— Вот, дурень! — засмеялся Карпухин. — Извини, но никак не могу с тобой согласиться, капитан. Порой деятельность нескольких человек — а то и одного, — как ты выражаешься, в тылу, гораздо важнее для всего фронта, чем геройство целого полка. Или дивизии.

— Да кто ж спорит, — согласился с контрразведчиком экспат. — Все правильно говорите, товарищ майор. Поэтому можете совершенно справедливо считать меня идиотом. Ваше право.

— Кстати, — помрачнел вдруг Прорва. — А ведь слышал я тут давеча, что как раз ходят упорные слухи, будто нас в самом ближайшем времени пошлют один стратегически важный мост штурмовать. Выходит, напророчил ты, Кощей?

— Что за мост? — сделал стойку экспат.

— Да хрен его знает, — развел руками Рыжков. — Зотов при мне обмолвился, что дальняя авиация уже несколько раз его бомбила, но безуспешно. А там вроде как резервы перебрасывают фрицы, силы копят для контрудара. Поэтому командование рвет и мечет, требует сдохнуть, но разрушить мост.

— Что ж, — медленно проговорил Дивин, пройдя немного молча, обдумывая услышанное. — В принципе, есть у меня пара идеек…

— Вот я знал, что ты сейчас так скажешь! — воскликнул в сердцах Прорва. — И есть у меня подозрение, что ничем хорошим для нас эти твои идейки не закончатся.

— Чего разорался-то? — удивился искренне Григорий. — Не ссы, прорвемся. Сдается мне, если дело выгорит, то смело можешь дырку под Звезду готовить.

— Ага, посмертно, — посмурнел товарищ.

— Да что с тобой? — поразился экспат. — Что за похоронные настроения?

— Сон мне нехороший приснился, — мрачно сообщил Прорва с тяжелым вздохом.

— Сон?!! — Дивин раскрыл рот и, остановившись, уставился во все глаза на Рыжкова. — Товарищ майор, ущипните меня!

P. S.: Огромное спасибо коллеге Rutol’у за консультацию при написании этой главы!

— Для кого богатство такое? — удивленно спросил Григорий. Он зашел в летную столовую проведать Таисию и замер на пороге, ошеломленно качая головой, засмотревшись на невиданное зрелище. В самом деле, прежде достаточно скромное помещение вдруг кардинально преобразилось. По центру стояли буквой «П» широкие столы, накрытые белыми скатертями. Показалось, или еще и накрахмаленными? На столах вместо обычных мисок с квашеной капустой и небрежно нарезанным хлебом, соленые огурцы, помидоры, тонкие ломтики розового, с прожилками, сала, другие закуски. Рядом графины. И в них не только привычные «наркомовские», явно плещется коньячок и вино. Возле аккуратно расставленных тарелок приборы. Под потолком керосиновые лампы в металлических абажурах. — Мы что, кого-то из королевской семьи ожидаем?

Таисия засмеялась.

— Да ну тебя, скажешь тоже. Я слышала, будто иностранцы какие-то должны пожаловать. Из военной делегации. Только чур, я тебе ничего не говорила!

— Могла бы и не предупреждать, — слегка обиделся экспат. — Что я, маленький что ли? Понимаю. Значит, говоришь, иностранцы?

— Ну да, союзники.

— Союзники! — зло усмехнулся Дивин. — Сидят на своем острове и за океаном и выжидают, кто кого. Мы фрицев или они нас. Чтобы вовремя на финишной прямой влезть в дележ добычи. Как та муха, что сидя на воле говорила: «Мы пахали!» Тьфу, сволочи!

— Неправильно мыслите, товарищ капитан, — Таисия испуганно пискнула и унеслась. А Григорий повернулся к Багдасаряну и нехотя козырнул.

— А что я не так сказал?

— Какие бы они не были, но все же это представители дружественных нам держав, — мягко попенял экспату замполит. — И они по-настоящему оказывают нам помощь. По программе ленд-лиза поставляют боевую технику, боеприпасы, продовольствие.

— Ага, тушенку «второй фронт», — презрительно фыркнул Григорий. — Из кенгурятины!

— Почему из кенгурятины? — искренне удивился Вардан Эрнестович. — Говядина обычная. Да ну тебя, балабола! — рассердился он, заметив, что летчик ухмыляется. — Будет мне тут хохмить еще. Иди лучше переоденься.

