— Дело не в твоей или моей обиде. Есть приказ, — сухо бросил экспат. Вступать в пререкания он не собирался. Равно как и объяснять причины того или иного своего решения или поступка. В конце концов, это же не друзья-приятели из родного ШАПа. — И наша задача его исполнить. Это понятно?

— Понятно, — нехотя ответил старлей. — В общем, на данный момент в строю примерно пятнадцать машин.

— Почему так мало, должно ведь быть около тридцати? — удивился Григорий.

— Верно, — согласился с ним Матюшкин. — Полный состав полка двадцать семь самолетов. Но кого-то сбили, кто-то получил повреждения и сейчас в ремонте, а для некоторых нет в наличии запчастей и машина на приколе. Не наша ведь матчасть, все приходится везти из-за океана. Вплоть до бензина — наш Б-78 не слишком хорош для их движков. К тому же, потери в последнее время страшные, — горестно вздохнул старший лейтенант. — Это ведь у вас, на «илах» броня, а у нас что? Так, плиты из алюминиевого сплава в десять — двенадцать миллиметров толщиной. С одной стороны броня, с другой — перегородки и переборки. Разве что у летчика голова и плечи стальными листами прикрыты, да стрелок-радист снизу.

— А бронестекло?

— У пилота только спереди. Ну и, опять же, у стрелка-радиста.

— Хм, — задумался Дивин. — А если я один буду летать, то, наверное, можно усилить защиту, как думаешь?

— Один? — поразился Матюшкин. — А кто вас на цель выведет? Да и отбиваться как станете, если на немецких «ночников» напоретесь?

— Тебе какая печаль? — засмеялся Григорий и обернулся. — Разберусь как-нибудь. Вон, кота своего попрошу помочь, если совсем невмоготу станет.

Шварц, что неспешно шел вслед за хозяином совсем, как собака, услышав свое имя, задрал голову и вопросительно мявкнул.

— Да, зверюга у вас знатная, — уважительно кивнул Матюшкин. — Наблюдал, давеча, как он штурману с «тройки» едва-едва глаза не выцарапал.

— Сам виноват, — равнодушно сказал экспат. — Нечего было лезть. Видишь, сидит животина, вещи мои охраняет, так какого, спрашивается, лешего решил ее на улицу выгнать?

— Говорят, решил, что в столовую какой-то уличный кот пробрался, — рассеянно ответил старший лейтенант. Он приставил ладонь ко лбу козырьком и внимательно наблюдал за тем, как приземляются вернувшиеся с задания самолеты. — Эх, у «десятки» правый мотор разбит!

Дивин проводил глазами покалеченную машину без особого интереса. Подумаешь, один из двух моторов не фурычит. Совершив уже десятка полтора тренировочных полетов на «жучке», экспат прекрасно знал, что самолет отлично выполняет любые маневры и на одном.

Григорий даже несколько раз специально выключал один из моторов, чтобы получить навык управления «бостоном» в аварийной ситуации. И ничего! Как шел «американец» по курсу, так и продолжал идти, словно ничего не изменилось. В этом смысле он резко отличался от того же Ил-4 — тамошние пилоты, говорят, жутко выматывались из-за того, что бомбардировщик в плане устойчивости в воздухе очень зависел от усилий летчика.

— Сел! — выдохнул Матюшкин с облегчением.

— А ты сомневался, — поддел его Дивин. — Ладно, пошутил я, — смеясь, добавил он, заметив, как возмущенно вскинулся старлей. — Молодцы твои ребята, молодцы. Короче, давай теперь опять вернемся к нашим баранам. Как я уже сказал, летать собираюсь один. Но на нескольких машинах. Давай подумаем, как выделить для моих нужд для начала хотя бы пару самолетов. Хотелось бы организовать все так, чтобы они стояли неподалеку друг от друга. Чтобы не пришлось бегать ночью по аэродрому в их поиске.

Матюшкин задумался. Григорий стоял молча, не желая беспокоить офицера. Кот подошел к хозяину и прошелся с вертикально задранным хвостом взад-вперед, смешно толкая лобастой башкой экспата под ноги, настойчиво требуя ласки и внимания.

— Не балуй! — прикрикнул на него Дивин, поморщившись от боли. Вот, подонок меховой, разбередил-таки рану.

