— Это там тоже есть, — подтвердил Дарио.

— Статья при тебе?

— Да. Я не стал отсылать по почте. Все на флешке.

Марко указал Дарио на ноутбук. Тот на ходу полез в карман джинсов и, оказавшись у стола, плюхнулся на кожаный стул.

Марко все сидел, наблюдая за тем, как Дарио кликал по тачпаду. Коротко стриженный парень чуть за двадцать пять с небольшим шрамом на брови, одетый в черную майку и накинутую сверху бордовую рубашку в нелепый цветочный принт, казался странноватым на фоне массивного стола из темного дерева, шкафов из того же материала, пары кожаных кресел и дивана. Ничего из обстановки не кричало о чрезмерной роскоши, но итальянское качество от лучших мастеров чувствовалось сразу.

Марко мало кого допускал в свой кабинет дома, но на первую реакцию тех, кто все-таки переступал его порог, сразу обращал внимание. Некоторых сразу одолевала зависть, а их жажда власти тут же вспыхивала в глазах, кто-то восхищался, кто-то чувствовал себя неуверенно, но Дарио казалось не трогало ничего.

В свой первый раз он спокойно вошел, с праздным любопытством осмотрелся и сразу принялся слушать. Его не интересовала борьба за власть, роскошь, уровень доверия.

Марко казалось, что Дарио вообще плевать, где говорить с ним: в кабинете или в каких-нибудь доках. У него явно была четкая уверенность, что раз Марко так возился с ним, чтобы вернуть в Неаполь, то он этого достоин. Нет излишнего трепетания, излишней дерзости, попыток казаться круче или показного уважения.

Кажется, Дарио в любых обстоятельствах оставался просто собой. Выказывал уважение, не унижая при это себя. Они работали вместе уже несколько месяцев, и Марко ни разу еще не пожалел о сделанном в его пользу выборе.

— Вот, смотри, — вставая с кресла, сказал Дарио. — Писанина Умберто. — И снова эта неприязнь.

— Не любишь журналистов? — усмехнулся Марко, садясь в кресло.

— Да. И священников, — невозмутимо хмыкнул Дарио и с большей горячностью продолжил: — Первые лезут в каждую щель, а вторые живут в своем мирке и ссут в уши с блаженным лицом. Что хуже. Журналисты хотя бы не учат жизни, строя из себя святош.

Марко усмехнулся, подумав, какой священник так нагадил в жизни Дарио, но вопрос оставил при себе. Сейчас главное — это разобраться со статьями, обещающими проблемы.

Дарио обошел стол и уселся в кресло, молчаливо ожидая. Марко вернулся к статье, пытаясь прикинуть, сколько времени у него есть, чтобы минимизировать ущерб.

— Я взял тебя как капо, — заговорил Марко и, оторвавшись от экрана, тверже продолжил: — но мне нужно, чтобы ты сейчас был с Лукрецией.

Марко замолчал, ожидая, пока Дарио поднимает голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Вскоре это произошло. Кажется, слова его не удивили. Наверное, он ожидал, что одной поездкой дело не закончится. Да и наверняка помнил разговор перед возвращением в Неаполь.

За верность и хорошо сделанную работу Марко, наверное, обещал самую высокую награду, которую когда-либо давал. Но и дал понять, что возьмет за это сполна.

— Она будет в восторге, — саркастично усмехнулся Дарио, видимо, вспомнив что-то, пока они ехали из Монтальчино в Неаполь.

— Это уже не твоя забота, — заметил Марко. — Если захочет что-то сказать, то пусть обращается напрямую ко мне.

Дарио кивнул, провел пальцами по подлокотнику кресла, о чем-то задумавшись.

— Мне держать ее подальше от Бартоло? — серьезнее спросил он.

Услышав вопрос, Марко вдруг подумал, что уже немного устал от того, сколько места в его жизни занимал Бартоло. Сначала предвыборная гонка, теперь еще и возвращение Лукреции. И дальше явно будет лишь хуже, но деться от этого никуда нельзя.

— Нет, мне это не нужно, — ответил Марко, снова переведя взгляд на статью. — Лукреция сама должна понять, что с Бартоло ей не будет счастья. Какой он человек. И поймет уже скоро. Я же не хочу, чтобы ее использовали в этой предвыборной гонке, в такой грязной игре. Она влюбилась. Все закончилось плохо. И незачем все делать еще хуже.

