Отговорившись какой-то чушью о том, что ему срочно нужно показать деревенские достопримечательности своей давней, хорошей, лучшей в мире подруге, Ланн недвусмысленно потянул Сайдири за рукав, однако Адала строго напомнила, что невежливо уходить, не представившись.

— Меня зовут Ясмин, — улыбнулась командор и вежливо поклонилась перед тем, как уйти. Называть деревенским настоящее имя было бы крайне неосмотрительно с ее стороны, здесь его слишком многие помнят.

Стараясь больше не встретиться ни с одним болтливым соседом, Ланн быстро пробирался сквозь толпу приезжих в надежде выбраться оттуда как можно скорее.

— Тебе нравятся цветы? — на ходу спросил он. — Я думал, ты их ненавидишь.

— С чего ты взял? — рассмеялась она. — Их в пустыне не очень-то много, и цветущее дерево — это чудо, при виде которого следует прервать любое путешествие, заварить себе чаю и любоваться видом до тех пор, пока солнце не сожжет последний лепесток. Обычно ждать приходится недолго.

Ланн остановился, как вкопанный, так что ей пришлось остановиться тоже. Во-первых, он сделал такой вывод, потому что видел, как она приказала выбросить сотни алых цветов. Во-вторых, это была не она, а в-третьих…

— Что? — вскинула брови она, как только Ланн развернулся и посмотрел на нее.

— Когда ты в последний раз смеялась, тебя суккуба подменила.

— Хм, — улыбнулась она и бросила взгляд на толпу веселящихся людей, — могу доказать, что это не так, но придется сначала уйти отсюда.

— Звучит совершенно не подозрительно.

— Когда ты стал таким параноиком?

Где-то между лезвием ее ножа и логовом демонов, например? Когда даже отдохнуть под деревом нельзя спокойно без того, чтобы огромная туша с гигантской алебардой не попыталась разрубить его пополам? Да он даже во время войны таким дерганым не был!

— Ты издеваешься, да?

— Да, есть немного, — подняв руку к затылку и запустив пальцы во вьющиеся волосы, смущенно подтвердила она. — Ты сердишься? Я просто отвратительно шучу. — Она подняла на него блестящие черные глаза и толпа вокруг просто перестала существовать. — Если бы я хотела тебе понравиться, что бы мне нужно было делать?

А что, так можно было? Просто взять и спросить? И не пытаться воспроизвести какое-то подобие местных ритуалов, о которых ты понятия не имеешь, и ночей не спать, панически боясь, что это не сработает? Обалдеть!

— А-э… — растерянно протянул он. — Ничего.

Но это неправда. Ему нужно чертовски много — ему нужна вся ее жизнь! Для женщины, которая провела десять лет в попытках ни к кому не привязаться это может быть слишком.

— То есть… ты могла бы делать то же, что и всегда… мы могли бы охотиться вместе. На кого-нибудь, знаешь, покрупнее кабана, — нервно усмехнувшись, он мотнул головой на запад, туда, где остался храм Паллары, и почувствовал, что в легких не хватает воздуха. — И ты — ох — могла бы как-нибудь остаться на ужин. И, может, помочь мне его приготовить. И я был бы счастлив, если бы однажды, когда ты действительно захочешь, ты решила остаться навсегда.

— Хм, — протянула она, очень серьезно обдумывая услышанное. — Думаю, я справлюсь.

* * *

На то, чтобы Зимнему Солнцу больше не требовалось их постоянное присутствие, пришлось потратить полтора года, причем первый год ушел на то, чтобы Ланн приучился не помогать людям слишком сильно. Оказалось, что это непросто! Проблемы селения не нужно было решать, как десять лет до этого делала командор, нужно было сделать так, чтобы люди решали их сами. А для этого они должны были получать по морде от заезжих разбойников до тех пор, пока не задумаются о том, что им нужно учиться сообща обороняться.

