— Вы подружитесь, — потрепала я его по холке.
— Как ты назовёшь малыша? — спросил Семён.
Этот вопрос был болезненным. Я не знала, как назвать собственного сына. Он уже семь дней жил со мной, хлопал своими рыжими ресничками, а имени я ему не придумала.
— Если ты не назовёшь ребёнка сейчас же, я сам его назову. Буду звать Рыжик или Лисёнок, очень даже подходит, — ворчал друг, с первого дня жизни, пытавшийся узнать имя будущего крестника. На эту роль он вызвался сам, а я согласилась.
— Захар, его зовут Захарка.
— Захар, значит, Максимович, — подошёл Сёма к кроватке и улыбнулся спящему малышу.
Захар рос болезненным, но стойким мальчиком. Когда ему исполнилось 6 лет, мы покрестили его. Семён, как и хотел, стал крёстным папой. Крёстной мамой у Захарки была та самая медсестра, с которой мы сильно сдружились. Сын был копией отца: рыжий, с голубыми глазами и ямочками на щеках. Захарка подружился со всеми парнями, приходившими к нам пострелять и пометать ножи, и сам неплохо справлялся с оружием. На шестой день рождения я подарила ему те самые сурикены, которые когда-то прихватила у Тима.
Макс не объявлялся, его образ в памяти заменил мальчонка, который бегал рядом со мной и задавал кучу вопросов. Иногда ночью на меня накатывало то чувство горькой обиды, от которой хотелось выть в голос, но даже этого я себе не позволяла. Тем более не позволяла думать себе и о Яре. Мысли о нём я засунула глубоко-глубоко, верить мужчинам после измены Макса — это не про меня.
Мелкий постарел и уже не успевал за мной на пробежках, но оставался верным другом и охранником. Он ни на шаг не отходил от Захарки.
В городе было не спокойно, однажды Семён, который постоянно гостил у нас, привёз новость, о том, что началась война. Никого это не удивило, после моего разгрома систем Погружений в Возмездии начались волнения, Совет пытался их утаить, но ребята, бывшие координаторы и часть военных, распространяли всю имевшуюся у них информацию. А я думаю, и активно участвовали в Сопротивлении. Сейчас же лидеры Доблести и один из лидеров Возмездия официально перешли в Сопротивление. Это случилось после гибели группы этого лидера Возмездия в Погружении. Сам он еле остался жив. Зная Тима, я была уверена, что это допустил он. Столько лет вирус Погружения не убил никого, значит Тим успел и внедрил антивирус, иначе быть не могло. А тут целая группа. Хотя шанс, что диверсанты усовершенствовали свой вирус и обошли программу Тима, тоже есть. Зато теперь точно стало понятно, кто стоял во главе этого безумия. Два года назад при странных обстоятельствах погиб Станислав, лидер Возмездия. А Герман занял весомое место в Совете. И при нём правой рукой был Зеро, мелькавший на всех плакатах и билбордах рядом с Германом. На место Станислава Возмездие выбрало ещё одного лидера, но о нём не было ни слышно, ни видно за пределами города. Пока не погибла его группа, тогда он открыто объявил о не подчинении Совету, обнародовал информацию о Погружениях и секции Управленцев, о диверсантах и Германе. Совет объявил всех перешедших на сторону Сопротивления изменниками. По близлежащим городам и округе разошлись тысячи листовок с фотографиями повстанцев. За каждого было назначено вознаграждение. Каково было моё удивление, когда я увидела фото Яра. Он был тем самым лидером, который осмелился выступить против Совета. На других листовках мелькали знакомые лица: Тим, Катя, Макс, я, много лиц из Управленцев, Возмездия и Доблести, даже Рум.
Я бережно убрала фото с Максом. Просто захотелось иметь хоть что-то о нём.
Занятия я прекратила. Городские власти объезжали всё вокруг выискивая повстанцев. Семён предложил перебраться на ферму, но видеть Марьяну у меня не было никакого желания. Мы с Захаром большую часть времени оставались одни в нашем домике, надеясь, что, люди Совета на поедут в такую глушь из-за одного дома. Но мы ошибались. Однажды ночью к дому подъехало три вездехода. Мелкий заметил их приближение. Уйти все вместе мы бы не смогли. Я перекрестила сына, фото Макса сунула в тревожный рюкзак Захару.
