— Всё именно так, как ты, непонятно кто, и сказал, — небрежно оскорбила Таймин того, кто её перебил, заставив его гневно покраснеть. — Но у меня есть важная причина.

— Какая?

— Ваш Рамод сотрудничает с одним человеком. Раньше я думала довольно ничтожным, но сейчас я уже так не уверена. Я хочу, чтобы он умер, и вот удача. У вас похожие цели, не так ли? И хочу сказать сразу, что с его присоединением, вам определенно может потребоваться помощь.

— Ты говоришь о Художнике? — сразу догадался Шехар. Но он был в сомнении. — Что такого в нём опасного? Да, за ним стоит парочка возвышенных, но в глобальном плане это ничего не меняет.

— Поверьте, это далеко не так, — медленно покачала головой золотоволосая. — Его невинный вид лишь ширма, за которой скрывается нечто ужасное. Я предлагаю незамедлительно атаковать, пока ещё есть возможность и они не готовы.

Таймин не стала говорить, что последние дни с её снами творилась какая-то чертовщина. Всякий раз, когда она закрывала глаза, то всё вокруг погружалось в нестерпимо яркий свет, а при пробуждении она четко видела лицо Хана и чувствовала смутное желание куда-то спешить.

— Этого не будет, — без особого интереса сказала Шехар, заставив девушку застыть. — Мы не вы, практики. Я уверен, у меня получится донести до Рамода причины, почему ему не стоит вносить сумятицу в наши ряды.

— Он уже сотрудничает с Художником! — оскорбленно воскликнула Таймин. — Вы совершаете ошибку, давая им время!

— Я всё сказал. — скрипя зубами, Таймин осталось лишь уйти, проклиная тупых монахов, чьи лысины явно слишком сильно напекло солнце.

С моего прошлого посещения этого места, оно словно бы стало ещё страшнее, чем было. Покрытые ужасными картинам стены плыли и словно бы отдалялись, меняя свой размер и форму. Впрочем, я бы не удивился, если это происходило взаправду.

Чувствуя наличие тех, кто готов принять в себя Кошмар, комната ужасов содрогалась от нетерпения. Прибывшие же монахи были уже не так уверены в своем решении последовать за Рамодом. Испуганно смотря по сторонам, они дергались и вздрагивали от любых неожиданных звуков.

— Братья! — громкий крик Рамода чуть было не вызвал у них сердечный приступ.

Их предводитель ради момента одел длинное, торжественное одеяние с высоким, стоячим воротником.

— Вот и настал тот день, о котором я всегда говорил! С этого дня мы наконец-то сможем выйти наружу и нести наше слово во все уголки мира! Хватит молчаливо наблюдать за несправедливостью и пороком. Пора взять в свои руки очищение и исправление. И в этой дороге у нас наконец-то появился союзник!

Сказав это, он поклонился в мою сторону и спиной вперёд отошел в сторону. На его место встал я.

— В этот день вы все вверяете себя Кошмару. Теперь ваша жизнь будет разделена на момент до сегодняшнего дня и после, — Я обратился к той части себя, куда уходила нить Рамода. — Откройте свои души Великому Кошмару. Примите его суть и воссияйте в новой славе!

По большому счету, слова были не особо и нужны, но мне требовался определенный настрой. И окружение с заранее заготовленной речью отлично сработали.

Изображенные на картинах ужасы одновременно задрожали и начали стремительно плыть в сторону по часовой стрелке, от чего очень скоро мы все оказались водовороте из краски.

Первым содрогнулся и, широко распахнув глаза, открыл рот тот монах, что стоял ближе. Его бессознательное тело приподняла невидимая сила и так и оставила висеть в пустоте. Один за другим тела поднимались вверх, чтобы в них из картин ударили черные нити, проникнувшие им прямо в грудь.

Не прошло много времени, как все из них плыли в воздухе, смотря вверх пустыми глазами.

Вероятно, что-то подобное происходило и в первый раз с Рамодом. Но в тот раз я тоже потерял связь с реальностью, но теперь у меня была полная возможность наблюдать все в живую.

Спустя около пары минут клубившаяся в помещении энергия кошмара начала рассеиваться, а человеческие тела медленно опускаться вниз.

