— Да брось, позволь мне себя нарисовать, поверь, я сделаю твой портрет ничуть не хуже, — и этот козел протянул к ней свои грабли. Я только зубы сжал и решительно отодвинул девушку, которая никак не давала мне пройти.

— Я предупреждаю всего один раз, первый, он же последний, — медленно проговорила Маша. — Убери руки и убирайся от сюда.

— Машенька, подумай хорошенько… — хрясь, звук ломаемой кости услышали все. В кафе мгновенно воцарилась тишина. — А-а-а! — тишину нарушил вопль Куницына, который прижал к себе повреждённую руку.

— Я же тебя предупредила, кретин, — прошипела Маша. Её глаза метали молнии, а щеки раскраснелись от ярости. — Если ты ещё раз распустишь руки или свой поганый язык, то я тебе лично башку откручу. Ты не тварь третьего уровня, с тобой я и сама прекрасно справлюсь, без помощи Жени. А теперь убирайся отсюда!

Вот этот момент я и застал, когда встал перед столом.

— Тебе же было сказано, убирайся, — я схватил его за здоровое плечо и отшвырнул в сторону. — Или я тебе вторую руку сломаю.

Куницына как ветром сдуло. Я внимательно посмотрел ему вслед. Надо же, как он умеет ловко лавировать между людьми, наверняка это его семейный дар, от куницы достался. Хорёк скрылся за дверью кафе, а я перевёл взгляд на взъерошенную Машу.

— Ты что, правда, ему руку сломала? — она пожала плечами. — Милая, ну зачем же так грубо. Надо было просто в причинное место пнуть.

— Чем дольше заживает повреждение, тем дольше память о том, что не надо делать ни в коем случае, — ответила Маша, падая на стул. — Скотина.

— Евгений Фёдорович, можно вас на минуточку, — меня за локоть тронул подошедший бармен. Мы с ним и не общались толком, но он был одним из тех, кто пережил прорыв в моём доме, поэтому, скорее всего, чувствовал благодарность.

— Что случилось? — спросил я, отходя от столика.

— Пойдёмте, я кое-что вам хочу показать, — и он настойчиво потянул меня в сторону мужского туалета.

Мне даже интересно стало, что же он хочет мне показать в таком месте. Что-то объяснять было не нужно. И без всяких объяснений довольно прилично нарисованная ондатра с рогами была заметна сразу от двери. Я не спорю, поначалу мечтал о создании чего-то подобного, а вот хорёк сделал. Вот же тварь мелкопакостная. Я подошёл и попытался содрать рисунок, выполненный красками, со стены. Ага, восемь раз. Гадёныш прикрепил его к стене каким-то заклятьем. Теперь, чтобы снять эту дрянь, нужно было выламывать стену. А ярко-красную краску хрен замажешь.

— Вы знаете, кто это сделал? — тихо спросил бармен. Я даже не помню, как его зовут.

— Да, успел на характерные мазки налюбоваться. — Процедил я, и тут меня словно холодной водой облило. А ведь дело-то очень плохой оборот приобретает. Резко развернувшись, вышел из туалета и почти бегом подбежал к Маше. — Ты письмо дяде отправила?

— Нет, я сунулась к порталу, но там такая толпа стояла…

— Плевать. Оно у тебя с собой? — Маша неуверенно кивнула. — Быстро пошли к порталу. Нужно его немедленно отправить.

— Да что случилось? — Маша нахмурилась, поднимаясь и натягивая курточку.

— Кто-то решил полить твоё имя грязью. Ну, и моё заодно, чего уж там. Здесь в форте всем на наши шалости плевать, слишком опасная жизнь, чтобы на такие мелочи внимание обращать. Но вот в реальном мире возможен большой резонанс. — Она сосредоточенно кивнула, и мы вышли из кафе, быстро направляясь к порталу.

— Сергей Ильич, — в большую гостиную поместья графа Рысева вбежал барон Соколов, комкая в руке лист бумаги. — Я ничего не понимаю, может быть, вы мне объясните?

Рысев с удивлением посмотрел на барона и взял в руки письмо, от которого пахло изысканными духами.

— Вы что же, хотите, чтобы я вам явно любовное послание объяснял? — спросил граф, недоуменно поглядывая на Соколова.

— Прочтите, Сергей Ильич, и потом уже сделаете выводы, — и барон рухнул в кресло, прикрыв глаза рукой.

