Как это обычно бывало, все с самого начала пошло не по плану — скоординированная атака не удалась. Французам удалось выбить немцев с передовых позиций, однако на главной линии обороны они были остановлены. Когда к полудню сражение переросло в позиционный огневой бой, в котором немецкая артиллерия не имела себе равных, дисциплина национальных гвардейцев начала стремительно падать. С наступлением ночи был дан сигнал к отступлению, которое лишь благодаря невероятным усилиям офицеров не переросло в беспорядочное бегство. Тем не менее, большое количество вооружения и имущества было брошено при отходе.

Провал последнего парижского наступления ясно показал, что надежды на успешный прорыв не существует. Трошю на заседании правительства заявил о том, что капитуляция неизбежна. Фавр пытался спорить с ним. Однако и он вынужден был изменить свое мнение, получив информацию об очередном поражении на юге. 22 января в Париже началось восстание местных радикалов, и правительству в очередной раз удалось его подавить, обеспечив себе тем самым спокойный тыл для ведения переговоров о капитуляции. 23 января Фавр прибыл в Версаль. Формально его задачей было узнать немецкие условия, однако все заинтересованные лица понимали, что это — начало конца.

Уже на следующий день Бисмарк и Фавр достигли принципиального соглашения о трехнедельном перемирии, в течение которого французы смогли бы выбрать новый парламент. В последнем немцы были кровно заинтересованы, поскольку только свободно избранный представительный орган мог санкционировать со стороны Франции легитимный мир. Сложнее обстояли дела с военными переговорами, которые начались 26 января. Французы вообще с трудом нашли подходящего представителя для их ведения. Тем не менее, в конечном счете 28 января перемирие было подписано. Оно распространялось на всю территорию Франции, исключая три департамента у швейцарской границы.

Нельзя сказать, что подписание перемирия стало для французов преждевременным решением. Продовольствие в городе подходило к концу, а за пределами Парижа их армии терпели одно поражение за другим. Даже движение франтирёров пошло на спад; желающих воевать против немцев становилось все меньше. Как уже говорилось выше, 22 января французским партизанам удалось взорвать стратегически важный железнодорожный мост через Мозель в районе Туля; на его восстановление потребовалось несколько дней. Это был серьезный успех, но успех последний. К тому же капитуляция 1 января крепости Мезьер наконец-то открыла немцам вторую железнодорожную линию на Париж.

Фактически к середине января единственной силой, на которую французы еще могли надеяться, являлась Восточная армия Бурбаки. Ее основу образовывали 15-й, 18-й и 20-й корпуса, отступившие на юго-восток после декабрьского поражения под Орлеаном. К середине декабря они были сконцентрированы в районе Буржа. Опытный военачальник, Бурбаки стремился в первую очередь обеспечить боеспособность подчиненных ему войск, поэтому не спешил с переходом в наступление. Однако Гамбетта и Фрейсине разработали новый план, не уступавший предыдущим ни смелостью замысла, ни катастрофичностью конечного результата.

На востоке Франции, поблизости от швейцарской границы, во второй половине осени шла своя «малая война». Подчиненные генералу Вердеру подразделения XIV корпуса осаждали Бельфор и одновременно прикрывали с юга коммуникации немецких войск в Эльзасе. В конце ноября основная масса сил Вердера была сосредоточена в районе Дижона. К западу от них начал действовать VII корпус, однако силы немцев в обширном районе бассейна Соны по-прежнему были невелики. Это не являлось большой проблемой, пока им противостояли национальные гвардейцы и добровольцы Гарибальди. Однако возможность выдержать натиск более серьезного противника была под вопросом.

Со второй половины декабря противостоящие Вердеру силы начали стремительно увеличиваться. 18 декабря немцы выиграли сражение при Нюи, однако вскоре удержание Дижона оказалось под вопросом. Большой проблемой оставалась находившаяся в тылу крепость Лангр с ее сильным гарнизоном, представлявшим собой постоянную угрозу германским коммуникациям. 21 декабря Вердер отправил в Версаль просьбу о подкреплениях; неделю спустя он вынужден был эвакуировать Дижон. Главное командование, однако, оценивало ситуацию на востоке Франции оптимистично, считая, что силы противника здесь невелики. Мольтке предполагал, что группировка Бурбаки будет наступать на Париж вместе с армией Шанзи. В данном случае он серьезно ошибался.

Французский план заключался в том, чтобы перебросить Восточную армию в долину Соны, присоединив к ней вновь сформированный 24-й корпус и еще несколько более мелких подразделений. Благодаря этому в распоряжении Бурбаки должно было оказаться 110 тысяч солдат — сила, намного превосходившая все, что имелось у Вердера. Этот ударный кулак должен был двинуться на север, снять осаду Бельфора, а затем выйти на главные немецкие коммуникации, тем самым создав германской армии огромные трудности. 19 декабря приказ о начале операции был отдан. Сам по себе план был хорош; проблема заключалась, как и везде, в ограниченных возможностях наспех сколоченных французских корпусов и дивизий. Однако об этом в Бордо старались не задумываться.

Не задумывались там и о тщательном планировании железнодорожных перевозок. В результате переброска Восточной армии превратилась в настоящий кошмар. Сотрудничество между армейскими структурами и администрацией частных железнодорожных линий оставляло желать много лучшего. Повсеместно ощущалась нехватка вагонов, и сплошь и рядом между разными военными инстанциями вспыхивали конфликты за этот дефицитный ресурс. Движение осуществлялось с большими задержками, погрузка и выгрузка эшелонов сталкивалась со значительными трудностями. Достаточно типична история переброски 38-го линейного полка. Из Буржа полк был отправлен 22 декабря тремя эшелонами, отправившимися, соответственно, в 8, 10 и 12 часов. В Шалон-сюр-Сон, находившийся на расстоянии 250 километров, первый эшелон прибыл утром 23 декабря, третий — вечером 24 декабря. Второй по пути сошел с рельс[1116]. Часто солдатам приходилось сутками ждать погрузки рядом со станцией, а потом находиться в вагонах, не получая никакого продовольствия. Разумеется, это не способствовало укреплению и без того невысокого боевого духа. Дисциплина находилась на низком уровне, дезертирство приняло большие масштабы. В 42-м маршевом полку к началу переброски 19 декабря насчитывалось 2585 солдат, а десятью днями позже — всего 1925[1117].

Лишь к Новому году переброска была завершена, и Восточная армия была сконцентрирована в районе Безансона. Серьезной проблемой стала нехватка обозов; их приходилось создавать в кратчайшие сроки на месте из того, что имелось под рукой. Собранные в результате повозки не отличались надежностью и грузоподъемностью, а их возничие нередко предпочитали дезертировать. Тем не менее, в первых числах января четыре корпуса Восточной армии все-таки начали наступление. Бурбаки планировал встретить противника 6 января в районе Везуля и дать ему решающее сражение.

К этому моменту Вердер уже получил достаточно информации для того, чтобы понять, что французы затевают масштабную операцию на его участке. В Версале, однако, намерения Бурбаки казались неясными: считалось вполне возможным, что он двинется в направлении Орлеана или Парижа. Операцию против Эльзаса считали маловероятной, поскольку она оценивалась как откровенно безнадежное мероприятие[1118]. Собственно, и у самого французского командующего были определенные колебания: двинуться ему на северо-запад, в направлении Парижа, на север, в Лотарингию, или на северо-восток — к осажденному немцами Бельфору[1119]. Как писал Д. Шоуолтер, итоговое решение было продиктовано «скорее эмоциями, чем стратегией»[1120].