— Можно «тридцать пятого» и «восьмерку» взять, — взялся за мочку уха и слегка потеребил ее Матюшкин. — Они во-он там стоят, видите?

— Издеваешься? — засмеялся Григорий, укоризненно покачав головой. — У вас замаскировано все так, что в двух шагах от капонира пройдешь и не заметишь ничего.

— Это верно! — расплылся в горделивой улыбке старший лейтенант. — Маскировочка у нас что надо. Комполка специально на У-2 над нами полчаса кружил, чтобы проверить. Остался доволен.

— Боюсь, придется нам немного нарушить вашу секретность, — вздохнул Дивин. — Демаскировать. Стартовый наряд ночью все равно делать придется. А это означает, что и сам старт разбивать придется.

— Беда, — протянул Матюшкин. И сказал вроде как в шутку, но немного нервно. — И принесла же вас нелегкая на наши головы, товарищ капитан.

Григорий опять промолчал, не желая ругаться. Достал из кармана шинели папиросы и прикурил. В конце концов, он вообще предлагал передислоцировать два-три самолета на отдельный аэродром. Но начальство решило пока присмотреться к его работе в новых условиях. Хотя, казалось бы, вылеты на ночную охоту на привычном «ильюше» и на «аэрокобре» Воронцова должны были уже дать богатую пищу для размышлений.

На штурмовике экспат уничтожил два эшелона с боеприпасами и топливом, а на истребителе за короткий срок сбил пятерых фрицев: cсадил на землю еще три «восемьдесят восьмых» и двух Ме-110. Знатные были и там и там фейерверки! Особенно, когда полыхали цистерны с горючим. Впрочем, бомберы тоже горели весело.

Что еще надо? Но нет, в очередной раз отцы-командиры решили перестраховаться. Дивин знал, что на следующее утро после его ночных полетов в районы, где он «радовал» фашистов, обязательно вылетал самолет-разведчик, который тщательно фиксировал результаты атак. Учет и контроль — все, как учит товарищ Ленин[1].

Ох и достал же Багдасарян со своими проверками на знание классиков марксизма-сталинизма. Все неймется замполиту — мечтает, наконец, принять Григория в партию и отчитаться перед политотделом армии, реабилитироваться за прежние, времен Хромова, грешки — явные и надуманные. Хорошо, хоть сейчас, в расположении другого полка, можно отдохнуть от его назойливого зудения над ухом. Как здоровенный армянский комар-кровопийца, честное слово.

То ли дело, Зотов. Крайний раз во время обучения на знание района боевых действий спихнул все на своего заместителя, а тот, не будь дураком, на полкового врача, что, на свою беду, зашел не вовремя в штаб. Ну а эскулап не растерялся и прочел гогочущим летунам красочную лекцию о различиях между твердым и мягким шанкром. Ну а что, смех смехом, а в конце выступления, когда медик напомнил, что заболевание венерическими заболеваниями в условиях фронта приравнивается к умышленному дезертирству, то веселье как-то резко поутихло. А несколько молоденьких лейтенантов вдруг почему-то сбледнули с лица и о чем-то тяжело задумались. Видать, вспомнили своих недавних подружек из тыловых подразделений и последствия визитов к ним.

— Значит, договорились? — экспат протянул Матюшкину руку.

— Что с вами делать? — философски вздохнул старлей. — С вашими бумагами не поспоришь.

Это да. Приказ на всестороннюю помощь в организации ночных полетов Дивина исходил лично от командующего их 1-ой воздушной армии генерал-лейтенанта Громова. И результаты использования «бостона» должны были также ложиться ему на стол. Григорий подозревал, что этим все дело не ограничится и, вполне вероятно, донесения уйдут в Москву. Вряд ли Борискин забудет о нем. Так что, придется иногда делать вид, что чудо-зрение подвело и вылет прошел вхолостую. Иначе…иначе не исключено, что однажды в землянке, лесу или на глухой тропинке снова доведется встретиться с одним добродушным, на первый взгляд, старичком с добрыми глазами матерого убийцы.

— Вот здесь наша разведка засекла наличие батареи дальнобойных орудий, — показал на карте карандашом Матюшкин. Командование бомбардировочного полка после некоторых размышлений решило прикрепить его к экспату на постоянной основе. — Точно не покажу, извините, только приблизительно.