Граф открыл письмо и принялся читать. Письмо было коротким, но его содержимое сначала никак не хотело укладываться в голове. Тогда он начал читать его заново, стараясь не пропускать ни одного знака.

'Уважаемый господин Соколов.

Сердце обливается кровью, как слезами, когда я вижу, что родовое имя для современной молодежи ничего не значит. Уже весь наш форт в курсе, что ваша племянница, наплевав на все правила приличия открыто живёт с посторонним мужчиной, который не является её законным мужем, или даже женихом. Уже и злопыхатели рисуют на стенах мужских комнат уединения пошлые картинки, на которых изображают жениха вашей племянницы в совершенно неприглядном виде. А про графа Рысева всем известно, что он весьма ветреный юноша, и в его серьезные намерения не верит даже он сам. Умоляю вас, примите меры, пока не стало слишком поздно.

С глубочайшим уважением М. В. Шершнёва'

— Я весьма долго живу на этом свете и меня сложно чем-то удивить, — медленно проговорил граф, бросая письмо на стол. — Я даже не удивляюсь тому, что эта дама — Шершнёва, посещает мужской туалет. Кстати, кто она такая?

— Понятия не имею. — Пожал плечами Соколов. — Судя по имени, нетитулованная дворянка.

— Когда женщина пишет подобное письмо, надо искать причину в оскорбившем её мужчине. Вот тут, похоже, без Жени точно не обошлось. Я хорошо знаю своего внука и его предпочтения. Но я не могу поверить, что он покусился на невинную девочку. Этому письму должно быть какое-то объяснение. — Граф бросил взгляд в окно. В его деле со Свинцовыми возник перерыв. Они все ждали решения императорского суда. Напряжение было настолько сильным, что в любой момент могло прорваться, лопнуть как натянутая струна. А тут еще и Женя отчудил что-то не слишком приятное.

— Что же нам делать? — барон посмотрел на графа с надеждой, что тот сейчас щелкнет пальцами и ситуация изменится к лучшему.

— Думаю, нам нужно съездить в Иркутск и навестить детей. К тому же я давно хотел приобрести дом поближе к порталу и станции дирижаблей, да всё никак руки не доходили.

— Это очень хорошее решение, я готов, — Соколов вскочил из кресла.

Через пару часов поезд тронулся от вокзала Ямска, увозя графа Рысева и барона Соколова в Иркутск. Они разминулись с гонцом, привезшим письмо барону Соколову из форта буквально на полчаса.

Отправив письмо барону Соколову, я отвёз Машу домой, а сам поспешил на тренировку. Комендантский час отменили, и теперь нужно было выполнять условия Дроздова, то есть, ежедневно приходить на тренировки, без выходных и праздников. Таковы были условия нашего сотрудничества, которые я согласился выполнять.

Но, перед тем, как пойти в зал, я дошёл до Академии, и прямо спросил, где проживает Куницын, поймав в мастерской задержавшегося сокурсника, который не успевал доделать работу. Как оказалось, жил он неподалёку от Машиного дома, практически по соседству.

В доме Куницына меня ждал сюрприз: как поведал чопорный слуга, его господин взял отпуск в Академии, и оправился домой лечить руку. Дом, кстати, находится в Ямске.

— Что ты говоришь, — я всплеснул руками. — А что с его рукой произошло?

— Он неудачно упал. — Ответил слуга и закрыл передо мной дверь.

— Конечно, неудачно, а как же, — протянул я, выходя на улицу. — Интересно, за что же ты всё-таки меня так ненавидишь? У кого бы узнать подробности. Похоже, придется подождать до Ямска. Кто-то в любом случае должен знать причины конфликта. Ну не увел же я у него женщину, в самом деле. Или, увел?

Размышляя подобным образом, я дошёл до зала Дроздова. В зале был только он. Пумова почему-то не было. И тут вспомнился рассказ Маши о том, что в училище произошло какое-то ЧП, и всем жутко некогда, потому что должны приехать какие-то очень важные чины. Чуть ли не сам император может пожаловать. Ну, насчёт императора — это вряд ли. Станет Кречет по заштатным фортам и его училищам ездить, чтобы местечковое дерьмо разгребать. Но вот кого-то из Министерства Обороны вполне могут прислать. Подойдя к Дроздову, я решил уточнить этот момент.