Ага, примерно так он себе все и представлял: с крыла самолета пружинисто спрыгнул на землю Прорва. Да, ничего не скажешь, вырос тезка. Заматерел. Техника пилотирования на очень высоком уровне. Да и группой управлял грамотно. А вспомнишь, как блудил в первых полетах, как пугался любой, даже самой малюсенькой ответственности. Нет, однозначно вырос парень.

Экспат машинально почесал Шварца за ухом. Кот черной молнией выметнулся откуда-то из кустов, когда он подошел к землянке. Учуял меховой бандит, кинулся с разбега, словно маленькая рысь, вскарабкался по шинели, уткнулся мордочкой в щеку и басовито заверещал, ругаясь на непутевого хозяина, обижаясь на долгую мучительную разлуку. И отцепил его Григорий с огромным трудом — никак не хотел кот расставаться, как не уговаривал Дивин, как не обещал, что теперь-то уж точно не оставит надолго. Но даже после этого питомец не отходил от него ни на шаг. И сейчас лежал на коленях, подставляя то и дело здоровенную башку под руку, требовательно мяукал, точно намекал на необходимость загладить, зачесать вину перед ним.

Рассеянно перебирая пальцами густую шерсть Шварца, экспат прислушался. Вдалеке раздавались громкие голоса летчиков. Они приближались к расположению, чтобы отдохнуть после очередного трудного вылета. А пришлось им точно не сладко — Дивин хорошо разглядел многочисленные пробоины от снарядов зениток и авиационных пушек и пулеметов на садившихся штурмовиках. Пощипали ребят, погоняли. Явно над целью пришлось вступить в бой с «мессерами» и «фоками».

— О, а это что за фрукт? — Невысокий брюнет со скуластым подвижным лицом вышел из-за куста и уперся недоуменным взглядом в сидящего Григория. Но буквально в следующую секунду летчик разглядел погоны экспата и торопливо вытянулся. — Простите, товарищ капитан, виноват!

Его товарищи также замерли на месте, не зная, чего ожидать от незнакомца. Дивин скользнул глазами по их лицам. Надо же, не соврал Карпухин. И впрямь, ни одного знакомого. Выходит, сточился полк хромовский. Сточился под ноль.

— Вольно, парни, — разрешил Григорий. — Не на плацу.

— Ух, ты, гляньте, неужто Шварц разрешил себя погладить⁈ — раздался в толпе летчиков и стрелков чей-то изумленный голос. — Он ведь любому руки до крови полосует. А у товарища капитана аж на коленях лежит.

В глазах брюнета мелькнула искра понимания.

— Извините, — кашлянул он. — А вы, часом, не Дивин будете?

— Точно, Дивин, — улыбнулся экспат. — А ты…

— Младший лейтенант Брыков!

— А ты, младлей, откуда про меня знаешь?

— Так капитан Рыжков про вас сто раз рассказывал.

— Ого! — присвистнул Григорий. — Догнал, выходит, меня Прорва? Молоток.

— Это кто у нас такой дерзкий? — раздался из-за спин недовольный голос. — Я сейчас дам Прорва! А ну, расступитесь, я в глаза этом наглецу гля…Кощей!

— Ага, — усмехнулся экспат, бесцеремонно взял недовольно мявкнувшего кота за шкирку и пересадил на скамейку. Поднялся и, зашипев от боли — отсидел раненую ногу, вот и затекла, разболелась — шагнул навстречу другу. — Здорово, чертяка!

— Правду тебе Карпухин сказал, — Ильмир взял в руки кружку и, резко выдохнув, залпом выпил «наркомовские» сто грамм. — Прямое попадание и амба. Никто там не выжил. Раненых не было. Вообще никого не осталось. Были люди и словно корова языком слизала.

— Место на карте отметишь? — осведомился Дивин. — Я У-2 связной возьму и ночью туда смотаюсь.

— И думать забудь! — замахал на него руками Прорва. — Нас уже предупредили, чтобы тебя на пушечный выстрел к самолетам пока не подпускали. И не кривись — это не из-за того, что не доверяют, а чтоб дров не наломал. Гриш, в самом деле, потерпи маленько. Восстановишься до конца, навыки вернешь и, пожалуйста, лети куда хочешь. А то, не дай бог, разобьешься и кому от этого легче станет?

— Правильный стал, аж противно, — с кривой усмешкой глянул на него экспат.

