Я прикрыла глаза. И эта бессовестная я из прошлого хотела, чтобы он ушёл⁈ Вот сука! Ничего она не понимает. Я бы всю жизнь так…

— Постой, а откуда Эрик узнал о… — подняла голову я, — они с милой Террой спят в одной комнате? Это же…

Взрыв!

Я неожиданно для себя вжалась в мужчину, хотя в голове было только — быстро развернуться и защититься самой. Настолько доверяю? Что за чушь!

По барьеру ударило несколько камней. Виктор сел и вытянул руку. Купол от неё рванул вперёд, предупреждая последующие удары и гася тот, что уже произошел.

— Не смотри, нежная, — остановил мой поворот головы он, — там картина не для тебя, — он легко, но очень недовольно поднялся с моей тушкой на себе и направился на выход.

Он даже непрозрачным барьером мне вид закрыл! Что там, господи? На что мне нельзя смотреть? Кишочки? Кровишку? Разорванное тельце? Так она же сама тупая туда полезла — сама знала, а значит и виновата сама. Чему там сочувствовать? Так бы подошла, доложила о кое-чьих кривых мыслишках и была бы сейчас с чистой совестью, душой и телом. А не… м-да. Люди.

— Аграрх, — призвал мириду Витюсичек, — глаза на леди. Я на секунду.

Меня поставили на пол, выбрав место с чистым ковром, а после направились в сторону соседней комнаты, у двери которой стояли две уже осознавшие уровень пиздеца тени.

— Отец, ты не так… — пропищал Эрик.

Я почапала за его спиной.

— В комнату, живо, — ледяным тоном для предобморочной Терры.

— Не надо! — рванула к закрывшейся двери я, — Виктор, я знаю, что ты задумал. Виктор, солнышко, — последнее слово вышло плаксиво.

Я открыла дверь и залетела в спальню леди.

— Расследование! — объявила для скрестившего руки на груди очень недовольного мужа, — могу провести я. Я умею! Честное висталочье! Знаешь, как ловко я в Гнезде искала недоеденное печенье у младших, м?

Под подушкой или матрасом — другого не дано. К слову — сироп они сами потом отстирывали, бузючки.

— Пожалуйста, — состроила милое лицо, — я уверена, что это была не она.

Ой, какая мерзкая ложь. И как же он это ненавидит — за секунду глазки посерели, а ноздри раздулись. но после:

— Комната за стену от меня. Вещи перенесут слуги завтра, — послал он меня, направившись в коридор.

Второй жене не было сказано ни слова. Её круглые глаза и опущенные вниз уголки губ выдавали её страх.

— Идиотка, — прошипела мне леди.

Я пожала плечами.

— Я потом отомщу, — улыбнулась ей.

— Кинешь в меня за завтраком кашей? — бросила она вдогонку мне печально-насмешливое.

Я прикрыла за собой дверь и добежала до Викторчика. Суровый такой сейчас. Недовольный, как крокодильчик выплывший из болотца.

— Она всегда была для тебя идеальной женой, — зачем я начала этот разговор? — молчала, когда было нужно. Практически постоянно. Любила тебя. Терпела то, что не должна была. Ступала по твоим правилам, — тут он закатил глаза, — вечно сидела в своей половине замка. Была удобной, — я выдохнула, — а т-ты… ты хоть раз в жизни спрашивал «как она»? Что она чувствует? Плохо ли ей?

Он был настолько безразличен, что мне этот разговор показался таким же продуктивным, как с любым деревом в здешнем саду.

— Тебе плохо, Элли? — неожиданно внимательно оглядел меня мужчина.

Я сперва опешила. И только через несколько шагов смогла покачать головой.

— Я счастлив, — подал руку, чтобы помочь подняться по ступеням он.

На этом наш разговор был окончен. Я пыталась хоть что-нибудь понять, а он был безэмоционален, даже держа меня за руку крепко и надёжно.

— Комната, — указал на открытую секундой ранее дверь он, — здесь ничего опасного нет.

Я поднялась на цыпочках, чтобы запечатать на его губах поцелуй. Ответа не последовало.

— Ничего опасного, кроме меня, — когда уже дверь была закрыта, — портал, так портал.

Меня ждали сигнальные светильнички.

