За стойкой был администратор. Я погрозил ему монтировкой и впустил всех внутрь. Он побледнел и уставился на мой инструмент.

— Ели-ээээ, Евстигней, хотел спросить, ты где вообще живешь?

Он побледнел ещё сильнее.

— Да я к чему. Не пугайся ты так. Но с дверьми больше так не шути, а то тоже как пошучу. По одиночке теперь стало опасно. Перебирайся жить сюда. Один живешь? Семья, дети? Мы тут типа лагеря климатических беженцев организуем. Под эгидой МЧС и ООН, но без их непосредственной помощи. Лагерь имени…. А как звался МехЗавод, он был имени кого?

— Фрунзе, — выдавил из себя администратор.

— Во! Лагерь беженцев имени Фрунзе. Будешь в нём администратором, а я — комендантом, ввиду отсутствия других кандидатур.

— Но, эээ… а как же согласование с Иваном Нахшоновичем?

— А где он, этот Нефёдович? Он хоть раз заехал, позвонил тебе? Думаешь ему не плевать жив ты или нет? Он из своего дома делает сейчас бункер Сталина и мы на это никак повлиять не сможем. Зато по законам чрезвычайных ситуаций имеем право поступать чрезвычайно. В крайнем случае можешь смело всё валить на меня, типа угрожал смертью и всё такое.

Последняя мысль ему понравилась. Он пробормотал что-то и принялся «поселять» моих студентов.

— Не-не-не, Девид Блейн. В смысле… Есть у Уюта градусник уличный?

Заперев дверь, бросив баулы, двинулись к градуснику. В свете заходящего солнца видно, что показывает минус два. Не сильно холодно, но уже можно дуба врезать. И это за пару дней?

Устроили ревизию помещений. Простые номера на подходят, в них можно легко простыть, а потом и остыть.

Отперли «конференц-зал», проще говоря — помещение столовой на первом. Ну, такое, большое. Окна зарешёчены, тоже плюс. Пахнет мышами и прогорклым маслом. Примыкает к кухне. Вообще, я бы на кухне расположился, но слишком она тесная.

Ладно, на сегодня это наша «база».

Для начала сходили с Лизой, принесли и открыли всем по банке консервов (открывать пришлось моим ножом электрика), порезали хлеб, найденный в кузове грузовика. Столовые приборы нашлись на кухне. Сели, поели, даже Администратор присоединился. Он был грустным и задумчивым. Ещё бы, ты вроде как на работе, занимаешься рутинными делами, а мир вокруг катиться к дьяволу в зубы. И чем дальше, тем труднее тебе этот факт игнорировать.

Передвинули и составили столы.

Погнал студентов под руководством администратора аккуратно собрать воду из сливных бачков всех туалетов, где она ещё есть, черпаком в большую бадью (раздобыли на кухне). Вода штука ценная, хотя, кажется, мы скоро будем топить снег.

Дяди Ярика нет. Надеюсь, он келдырит с Библиотекарем, а не лежит в сугробе, зарезанный.

Сходил к грузовику. Думал придется сливать топливо, но у Андрея нашлась запасная канистра солярки, парочка пустых. Грузовик на дизеле. Что-то я об этом не подумал.

Будет примус работать на солярке? Сильно сомневаюсь, в потертой инструкции на картоне упаковки написано, что нужен керосин, в крайнем случае бензин. Не знаю, насколько и чем кроме октанового числа они отличаются, но интуиция подсказывала что проблемы будут. Ладно, план «Б». Пустая канистра, шланг, короткое путешествие на улицу Монтажников и вот я уже сливаю бензин из какой-то «десятки». Тихонечко, чтобы не возбудить сигнализацию (предварительно проверил аккуратными тычками). Тьма хоть глаз выколи. Ещё бы, тучи плотные, звезд нет, искусственного освещения тоже. Наши предки так и жили, по ночам из пещер не шастали. Так что хозяин машины, ту уж прости меня, но я нацедил полную канистру бензина и невозбранно ушел.

Моё чувство вины за хищение чужого топлива исчезало по мере того, как продувал, прочищал и раскочегаривал примус. Намучался и весь вспотел. Полкоробка спичек ушло.

В конечном итоге он разгорелся равномерным голубоватым светом.