— Сынок, это твой папа. Извини, что раньше не показала. Сейчас ты идёшь на ферму с Мелом. Дяде Сёме скажешь, что мама отправила.
— Я останусь с тобой, мамочка.
Захар обнял меня.
— Нет, Захарушка, ты должен идти. Ты смелый мальчик и должен предупредить об опасности ферму. Беги изо всех сил, так как мы бегали с тобой наперегонки. Ты справишься.
Я поцеловала Захара и вывела их с Мелким через заднюю дверь.
— Я тебя люблю, мама.
— Беги сынок, беги. Я тоже тебя люблю.
Рыжая головка скрылась в зарослях пшеницы, а я вернулась в дом, надеясь, что мой сын уцелеет. Больше положиться мне было не на кого.
Машины остановились во дворе. Я быстро сунула пару ножей за пояс и вышла во двор.
— Что вам надо?
— Осмотреть дом, мы ищем изменников, — верзила в маске спрыгнул с подножки вездехода.
— Я живу одна.
— Мы проверим. Ваше имя? Чем вы занимаетесь?
— Мария Волкова, бессекционник. Я в 45 поселении подрабатываю. А этот дом снимаю.
Несколько солдат прошли в дом. Возможно всё закончилось бы благополучно, если бы из машины не вылез Зеро. Как же мне не везёт. Я опустила взгляд, стараясь не привлекать его внимание. Бесполезно.
— Надо же, кого я никак не ожидал увидеть! — широко оскалил рот Зеро. — Ника, не скромничай, мы же старые знакомые. Ни один живой человек не может похвастаться тем, что ранил меня и не единожды. Ни один кроме тебя.
Я сглотнула, намёк понятен.
— Привет, Зеро. Давно не виделись. Как здоровье? — осведомилась я, считая про себя оставшиеся мне секунды.
— Хмм, здоровье неплохо. А не расскажешь ли ты мне, где этот рыжий ублюдок твой дружок?
— Понятия не имею, Зеро. Я не видела его много лет. Он наставил мне рога со своей старой пассией и смылся. Давай не будем о нём вспоминать.
— Красиво поёшь, но это не в его духе. А могли бы ведь разойтись миром. Я бы сделал вид, что никогда тебя не встречал. Если бы узнал, где Лис.
— Эх, могли бы… — вдохнула я. — Но я сказала тебе правду.
— Тогда прошу в машину. Не заставляй меня туда тебя запихивать, я итак долго веду с тобой эту светскую беседу. И да ножи, пистолеты и остальное выкладывай сейчас.
Я нехотя достала свои ножи и передала одному из военных. Тот, не поверив моей честной сдаче, осмотрел меня ещё раз, но оружия не нашёл.
Зеро приподнял бровь от удивления.
— Ты меня пугаешь своей честностью, Ника.
— Сама себе удивляюсь.
Мне надели браслеты, сковавшие мои руки до плеч. Стало невозможно ни согнуть руку, ни пошевелить пальцами. Что-то новенькое.
Машины тронулись. Меня доставили в город в штаб Возмездия. Город изменился. Кругом сновали военные. Улицы и дома нескольких районов были разбиты. Шли бои. Вместо северных ворот мы проехали окружным путём. Я сделала вывод, что северные ворота принадлежат Сопротивлению. Около штаба было относительно спокойно. Меня заперли в моей бывшей комнате. Правда здесь от моего осталась только кровать. Двое суток меня не трогали. Не кормили, не поили. На третьи явился сам Герман, которого до этого момента я видела только на плакатах.
Мне прицепили датчик, и я отключилась. Погружение. Я в какой-то комнате. Но как? Маленький датчик и никакого экрана. Вот это усовершенствование. Дальше я не смогла восхититься этим чудом техники, так как меня скрутило от боли.
— Ника, мне нужны ответы. Времени у тебя мало. Где Лис?
— Не знаю. — Язык меня не слушался, во рту всё пересохло. — Я рассказала правду. Я не видела Лиса много лет.
Меня снова накрыло болью.
Допрос продолжался не больше пятнадцати минут. Боль накрывала волнами, я задыхалась. Когда я говорила то, в чём была уверена, боль отступала. Мне казалось, что меня мучают вечность. Так они узнали о том, что я последние несколько лет провела одна, тренируя местных ребят. Про детей они не догадались спросить, существование Захара осталось тайной.
— Последний раз спрашиваю, где Лис?