— Живот вырос до размеров… — я хмыкнула, — неспелой дыньки, — паяльник в моей руке ненадолго застыл, — мои симптомы и развитие плода соответствуют пятой неделе, — усмешка, — наш папочка оказался настолько щедрым на энергию, что я не знаю куда её девать, честное висталочье! Хм. Может ему тоже некуда? — голова упёрлась в ладонь, — как перекрыть поток? М-да. Не спать с ним вообще — не вариант. Как я иначе буду вгонять в него зависимость? — я выпрямила спину, — он, к слову, сам в неё активно рвётся, и я в какой-то мере могу собой гордиться, однако… Элли, это же не созависимость, правда? Мы с тобой слишком умные для этой хрени! Вот. Так что никаких любовей. Мы самостоятельные и вообще…

Лоб упал на стол.

— Я его не люблю, — пробормотала, — не-а! Он просто милый и хороший. Но, — я вскинула голову, — Но! У него куча недостатков! Упрямство и своенравность, например, — утвердительный кивок, — особенно, когда он меня к кровати упрямо… блять, Элла! И чего тебе не сиделось под юбкой? Забыла, как всё всегда тяжело с мужчинами⁈ Захотела экстрима? А что дальше? Ты в такой жопе, что даже с Варгом было стократно легче!

Я сидела, смотрела на едва освещённую земляную стену перед собой и пыталась отдышаться.

— Я уже сейчас чувствую, как будет больно, — надрывный шёпот, — и что потом? Пещеры Ковена, надписи на стенах и выбросы магии по четвергам?

Я помотала головой, стараясь отбросить от себя панику. Именно из-за неё всё — она сделает меня взрывоопасной. Потому мне стоило подняться, сходить за новой порцией пластинок агерата, которых в самом деле было ещё предостаточно.

— В остальном всё прекрасно, — будто бы ничего и не было, — с улыбкой, — токсикоза нет, — я закатила глаза, — эмбриончика уже можно называть человечком. У неё глазки! — я выдохнула весь скопившийся страх, — бусинки. Мм-м… что насчёт расчётов, то я рожу на пятой неделе, если Викторчик не усмирит свой невероятный источник энергии, или он не иссякнет сам, — покачала головой, — где он её столько берет? Я ему даже магию в ответ не даю, а он… нам просто повезло с отцом, колышущееся сердечко.

Следующие пять минут мне захотелось молчать и тщательно думать о том, что всё не так плохо. Вернее, всё было замечательно. Проблема была лишь в том, что терять это я не хотела уже сейчас. Однако, смысла в моих метаниях не существовало — никто не спросит чего я хочу.

— Варг придёт сам, — вспомнила о насущном, — я уверена. Что насчёт совсем переставшей быть милой Терры, то у меня больше нет выбора, — я облизнула губы, — она нарушила договор, попыталась убить… по большей части тебя, сердечко, — рука машинально улеглась на живот, — а так как мы с тобой хорошие, мягкие и добрые, то убивать в ответ не станем. Но и оставлять всё как есть плохо. Хм… магии в ней — ноль. Это славно. Проблема в другом: наличие у неё тех, кто мог бы нам навредить. Значит, стоит устранить не её саму, а пособников, верно? — ноги были заброшены на стол так, чтобы я могла покачиваться на задних ножках стула, — Эрик уже на моей стороне — сделать акцент на том, что спасти его от отца смогу лишь я, и она больше не сможет на него воздействовать. Кто ещё? — я зевнула, — управляющая, — кивок, — та, кто предаст с той же радостью, помани её большей выгодой. Однако, — я задумалась, — не могу понять: не хочу рисковать я или она мне просто не нравится? Хм. Сердечко, мы с тобой стали такими надменными и претенциозными, что там и до высокомерия недалеко! Это плохо? — я скинула ноги на пол, поднялась и потянулась, — решим сразу после того, как выдворим эти сучку, договорились? Я даже признаю, что она меня раздражает. Кричащие рядом женщины должны это делать совсем по-другому поводу, знаешь ли. Вырастишь — отправлю тебе письмо. Или нет! Только шестнадцать стукнет, и отдам тебе один из первых своих дневников. Будешь разглядывать мою глупость, смеяться и не делать так самой.

Мои шаги по коридору.

— Я хотела бы услышать хоть раз, как ты говоришь мне, что я хорошая мама, — портал до моей старой комнаты, — но мы обе знаем, что этого никогда не будет. Бурбоня! Я пришла тебя кормить. Что хочешь: перепелиные яйца или… овощи какие-то. Слушай, я с тобой согласна, — под её стрекот, — я с растительным тоже только в виде гарнира, но у висталят сегодня день здоровья, поэтому на тебе… фу… они ещё и сырые. Знаешь, что⁈ У тебя с остроносиками тоже должно быть здоровье! Так что на! Жуйте. Я пошла, не трещи. Сама знаю, кто я и что куда мне пришлось бы кстати!