Дарио чуть нахмурился, видимо, пытаясь что-то понять. Марко взял паузу, давая ему время, и вернулся к статье. Но мыслей было уже слишком много и читать не было желания. Пусть кандидатов было пятеро, все понимали, что основная гонка развернется между Витторио Бартоло и Филиппо Дионизи, на которых и был акцент.

— Как скажешь, — согласился Дарио. — Буду следить за обстановкой.

Марко одобрительно кивнул, а его взгляд упал на ноутбук.

— Умберто, — продолжил Марко, закрыв крышку ноутбука. — Предупреди его, чем может закончиться его работа. Только один раз. Не послушается — разберись, чтобы о нем больше не было слышно.

— Понял, — кратко ответил Дарио.

— На этом все, — закончил Марко. — Привези завтра Лукрецию в ее галерею в Поззилипо. Мы обсудим свои дела.

— Ладно, — невозмутимо произнес Дарио, поднимаясь с кресла.

— И спасибо, — поблагодарил Марко, когда Дарио уже стоял в дверях.

Тот затормозил, обернулся и растерянно посмотрел на него, словно взвешивал собственные мысли, пытаясь понять, стоит ли спрашивать.

— Говори, — твердо произнес Марко. — Лучше сейчас решить все и ответить на все вопросы. Что у тебя на уме?

Дарио сделал несколько шагов вперед. Марко заметил, что это было медленнее обычного, словно Дарио выигрывал себе время для обдумывания.

— Если откровенно, — заговорил он с вопросительной интонацией, хотя Марко давно уже понял, что это не способ спросить разрешение, а извинение, если что-то прозвучит грубо: — я не очень понимаю суть ваших отношений, и это немного напрягает и мешает правильно расценивать возможные ситуации.

Марко выслушал Дарио и подумал, что его растерянность можно понять. Статус Лукреции прояснил бы, нужно ли закрывать глаза, если между ней и Бартоло снова что-то вспыхнет в безопасной для репутации обстановке, или это недопустимо, но, кажется, не было слов, чтобы емко объяснить его. Забота о ней противоречила тому спокойствию, с которым он относился к ее роману с Бартоло.

— Знаешь это чувство, когда ты видишь женщину, говоришь с ней и вдруг понимаешь, что она для тебя? Ее взгляды, мышление, образ жизни перекликаются с твоими, и ты понимаешь, что она будет твоей женой? — внимательно следя за реакцией Дарио, спросил Марко.

Тот на миг будто ушел в свои воспоминания. На лице появилось странное выражение спокойствия и горечи, которое с каждой секундой будто бы поглощало его. Марко казалось, что Дарио сейчас не с ним, не здесь, а где-то в другом месте. И он даже догадывался в каком.

— Думаю, понимаю, — с горечью ответил Дарио. Его взгляд стал еще более разочарованным. Будто он пребывал в хорошем сне, но будильник нагло выдернул его оттуда, вернув в менее приятную реальность.

— Лукреция еще не готова к браку. Даже к отношениям со мной. Но в конечном итоге она все равно станет моей женой. Мне все равно, какие отношения она строит до того, как мы будем вместе. У всех они были. Но я не хочу, чтобы интимные подробности этого были везде. Это хватит тебе в качестве ответа?

Дарио так и казался застрявшим где-то между сном и реальностью. Сам Марко вдруг тоже поймал фантом прошлого: Монтальчино, вилла Монтенелли, солнечный июньский день, женщина, которую он сможет любить и уважать, которая примет его роль в семье со всеми вытекающими.

— Более чем, — твердо ответил Дарио и вышел.

Марко услышал хлопок двери и продолжил на нее таращиться. Перед предстоящей встречей не следовало окунаться в воспоминания, но было уже поздно. Он как будто бы разбередил старые раны, но ощущал от этого лишь горечь от невозможности иметь сейчас ту гармонию, которую видел в будущем. До которой надо дойти сейчас, позабыв о раздражении, которое вызывал Бартоло, стоило лишь подумать о том, какое место он занял в жизни Лукреции.

Первостепенное — посадить его в кресло мэра. После этого он разберется с остальным.

Позже он уже ехал в Вомеро. За окном машины виднелись холмы, которые казались необычными у побережья. Милые улочки с ларьками, где торговали уличной едой, и популярные рестораны. Ларьки с сувенирами и дорогие бутики. Вомеро сочетал в себе средний и высокий класс. Не такой роскошный, как Поззилипо, не такой бедный, как Секондильяно. Именно поэтому семья Бартоло переехала сюда. Кандидат в мэры не должен отбиваться от народа, но должен помнить, что он мэр.