В тот момент, когда ритуал подошел к концу и растерянные монахи принялись оглядываться, я обратился внутрь себя и вздрогнул от нахлынувшей силы.

Хоть связи новых последователей Кошмара были заметно слабее даже Рамода, но их количество компенсировало их единичную слабость.

Один из монахов призвал ци и с детским восторгом смотрел, как в танцующем у него на руке пламени появляются и тут же исчезают жуткие и таинственные образы, то ли зверей, то ли каких-то иных чудовищ.

Следом за ним последовали эксперименты других, но я не собирался ждать тут вечно.

— Покиньте зал и дайте пройти следующим! — десятки взглядов сошлись на мне. И хоть в них не было того фанатизма, как у Рамода, но и прежними их тоже нельзя назвать.

Партия за партией последователи Рамода заходили внутрь, а выходили уже имея привязку к новой стихии.

Чем больше их становилось, тем сильнее я чувствовал укрепляющуюся связь с Кошмаром. Это было чувство, которое сложно описать тому, кто не имел чего-то подобного. Словно рядом с тобой появился молчаливый сосед, который ничего не делает, но он всегда с тобой. Готов поддержать любое твоё действие и никогда не осудит. Будь ты героем, злодеем или никем. Он видел всё это и многое другое.

Но самым главным была струящаяся сквозь мой корень духа сила. Я всё так же был воином четвертого уровня, что прошел уже больше половины пути до ранга возвышенного, но при этом я им и не был.

Я застыл где-то посередине, неспособный относиться ни к одному из двух рангов.

И честно говоря, полученная от Кошмара была восхитительной. Всего за Рамодом последовало несколько сотен практиков. Большая часть из них связала себя с Кошмаром.

Их поток Кошмара в моем воображении сплетался в толстую веревку, сияние которой наполняло меня мощью. Освежающие впечатления.

Произошедшие изменения заставили меня иначе взглянуть на всю эту ситуацию.

Каждый из монахов, благословленный Кошмаром, стал заметно сильнее, поэтому шансы погибнуть у них сильно снизились. Тем не менее о их жизнях стоило позаботиться, чтобы моя новоприобретенная мощь не рассеялась с их смертью.

Я не хотел, чтобы этого произошло, но я был реалистом. Люди в этом мире имеют свойство умирать и умирать часто. Даже сильнейшие, хоть и называют себя бессмертными, но они вполне себе смертны.

И если мне нужен постоянный приток силы, то количество последователей Кошмара должно стать заметно больше. Следовательно, лучше бы над этим начать работу прямо сейчас.

— Тошики?

— Да, Хан? — необходимость в маскировке отпала с появлением Таймин, поэтому можно было наконец-то принять своё второе имя. Сам Тошики стоял неподалеку и скучающе смотрел на последнюю партию монахов. Так как была необходимость в охране границ от зверей, то нельзя было благословить всех разом. — Что такое?

— В последнее время я размышлял о твоей родной секте, Тошики. Ты не думал, как они воспримут твоё возвращение?

— Моё… возвращение, — ошарашенно переспросил мужчина, слишком удивленный столь неожиданной темой. — А почему я должен к ним возвращаться?

— Тошики, не играй, — я лукаво улыбнулся. — Ты столько раз рассказывал, какой трагедией сопровождался твой уход, что было бы странно, если бы ты не вернулся, чтобы показать им их ошибку.

— Хорошо-хорошо, возможно я планирую когда-нибудь вернуться, но лишь когда стану ещё намного сильнее. Но почему ты вообще об этом вспомнил?

— Просто, задумайся, даже если ты станешь сильным, клан всё равно будет против тебя и твоих идей. Ты же помнишь их мерзкую политику? Они будут интриговать и играть с тобой. Понимаешь?

— Угу, но у тебя, я так понимаю, есть какое-то предложение? — подозрительно спросил Тошики.

— Именно. Почему бы не объединить наши две концепции? Твой клан сосредоточен вокруг боли и всем тем, что она связана. Но ведь боль, порождает страдания, а страдания ведут к страху и, соответственно, кошмарам. Так почему не объединить стихию и божественное? Породить нечто новое?