— Так положение обязывает, — не стал спорить Рыжков. Горделиво скосил глаза на золотую звездочку на своей груди. — Сам видишь, я теперь тоже Герой. И спрос с меня по отдельному счету. То, что раньше мог себе позволить, теперь лишь в мечтах.

— Ну и правильно, — неожиданно согласился с ним Дивин. — Я тебе давно уже талдычил, что надо взрослеть. Получается, созрел ты, дорос. — И без малейшего перехода вдруг спросил. — Скажи, вывозные дашь?

— Да легко, — облегченно выдохнул Прорва. — Только… — он немного замялся. — Без обид, дружище, давай после того, как комполка решит, куда тебя направить? Сам понимаешь, новая метла всегда по-новому метет. И переть на рожон не хочу.

— Принял, — кивнул Григорий. — Кстати, как он? Ну, новый командир полка.

— Ты знаешь, — медленно проговорил Валеев после недолгих раздумий. — В принципе, неплохой мужик. Летающий. У Хромова, сам, наверное, помнишь, с этим делом определенные проблемы имелись. А майор Воронцов частенько с нами на задания ходит. Так что, по-моему, вы с ним должны общий язык найти. Как летчик с летчиком.

— Что ж, поглядим, — задумался экспат. — Поглядим. Ну что, ещё по одной и на боковую?

Грохот близкого взрыва ощутимо тряхнул землянку. С потолка посыпалась земля, противно затрещали бревна перекрытия, заходили ходуном лавки, стол и нары, на которых спали летчики.

— Бомбежка! — вскинулся экспат. — Ребята, на улицу!

— Да угомонись ты, — приподнялся со своего места Прорва. — Спи лучше.

— Так похоронят нас тут заживо, — торопливо потянулся за гимнастеркой Дивин. — Завалит!

— Каждую ночь прилетают, — протяжно зевнул Рыжков и тяжело упал обратно на постель. — Мы уже привыкли. Спи! — он повернулся на другой бок и накрылся с головой одеялом.

Григорий застыл в нерешительности. Взрывы раздавались где-то в районе аэродромного поля. Земля всякий раз вздрагивала, но летчики в землянке совершенно безмятежно похрапывали, не обращая на это никакого внимания. Видимо, в самом деле, уже привыкли. Даже Шварц, и тот нахально развалился на одеяле в ногах хозяина и лишь иногда досадливо дергал во сне ухом, когда очередная бомба падала неподалеку.

Экспат немного полежал, поворочался и понял, что сон окончательно пропал. А потому он сел на своем топчане, натянул гимнастерку и галифе, сунул ноги в сапоги и медленно пошел к выходу. Снял с крючка свою шинель и распахнул негромко скрипнувшую дверь.

Ночная прохлада заставила Дивина поежиться. Отойдя немного в сторону, он уселся на скамейку под натянутой маскировочной сетью и полез в карман за папиросами. Прикурил, жадно затянулся горьким дымом, привычно пряча «беломорину» в кулаке, и поднял голову. Прислушался к надрывному, чужеродному вою моторов «юнкерсов» и попытался разглядеть их в чернильной безлунной темноте осеннего неба сквозь квадратики сетки. Пусть и не с первого раза, но вскоре ему это удалось. Ночные бомбардировщики фрицев в количестве трех штук неспешно ходили по кругу, уверенные в своей полной безнаказанности, и периодически сбрасывали фугаски.

Наши зенитки молчали, не желая, судя по всему, выдавать свое месторасположение. Тогда гитлеровцы кинули осветительную бомбу. Она медленно поплыла вниз на парашюте, заливая ярким светом все вокруг в радиусе двух-трех километров. Григорий поспешно прикрыл глаза, по которым больно ударила вспышка и отвернулся. Подождал некоторое время, пока восстановится зрение, проморгался, вытер рукавом шинели выступившие слезы и снова посмотрел вверх.

«Фонарь» САБа уже догорел[1]. Фрицам, похоже, не удалось высмотреть в его свете нужные цели, потому что они по-прежнему наматывали круги в вышине и продолжали швырять бомбы наугад. В этом экспат был уверен на все сто — султаны взрывов поднимались далеко в стороне от аэродрома штурмовиков. Но это пока. А что будет, когда фашисты вскроют точное расположение полка? Тогда жди беды.

Дивин скрипнул зубами и ненавидяще уставился на черную точку Ю-88. Беды…Таисия с подругами уже стала жертвой ночных убийц. А что, если…