— Конечно.
— Тогда почему?
Выпь вздохнул, поскреб мокрый затылок, честно пытаясь найти нужные слова. Нашел ненужные:
— Ну, а как иначе?
Серебрянка с досадой пристукнула кулаком о тощее исцарапанное колено, простонала:
— Ты всегда так говоришь!
— Слушай, давай поедим, а? Уходить скоро.
— А я видела, как ты ушел от разговора, — пригрозила девочка, — Мы к нему обязательно вернемся.
— Хорошо, — уныло откликнулся Выпь, думая, что око выдалось щедрым на обещания.
Юга вернулся скорее, чем ожидалось. На предложение сесть отобедать замотал головой, веером раскидывая брызги:
— Валить отсюда надо, да скорее.
— Почему? — удивилась Серебрянка. — Шлюпка же не вернется больше?
— Шлюпка не вернется, зато придут те, кто после нее крохи собирает.
— Не-люди, — хмуро сплюнул Выпь.
— У вас и не-люди есть? Они что, хуже шлюпки?
— О, намного, намного хуже. Так что собираемся и в дорогу, до Городца не так много осталось.
—Вот и замечательно, — обрадовалась девочка, — а то у меня чувство, что мы вечность в пути.
Собрались действительно быстро, не озаботились даже просушкой одежды — Юга просто остался в штанах, Выпь добыл из сумки сменную, на крайний случай сберегаемую, пару.
Беспокойство спутников передалось и Серебрянке, девочка старалась вообразить себе существо, по сравнению с которым меркла даже шлюпка. Представлялось вовсе страшное.
Парни то и дело оглядывались, коротко, встревожено переговаривались. Серебрянка поняла, что они могут и не успеть.
Не успели.
Те, кого так опасались путники, налетели вдруг — словно с Полога свалились. Завились кольцом, тесня их молчаливыми, на удивление спокойными круторогими тахи.
— Но это же просто люди! — обрадовалась Серебрянка.
Юга дал ей подзатыльник, надвинул капюшон почти на самые глаза и прошипел злобно:
— Молчи, дура! Ни слова, что бы они тебе ни сказали, что бы ни сделали!
Люди окружили полностью, пятеро сняли матовые шлемы, остальные лиц так и не открыли.
— Ну, и кто у нас здесь? — жизнерадостно, и, как показалось девочке, вполне дружелюбно спросил крупный парень с коротко стриженными светлыми волосами и широким, чуть вздернутым носом.
Ее спутники молчали.
— Да вы не бойтесь, ребятки, мы сколько живых людей не видели, поболтать охота. Откуда да куда путь держите?
В ответ красноречиво звучала тишина. Парень расстроился:
— Эй, ну словно с камнями разговариваю. Уважьте ответом, сделайте милость.
— Может, они немые? — предположил другой человек, невысокий и сухой, с короткими пальцами и длинным подбородком.
— А может, все может быть... — светловолосый задумался, постучал по жесткой упряжи своего тахи.
Спешился, вразвалочку подошел к путешественникам. Хмыкнул.
Ткнул пальцем в плечо Выпь:
— А я тебя знаю, парень. И тебя, чернявая шлюшка.
Пастух дернулся — в руке светловолосого поймало блик лезвие. Широкое и ладное.
— Я твои штучки знаю, уродец. Только рот открой — язык через горло вытащу.
По его знаку двое бесшлемных прихватили Выпь за локти, предусмотрительно заткнув рот какой-то тряпкой. Вожак улыбался задумчиво, трогая большим пальцем лезвие.
— Эй, да у них тут действительно не густо, — разочарованно доложил подручный, — еда в брикетах, одежа мокрая и дарцов горсть.
— Ну и правильные ребята значит, не жадные. — Поощрительно улыбнулся главарь. Мимоходом сдернул капюшон с головы Серебрянки. Поморщился, рассмеялся. — Фу ты, страшная какая, бедняжка. Тебе бы хоть платье какое справили, а? Ну, и что мне с вами делать? Отпустить не получится, вы же все расскажете...
— Не расскажем, — пискнула девочка.
Светловолосый улыбнулся ей, снисходительно потрепал по голове.
— Расска-а-ажете, — протянул ласково, больно, с вывертом ущипнул за впалую щеку. Решительно хлопнул в ладоши. — Ну, чтобы не затягивать, давайте так — этому для начала язык все же вырежем, чтобы голосом не играл, правильно? А этих двух поваляем сначала, да, ребятки?