Все члены моей банды зимних выживателей смотрели на него как на чудо. Лиза так вообще сияла, типа посмотрите, как мой мужчина добыл огонь! Похоже, что меня ждет страстная ночка, надо будет утянуть её в нашу комнату. Они такую штуку раньше не видели. Ха. А ведь это не источник света и тепла, на нём же готовить можно. И нужно. В реализацию этой идеи поставили большую кастрюлю с водой, просто попить чай после всех бед и несчастий. Кастрюлю — чтобы видеть, как закипает вода, так-то чайники тоже есть.

Кухня частично укомплектована. Всё простое, топорное, надежное, made in USSR. Было бы ещё топливо для готовки.

Парни притащили кровати из номеров первого этажа. Поставили в большой квадрат вокруг источника тепла и света. Газовая керосинка, про которую говорил Василий Алибабаевич из фильма, согрела помещение на пару градусов. Любой пожарный назвал бы нас дебилами — за невообразимые нарушения правил безопасности, но его здесь не было, а неуютный морозец был.

У Дениса нашелся не до конца севший ноутбук, на котором он поставил нам фильмы «Матрица». Остатков аккумулятора хватило только на первую часть.

Реально то, что осознаешь. В нашем случае ещё хуже. Кое-что уже реально, хотя никто особо и не осознает. Например, внезапное глобальное похолодание как в фильме «Послезавтра», только без профессора Джека, который мог всё толком объяснить и прийти на помощь.

Пили чай, наступило умиротворение.

Эх, был бы электрогенератор, можно и кино иногда смотреть. Немного поели, побродили, закончили дела. Я осторожно заправил примус, поставил на минимальный огонь, сходил проверить входную дверь и пожарный выход. Вроде заперты.

Примус установлен на большой металлический лист с кухни, чтобы хоть как-то обеспечить пожарную безопасность.

Теоретически нужно открыть форточку чтобы не угореть от продуктов сгорания, но судя по шевелениям занавесок от порывов ветра, щели в старых оконных блоках справлялись и сами, так сказать, встроенной функцией.

Устал.

Машины больше не ездят.

Может, только особо упоротые внедорожники, спецтехника. Какое-то время поездят. Снега выпало за ночь сантиметров тридцать-сорок. Ветер пока притих, зато температура спустилась до минус пяти. Солнца, какого угодно цвета — не видно.

Вполне ожидаемо, дороги никто не чистит. Снег легкий, пушистый, земля не желала принимать его, ещё не замерзла, внизу сугробы подтаивали.

Но. Машины больше не ездят.

Снегопад продолжался. Валило плотно и много. Давило беззвучием как бывает в январе.

День четвертый. Позавтракали холодными пайками. Выгнал всех, даже помятого Дядю Ярика, который приковылял под утро, на крышу, откуда видно обстановку. Крышу тоже заносит.

Не знаю, почему люди меня слушают. Мне роль лидера давалась трудно.

Начали с того, что Евстигней, направляемый моими вопросами, дал краткий экскурс в краеведение.

Итак. Завод. Окраина города. С севера от него пустырь, где «никогда ничего и не было, не знаю», за ним обанкротившийся химический заводик, справа огромная, по размеру его самого — дыра в земле, по-научному «песчаный карьер». Дальше редкий разноколиберный лес. На западе от Завода дачи, местами модернизированные в крепкий частный сектор. Где-то на одной из бесчисленных улиц жил Евстигней с семьей, там было тихо, мирно и никого чужих. Постепенно дачи кончались и начинались некие сады, который одичали и теперь представляли собой скорее лесную зону. С юга — такие же одичавшие сады, но оживленные, люди гуляли собак, устраивали пикники, а также стояла огороженная подстанция. Часть садов — старое неухоженное кладбище. С востока спокойный Спальный район (на самом деле официально это микрорайоны имени Пятидесятилетия Октябрьской революции и имени Шевченко, но так их никто не называл), почти весь из хрущевок, есть пара здания повыше (вроде того, где студия Лизы). Дальше Спального — улица Кавалерийская, за которой раскинулся Старый район, из послевоенных бараков, перестроенных довоенных зданий и других фешенебельных строений. Там традиционно жили наркоманы, алкоголики и остальные сливки общества. Кто мог себе позволить — мигрировал оттуда в другие части города.