, гулко отразились десятками голосов от красных стен зала заседаний.

Ким не вмешивался. Он только наблюдал за говорившими и умело ловил взглядом общее настроение.

— Это есть наш последний… — раздалось с другого конца стола.

Тогда Ким сказал:

— Вы верно заметили, товарищ, — бой этот обязан стать последним, — и добавил: — Обмен мнениями считаю излишним. Открываю заседание Совета Труда и Обороны.

В дверь властно постучали…

Владимир недовольно нахмурился и раздраженно хмыкнул. Он только что вернулся с работы и собирался отдохнуть. Не меняя удобной позы, он буркнул:

— Ну…

Дверь скрипнула. В полосе света, протянувшейся из прихожей, появилась знакомая фигурка. Девушка обычно стучалась ласково и деликатно. Необычный стук сбил Владимира с толку. Он прищурился и неуверенно спросил:

— Это ты, Гайя?

В полосе света, протянувшейся из прихожей, появилась знакомая фигурка.

Она щелкнула выключателем. Комната вспыхнула ярким светом. Решительными, незнакомыми шагами пересекла комнату и села на диван. И лишь тогда ответила быстро и серьезно:

— Да, это я, Влад!

Затем медленно осмотрела комнату, будто впервые ее видела — на миг останавливая взгляд на каждой вещи и пристально ее рассматривая. Такое поведение было для нее совсем необычным.

Владимир удивился:

— Что с тобой?

Гайя наконец посмотрела и на него.

— Я переезжаю к тебе, — сказала она твердо и радостно.

Владимир не успел выразить изумления. Она быстро подошла и ласково положила руки ему на плечи. На этот раз ее голос прозвучал мягко и взволнованно:

— Я буду матерью, Влад…

В мальчишеском сознании Владимира фейерверком рассыпались сотни картин. Он — отец? Смутные и непонятные поначалу образы становились все более определенными и привлекательными. Оторопь неожиданности сменилась ясностью. До него наконец дошло все значение слов Гайи. И вдруг опротивело холостяцкое житье, нестерпимо захотелось быть мужем, отцом.

Тем временем Гайя говорила:

— Я проходила по городу, видела детские дома. Невольно я заглядывала в каждое окно и безумно радовалась каждой маленькой рожице. Ведь скоро, очень скоро и у нас будет ребенок… Каким ты стал мне родным! Наша жизнь наполнилась новым смыслом…

Назойливо и неприятно зазвонил телефон. Владимир кинулся к трубке.

— Алло… Да… Владимир.

Гайя крепче прижалась к нему:

— Влад!

Приклеившись к трубке, Владимир коротко бросил:

— Гайя, встань. Возьми карандаш и бумагу. Пиши. Шифрованная телефонограмма…

Руками, дрожащими от нервного напряжения и прерванного наслаждения, Гайя быстро записывала странные, неизвестные слова.

— Все. Я сейчас достану шифр. Отвернись. Ты не имеешь права знать, где он спрятан.

Владимир повесил трубку, поспешно расстегнул куртку и достал небольшой бумажник, а из бумажника листок с ключом к шифру.

Минуту спустя странные, непонятные знаки превратились в строку стремительных букв, а буквы сложились в слова.

— Я ухожу, Гайя. Прости, но меня вызывают на внеочередное дежурство к аппарату. Вызов секретный. Ты никому не должна говорить, куда я пошел.

Гайя оборвала невольный вздох.

— Мы увидимся только завтра вечером, после работы. Прощай.

— Всего хорошего.

Владимир вышел.

Над городом распростерлась ночь. Сердце Донбасса спало. Ночную темень прорезали только пятна уличных фонарей и отблески далеких домен. Владимир закурил, плотно застегнул кожанку и нырнул в темноту. Брусчатка мостовой несколько минут отбивала его быстрые шаги, которые все удалялись…

В верхней, закрытой части здания глухо гудел главный приемник.

Радиостанция, как всегда, сияла огнями.

В конторе ждал инспектор. Он пошел навстречу Владимиру:

— Хорошо, что вы так быстро. Радио не ждет. Пришлось вызвать вас вне очереди — вы у нас лучший слухач[1]. А дело очень серьезное. Сейчас же идите в шифровальную.

— Что я должен принимать?

— Внеочередное, чрезвычайное заседание СТО.

За коваными дверями секретного отдела кипела своя удивительная, тайная жизнь. Однообразно бормотал приемник, сухо потрескивали, вспыхивая синими огоньками, быстрые искорки. Помощник сращивал провод. Дежурный, передав Владимиру металлические наушники, продолжал торопливо записывать последние слова принятой радиограммы.

Владимир быстро сбросил кожанку, засучил рукава и, пока помощник поправлял у него на голове наушники, аккуратно разложил бумагу, карандаши, перочинные ножики, готовясь к стенографической записи. Затем уселся поудобнее и включил ток.

Именно в эту минуту товарищ Ким, открыв заседание СТО, предоставил слово главному инженеру.

— Я буду говорить кратко и много времени у вас не отниму. Задача моего короткого доклада, — осветить степень готовности наших вооруженных сил и наши военные возможности, — начал главный инженер.

— У вас для этого всего 15 минут, — поторопил его товарищ Ким.

— Итак, прошу внимания. За период, прошедший с Октябрьской революции и до сегодняшнего дня, мы все наши силы, несмотря на неизбежность войны с буржуазным миром, бросили не на вооружение советских республик, как следовало бы ожидать и как поступили буржуазные государства, а на восстановление и улучшение нашего хозяйства, справедливо полагая, что именно этим мы победим. Чем лучше развивается наше хозяйство, тем сильнее мы на мировой арене. Впрочем, с помощью добровольных общественных организаций, которые немало способствовали и возрождению советского хозяйства, — прежде всего Авиахима, — государство в последние годы сумело уделить внимание также военной технике. Чтобы точно выявить нашу боеспособность, следует разделить вопрос на две части. Во-первых, наши наступательные возможности, и во-вторых, возможности оборонные. Что касается наступательной боеспособности, то при всех наших технических достижениях мы ни по количеству, ни по качеству военной техники не в силах выстоять против буржуазного мира. Наше главное преимущество заключается в системе организации Красной армии — армии классовой и сознательной. Завтра в бой могут пойти 50.000.000 человек — физически здоровые коммунисты, комсомольцы и организованный пролетариат.