Серебрянка онемела от близкого, такого простого ужаса. Облюдок же рассмеялся, да так весело, что на него обернулись все.
— Ай, ребята, да на что вам она сдалась? — лениво справился Юга, презрительно кривя губы. — Чучело тощее, не видное, соплями изойдет... тьфу, какая вам радость? Он вообще пастух из становья, каменный, на лицо порченый. А уж я-то расстараюсь, не пожалеете...
— Да ну? — оскалился главарь. — Или правда? Помнится, в Гостином Доме ты от меня нос воротил, сквозь зубы цедил, а нынче другое поешь, сам стелешься. Как поверить?
— Проверить, — Юга вдруг изменился, словно нырнул в воду одним и вынырнул другим.
Улыбнулся по-особому, повел бедрами. Глаза его сделались жаркими, с поволокой, влажно блеснули белые зубы. Чуть откинул голову, потянулся, бесстыже красуясь гибким смуглым телом.
Главарь снова хмыкнул, обошел подменыша кругом, с ног до головы оглядывая. Ножом подцепил гладкие бусы. Потянул к себе.
— Как же я ребят своих обижу? — проговорил, обдавая лицо облюдка злым дыханием. — Им ведь тоже хочется.
— А меня на всех хватит.
Светловолосый рассмеялся. Резко оборвал смех, ухватил Юга за волосы и швырнул на землю, под ноги тахи. Стая качнулась, но вожак рявкнул:
— Я первый! Глаз с этих двоих не спускать, ясно? Вы в очередь, после меня жрать будете. И, учти, облюдок — не натешатся, так за мелочь лысую возьмутся.
Юга лишь улыбнулся, призывно выгнулся, раздвигая ноги. Пообещал томным, хрипловатым голосом, опуская длинные ресницы:
— Голодным не уйдешь.
Серебрянка торопливо отвернулась, часто дыша через нос, нашла глазами Выпь — тот стоял, бездумно смежив веки. Словно спал. Или прислушивался.
Не-люди гоготали, шутили меж собой да подзуживали, некоторые, не дожидаясь своей очереди, приспустили штаны и многоопытно тешили себя сами. От отвращения, гнева, стыда и жалости у девочки защипало в носу и свело шею. Правы были ее спутники, хуже не-людей не было. Твари-то есть да плодиться хотели, а эти со скуки да злобы игрушки живые себе нашли.
— Но-но, не балуй, — ее дернули за плечо.
Серебрянка рада была, что Юга закрыла стая. Может, он и знал, что делает, но смотреть на это она не хотела. Так же как и слушать.
— Ах, ну дает, паршивец, и как дает! — восхитился ее сторож, и внезапно схватив, потянул к себе, полез влажной, липкой ладонью под рубашку.— А иди-ка сюда, мелкая...
Серебрянка затрепыхалась, но Выпь распахнул глаза и уставился прямо ей в зрачки. Немой приказ был такой силы, что девочка пошатнулась и застыла, терпя жадную руку, нескромно мявшую ее тело.
Выпь резко кивнул и Серебрянка клацнула зубами. Насильник с воем отскочил:
— Кусаться, тварь?! Да я тебя! — замахнулся.
И хрустнул, когда опустившаяся из самого Полога серая спица проткнула его насквозь.
Серебрянка содрогнулась, но не двинулась, зато заорали вокруг Юга, шарахнулись, а спиценоги накололи на себя еще по человеку.
Выпь, пользуясь суматохой, двинул затылком в лицо одному, ударом кулака ошеломил другого, выдернул кляп, успел перехватить кинувшегося на него не-людя с ножом. Вывернул тому запястье до хруста, жестко пнул в пах, припечатал локтем сверху.
— Тахи, Серебрянка! Бери одного!
Сам без промедления кинулся к Юга, удачно, боком скользнул между двумя спиценогами. Девчонке почудилось в поднявшемся сполохе, что те словно видели его, будто нарочно обходили, вытаптывая не-людей.
Сам Юга тоже без дела не валялся. Когда началось, когда закричали кругом, довольно осклабился, сунул пальцы в расширенные от любовной горячки глаза насильника. Тот с воем отпрянул, грохнулся на спину, стреноженный штанами, и тут же взмыл вверх, получив в брюхо спиценогом. Упал где-то ближе к горизонту.
— Ах ты, сучка! — обернувшегося Юга сгребли за волосы, натянули, примеривая к горлу нож, но Выпь успел раньше.
Вмазал подхваченной дубинкой так, что снес не-людю мало не полчерепа.