С учетом обширного применения обычного права можно сопоставить действующее в тот период соотношение общегосударственного законодательства и практики его применения судами первой инстанции в России с соотношением нормативного регулирования и общего права в Англии соответствующего периода. Российское обычное право в судейской интерпретации сравнимо с английским общим правом, степени их отклонений от доктрины центральной публичной власти и уровень научно-методологического воздействия исполнительной власти на суды первой инстанции вполне сопоставимы. Признавая это допущение, судебные реформы Петра I, несмотря на их синкретичность и незавершенность, способствовали упорядочению практики толкования общероссийского законодательства, вводя примат официального толкования. Подобная по значению для доктрины толкования реформа судопроизводства в Англии была проведена только через полтора века, в 1873–1875 гг., в результате которой судьи общего права и судов справедливости были обязаны соблюдать единый интерпретационный дискурс. Существенным отличием российской доктрины толкования от английской доктрины становится ее обусловленность официальной точкой зрения суверена, которая формировалась на монистических принципах, коллегиальные органы имели лишь совещательное значение. Английские же судьи в интерпретационной деятельности учитывали мнение Короля наравне с позицией Парламента и доктриной прецедента.
С начала XVIII в. российская публичная власть осознает важность систематизации национального законодательства и имплементации законотворческого опыта прогрессивных государств. В петровскую эпоху российская доктрина толкования отходит от религиозных основ, от восприятия права как божественной правды, начинается заимствование европейских естественно-правовых взглядов. Для реализации своих планов Петр I подчиняет своим интересам Православную Церковь, «Регламент или устав духовной коллегии» (1721 г.), изменяет правовое положение Церкви, ликвидирует автономию духовенства, структурно подчиняет его государю. В последующие три века российские правители использовали различные типы взаимоотношений с Церковью, выгодные им в конкретный период: в том числе прямые гонения духовенства, уничтожение храмов, запрет на участие в культовых мероприятиях субъектов публичной власти (после 1917 г.) и прямую поддержку духовенства, апологетику религиозных ритуалов, демонстративное участие субъектов публичной власти в отправлении культа (начало XXI в.).
Начатое Петром I фундаментальное реформирование законодательства и судоустройства не прекратилось с его смертью (1725 г.), «во все царствования, начиная с Петра I и кончая Николаем I, идет постоянный ряд попыток или свести в одно целое все эти разнородные законы, согласовать их с Уложением 1649 г., кодифицировать их или же заменить их новыми законоположениями, уставами»[453]. Н.С. Таганцев сводит все эти многообразные попытки к трем группам: «к первой относятся попытки, ставящие своей задачей соединить все отдельные законы в одно целое, согласовать их между собой, составить «свод»; ко второй – попытки перенести к нам иностранные законы или в виде простого перевода, или в виде переработки, согласования с отечественными узаконениями, и, наконец, к третьей – попытки создать Уложение общее, или только специально уголовное, на началах разума или естественного права» [454].
Естественное право оказалось воспринятым российской правовой реальностью, российская почва была благодатной для его всходов, но солнце абсолютизма оказалось слишком интенсивным для нежных ростков прав человека. «Со второй половины XVIII в. уже допустимо говорить о восприятии западного образа мышления частью дворянства и непривилегированными слоями общества (прежде всего – горожанами). Идеи естественного права все сильнее пробивали себе дорогу и под их напором началось обсуждение возможности частичного ограничения власти монарха. Постепенно формируются представления о правах человека и необходимости отмены крепостного права»[455].
Неопределенность законодательных установлений компенсировалась большим количеством актов официального толкования, исходящих от органов исполнительной власти. Судебное толкование норм и правоотношений ориентировалось на воление субъектов административной власти. Вплоть до конца правления Павла I росло количество запретительных и карательных мер, характерных для функционирования полицейского государства. Взошедший на престол в 1801 г. Александр I отменил большое количество запретов, прекратил деятельность Тайной экспедиции, амнистировав ее жертв, начал пересмотр политически мотивированных уголовных дел, уничтожил пытку, запретив даже упоминать о ней. Им была создана комиссия по составлению и преобразованию законов, которой некоторое время руководил не говорящий по-русски немецкий барон Розенкампф. С заменой иностранного специалиста на М.М. Сперанского (1808) деятельность комиссии пошла успешнее, велась переписка с Бентамом и Фейербахом, в комиссии продолжали работать специалисты по законодательству из Германии и Франции. В 1813 г. подготовленный комиссией проект Уголовного уложения Российской Империи был внесен в Государственный Совет, но дальнейшее его рассмотрение и принятие затормозилось. М.М. Сперанский впал в опалу и несколько лет находился в ссылке. Возвратившись из ссылки в 1821 г., Сперанский продолжил работу в комиссии, в 1824 г. проект Уголовного уложения снова поступил на рассмотрение Государственного Совета, но в связи со смертью Александра I его рассмотрение было прекращено.
Многолетняя работа этой комиссии имеет важное значение для дальнейшего развития российского законодательства и практики его толкования. Именно тогда был избран путь развития законов в кодификационном направлении: проект основного уголовного закона впервые в российском законодательстве выделял «общие положения» (111 статей из 585), содержащие как официальное толкование юридических категорий, так и общие начала уголовного права, основанные «на здравых заключениях человеческого разума, на долговременном опыте и наблюдениях, строго исследованных и основанных на существе и возможной пользе государства, ясностью, неоспоримостью и очевидностью влияния своего, приобретшия силу и непоколебимость…»[456]
Подготовленные в первой четверти XIX в. проекты законов, содержащих систематизацию российского законодательства (Гражданского, Торгового, Уголовного уложений, Устава уголовного судопроизводства) были доработаны и введены в действие в период правления Николая I. Важную роль в этом сыграл М.М. Сперанский, который в основу общих принципов составления Свода законов включил идеи и взгляды Ф. Бэкона, адаптированные к современной российской действительности. Деятельность М.М. Сперанского оказалась более успешной по сравнению с его английским коллегой И. Бентамом. Свод законов был объявлен Манифестом Николая I (1833 г.), в котором нашли отражение ссылки на силу и основание, «какое еще в 1700 году положено было Петром Великим», указывался период систематизации – «все законы, начиная от Уложения 1649 года по 1 января 1832 года в течение 183 лет изданные»[457], объявлялось о вступлении в действие с 1 января 1835 г.
Процесс создания и введение в действие Свода законов Российской империи послужил продолжительным стимулом развития правовой науки и формирования российской доктрины толкования закона. