Ребята сгрудились в кружок, голова к голове.

— Я согласен, сразу говорю, едва ли он стребует что посерьезнее чужой смерти.

— Да. Я тоже.

— Парни, а вдруг я успею до того, как марку обновлять понадобится? Я очень постараюсь, правда. Тогда он от вас ничего не сможет просить.

— Ай, что это ты собралась «успеть»?

— Домой вернуться, — выдохнула Серебрянка.

— Ладно, — кивнул Выпь, — по-любому — да.

— Мы согласны, — объявил Юга.

— Поздравляю, отличный выбор! — Хлопнул в ладоши конопатый маркировщик. — Парни, садитесь уже на эту вот чудную скамейку, в ногах правды нет. А ты, малявка, чеши сюда. Ага, прямо в кресло карабкайся. Руку заголи. Другую, дубинушка!

Пока Серебрянка размещалась в странно изогнутом кресле, рыжий нырнул под стол, вынырнул с долгим коробом. Водрузил, отпахнул крышку — сверкнули огненные разводы на сработанном из стекла и стали инструменте.

Девочка пискнула. Выпь, хмурясь, встал в изголовье.

— Да не бойся, дурочка. Нешто думаешь, что я такую красоту спорчу? Э, вырастешь, все мужики, все капитаны о тебя глаза сломают, все себе захотят, — обритый, приговаривая, быстро отер дрогнувшее предплечье тряпочкой, пропитанной чем-то резко пахнущим, вынул из короба причудливый инструмент, — ты, главное, ровно сиди на попе, не вертись. А то как промахнусь, да в прямо в глаз! Ладно, шуткую я, шучу-верчу... Знаешь, сколько в этом кресле до тебя побывало? И все своими ногами ушли, все довольны остались. Особенно, э-э-э, некоторые... Эй, смуглянка, свет поднеси.

— Я тебе не смуглянка, — огрызнулся Юга, тем не менее снимая с крюка огневую клеть.

Рыжий глянул через плечо, насмешливо приподнял мохнатые брови:

— Дерзкий и резкий, парень деревенский, не? Моим позывным не хочешь поинтересоваться? Все же, после того, что было — не чужие друг-другу...

Юга бросил короткий взгляд на Выпь.

— Еще я всякого пыльника блохастого кличку буду спрашивать, — отвечал.

Маркировщик расхохотался так, что Серебрянка вздрогнула.

— Гаер, очень приятно. Свет чуть ниже поставь. Только башку мне не спали. Кстати, красивые бусы. Кто придарил?

— Никто.

— У этого твоего «никто» хороший вкус.

— Ха! Да никакой он не мой.

— То есть ты ничей?

— Я сам по себе, — гордо вскинул голову Юга.

— Да начинайте уже! — не вытерпела Серебрянка.

— Как прикажете. Начинаю, — в последний раз проверил инструмент, левой рукой крепко ухватил девочку за тонкую кисть, — кто виноват, что ваш Юга меня отвлекает, с мыслей сбивает? Понаедут в Городец черноглазые, работать не дают.

Выпь приметил загадочную полуулыбку на лице спутника, закатил глаза. Серебрянка тоненько вскрикнула.

— Тихо-тихо, не пищи, почти все. — Девочка терпела, хмуря брови и прикусив губу, инструмент тихо ворчал, подгрызая кожу. — Вот так, а теперь состарим немного, дабы вердо наших доблестных не смущать... Пощиплет-пожжет — и готово. Замечательно получилось, не? Одна из лучших моих работ. Теперь смело дуйте к воротам, придраться не к чему будет.

— Как мы вас найдем, чтобы долг отдать? — спросил Выпь, помогая Серебрянке выбраться из кресла.

— О, об этом не переживай, я сам вас найду. — С ухмылкой уверил Гаер, почесывая бедро. — Красоточка, марку водой не поливай, не расчесывай, заживет тогда на славу. Рад бы с вами поболтать, да дел еще уйму переделать, печь побелить, поросям задать, цыплятам пол определить...

Тем не менее, как радушный хозяин проводил их до самого порога.

— Спасибо, — сказал Выпь.

— Да на здоровье. Всегда рад помочь нуждающимся, это мой лекарский долг, как говаривает один мой знакомый пират, клятва Ипполита... Иппократа, не? Да один хер... И — эй! Добро пожаловать в Черный Городец!

Когда вернулись к воротам, как раз подошла их очередь. Все трое волновались, но старались держать лицо.

— Первый раз в Городце, — улыбнулся хмурым вердо Юга, незаметно подталкивая в спины одинаково оцепенелых спутников.