— На кой? — оглядел себя Дивин. — Нормально выгляжу. Ни пьяный, ни драный. А что до потертостей, так нормальная фронтовая одежка. Пусть видят, что мы показухой не занимаемся, а воюем по-настоящему, без дураков.

— Надо, чтобы выглядел празднично, а не по-фронтовому, — Багдасарян погрозил Григорию пальцем. — Сказал же, завязывай придуриваться. Наденешь новую гимнастерку, подворотничок соответственно, свежий, сапоги надраишь до блеска, ордена-медали все привинтишь. И своим архаровцам то же самое прикажешь. Чтобы ни одного «махновца» на аэродроме при гостях и близко не было. Понял?

— Да чего уж там, — тяжко вздохнул экспат. — Спасибо, что не приказали траву покрасить.

— Товарищ капитан!

— Уже бегу, — неспешно двинулся к выходу из столовой Дивин.

В составе прилетевшей на «дугласе» делегации оказались как англичане, так и американцы. Аж два многозвездных генерала, трое полковников, столько же подполковников и четверо майоров. А еще с ними прибыло два переводчика. Ну и, само собой, высокое начальство из штаба армии. Громова среди них не наблюдалось, но один из его заместителей со свитой из пяти офицеров разного ранга сопровождал союзников в их поездке. Прикрывали во время перелета всю эту шумную и крикливую толпу сразу десять «лавочек». Что мгновенно добавляло весьма высокий статус прибывшей делегации, ведь за сошек рангом помельче так сильно никто бы не переживал.

Гости сразу же развили бурную деятельность. Казалось, их интересовало буквально все. Фигуры в мундирах непривычного цвета и кроя мелькали и в самолетных капонирах, и в мастерских, и возле КП. Союзники дотошно исследовали то, как организована боевая работа полка. Вопросы сыпались как из пулемета, переводчики реально зашивались, пытаясь успеть за ними.

Дивину тоже порядком досталось. Хромов, лицемерно улыбаясь, представил Григория как лучшего летчика полка, известного всему фронту. И предложил гостям получить у капитана всю интересующую их информацию. А те обрадовано накинулись на экспата, будто голодные акулы на неосторожного купальщика. И уже совсем скоро он почувствовал, что гимнастерка на спине промокла от пота, словно он крутится под огнем «мессершмиттов». Только здесь не свалишь в облака. Так что пришлось изрядно постараться и удовлетворить любопытство союзников. И в плане материально-технической части, и тактической.

Сухопарый подполковник особенно подробно выспрашивал Григория о приемах штурмовки. И никак не мог поверить, что русские летчики часто атакуют противника на бреющем полете или на предельно малых высотах. Недоверчиво качал головой и с сомнением поглядывал на переводчика, будто пытаясь уличить того во лжи. Потом останавливал взгляд на обгоревшем лице экспата, многочисленных орденах и вроде бы соглашался. Но тень сомнения нет-нет, но мелькала в его глазах.

В конце концов, экспату это все реально надоело, и он в шутку предложил англичанину слетать с ним и посмотреть самому, как все выглядит в реале. А тот вдруг неожиданно загорелся спонтанной идеей и потребовал немедленно организовать вылет. И, что характерно, остальные члены делегации весьма горячо поддержали его в этом безумном желании.

— Ну, Дивин! — на заместителя командующего было страшно смотреть. Казалось, что генерала сейчас хватит удар. — Ты хоть понимаешь, капитан, что будет, если тебя собьют? Или этого, гм, чудака ранят? Это же международный скандал!

— А давайте мы аккуратненько, по передку отработаем. Без фанатизма, — предложил Григорий. — Я ребятишек своих в полном составе возьму, сверху «маленькими» прикроем и все пройдет, как по маслу. Зенитное прикрытие у фрицев мы хорошо повыбивали, так что особого противодействия нам не окажут. Высыплем бомбы по окопам, шарахнем эрэсами, потом прочешем из пушек. Заодно союзникам продемонстрируем наши новые тридцати семи миллиметровки.

Генерал задумался.

— Вылет не разрешаю! — наконец определился он. И скомандовал переводчику. — Поясни им: боевая работа летчика-штурмовика и его воздушного стрелка должна быть согласованной. А как это можно сделать, если они говорят на разных языках? И вообще, если им так хочется полетать на «иле», то наш летчик может продемонстрировать свои навыки на учебном полигоне.