И после очередных гастролей дрезенских бандитов, которым не жаль потратить три дня, чтобы добраться до деревни и вынести последние пожитки из домов, где отпор даст разве что три-четыре охотника, деревенские собрались и решили, что с них хватит. Ополчение было организовано в кратчайшие сроки, и не в последнюю очередь потому, что недалеко от деревни вдруг обнаружился довольно обширный склад оружия, к которому женщина по имени Ясмин не имела абсолютно никакого отношения. Зато она могла руководить обучением, но только время от времени, потому что все еще много внимания уделяла торговле, а деревню навещала только ради одного рогатого охотника.

И когда деревенские наконец-то начали бить бандитам морды, а не наоборот, Ланн смог отправиться в путешествие вместе с ней. По возвращении Ясмин осталась в его доме насовсем. Следующим летом они поженились.

Кроме демонов земли Язвы были богаты и другими диковинными существами, но все же самыми опасными и многочисленными всегда оставались люди. Раз в несколько недель приходилось осматривать опасные места вроде Пещер Темной Воды, чтобы ни один искренне увлеченный исследователь не раскопал то, что там сокрыто. Дрезен, по сравнению с остальными селениями, всегда оставался огромным муравейником, в котором что-то да случалось, так что его приходилось посещать чаще всего.

Отмахнувшись на рынке от мальчишки-тифлинга лет семи, который пытался срезать ее кошелек, Ясмин тут же забыла о нем, но через две недели он попытался сделать это снова. А затем еще раз. И еще. Неудачи его не останавливали, ругань не пугала, тюрьма не грозила. И это не было нормальным поведением уличной крысы: Ясмин точно знала, что всегда лучше найти новую жертву, чем испытывать судьбу там, где раз за разом не везет. В следующий раз она схватила его, чтобы узнать, какого черта он делает, но мальчик заорал так громко и пронзительно, что обернулась вся площадь. Пришлось отпустить и еще через две недели иметь с ним дело снова. С тем же успехом.

— Я видела таких. Он не говорит не потому, что не может, а потому, что не умеет. Даже если учить такого, все равно останется идиотом…

Противостояние могло бы длиться годами, но однажды Ясмин просто позволила ему стащить кошелек. Отбежав от них метров на десять, мальчик оглянулся и понял, что они видят его и не собираются преследовать. Такого грандиозного разочарования на детском лице Ланн не видел никогда в жизни. Парень выглядел так, будто его оскорбили в лучших чувствах.

Тем же вечером в кустах около лагеря, который они разбили на ночь, послышался шорох, а затем оттуда вылетел кошелек и приземлился прямиком в котел, который Ланн только что снял с огня. Выругавшись, Ланн только и успел заметить, что блестящие угольно-черные глаза прежде, чем мальчишка сорвался с места и скрылся в лесу. Ланн повернулся к своей жене.

— Легко не будет, — вздохнула она.

— Напомни, когда было легко? — вытаскивая промокший кошелек из похлебки, спросил он. — Потому что я явно пропустил этот момент в своей жизни.

Мальчишка напоминал скорее дикого зверя, чем ребенка. Он пришел за ними в деревню, забрался в дом и облазил его вдоль и поперек. Он засыпал там, где застала ночь, и панически боялся кровати, которую специально для него поставили в новой комнате на чердаке. Ясмин просто накрывала его одеялом там, где он спал, даже если он спал у порога, как собака. Он отказывался снимать свои лохмотья, так что в конце концов она запихнула его в кадку с водой одетого, потому что помыть его иначе было невозможно.

Через пару месяцев мальчик готов был делать все, что говорит Ясмин, он замирал, когда она гладила его по волосам, которые после пары банных дней оказались вовсе не черными, а огненно-рыжими, и боялся даже дышать. Но стоило Ланну протянуть к нему руку, он срывался с места и убегал так далеко, как только мог. Ясмин каждый раз уходила за ним и приводила обратно грязного, голодного и такого же дикого.

— Он боится меня.

— Не тебя.

Может, мальчик и правда видал мужчин и пострашнее, да только любые попытки наладить с ним общение оканчивались полным провалом. Ланн вырезал для него солдатиков из дерева, как когда-то делал его собственный отец — мальчик швырял их в стену. Ланн пытался заинтересовать его стрельбой из лука — тот не подходил даже близко и, рассказывая ему что-то, Ланн чувствовал себя просто глупо.