Контрольный пункт, помимо пятерки стражей, комплектовался «вратами вердо» — светлыми плитами с искусно вырезанными мордами гривастых, клыкастых особых. В раскрытую пасть следовало нетрепетно вкладывать отмеченную регномом руку, если марка не вызывала нареканий, вердо кивал и путник проходил в Городец. Если же «вратам» что-то казалось подозрительным, руку сжимало так, что никакой силой ее нельзя было вытащить.

На их счастье, рыжий маркировщик знал свое дело, и очень скоро трое вступили под сень грады Черного Городца.

5.

Толпа обступила их и плавно, неудержимо понесла в себе. Выпь сутулился, глаза лишний раз не поднимал, все под ноги глядел. Серебрянка жалась к нему. Юга уверенно, словно всю жизнь здесь провел, шагал по отмеченной для пеших дорожке. Не крутился, не вздрагивал, когда зло взвизгивали осаженные тахи, громко выкрикивали зазывалы или торговцы, плечом задевали прохожие.

— Тут нам и разойтись, конечно, следовало бы, да вместе держаться пока сподручнее, — вслух размышлял, заняв очередь к черной пластине, вживленный в бок высокого, грязного Дома, — с жильем пока определимся, место рабочее найдем. Гаер этот, опять же... Эй, Выпь, у тебя дарцы остались или ты по доброте все отдал?

— Остались, — Выпь поднял глаза на облюдка и тут же опустил, — немного.

— Ай, и у меня не богато. Ну да ничего, для разгона хватит.

— Ты умеешь с этим обращаться? — Серебрянка заинтересованно сунулась ближе, под локоть.

— Так, самую малость, — на самом деле подобную каменную чудь Юга видел первый раз в жизни, и работал с ней на одних ощущениях, подсмотрев, как это делают другие, — под руку не лезь только!

Серебрянка послушно отодвинулась. Выпь успокаивающе положил руку на худое плечо — не обижайся, мол.

Пластина была дивной, реагировала на теплое касание пальцев. Юга поочередно ткнул в разные картинки — домик, желтые кругляши, тахи, красная задница. Подумав, вернулся к домику. В ответ тот раскрылся-распался на много значков, один из которых — кровать и тарелка — привлек внимание Юга. Вздохнул, дотронулся до него.

Картинка заполнила всю пластину, в ряд выскочили много-много символов. Растерянно хлопнув ресницами, подкидыш еще раз придавил рисунок пальцем. Изображение пропало, зато из нижней части пластины вылезла тонкая, в половину ладони, табличка.

Юга знал, что ничего понапрасну не высовывается, поэтому решительно ее выдернул. Пластину заполнили мелкие картинки, как в самом начале. Глянув на табличку, Юга обнаружил затейливую резьбу и две мигающие точки, синюю и зеленую.

— Ой, а это карта, да? — радостно влезла девочка. — Вот мы, а вот Домик гостиный мигает, здорово!

— Ты молодец. Я бы не додумался, — сказал Выпь.

Юга немного смутился. Это было нечестно, за умение соображать его никогда не хвалили.

Не найдясь с ответом, он показал язык пастуху и подмигнул Серебрянке.

— А можно мне, можно я понесу?

— Неси, — щедро разрешил облюдок.

Девочка обрадовалась, крепко ухватила табличку и пошла впереди.

Выпь молчал, Юга кожей чувствовал его напряжение. Подумал на себя, отодвинулся, но пастух тут же приблизился, зашагал нога в ногу. Смешно, Серебрянка в толпе искала защиты подле него, а он сам жался к Юга.

Когда на зеленый огонь в колбе переходили широкую, залитую черным и блестящим дорогу, Выпь едва совладал с собой, чтобы не вцепиться в соседа. Юга это заметил, криво усмехнулся. Но вместо того, чтобы насмешничать в своей манере, ободряюще хлопнул между лопаток, заставляя выпрямиться:

— Смелей, пастух, гляди веселей! Уже близко.

«Близко» оказалось не близко. Серебрянка постоянно отвлекалась на новые впечатления, вертела головой, и пару раз они таки крепко сбились — тогда огонек из зеленого становился упрекающе-красным. Девочка торопливо спохватывалась, извинялась, они выбирались на нужную дорогу, и, в конце концов, дошли до Дома в три жилья высотой. Огоньки слились, торжественно вспыхнули желтым, и табличка рассыпалась сухой пылью. Серебрянка отряхнула ладони, украдкой вытерла их о подол длинной, до колен, рубашки и вопросительно оглянулась на парней.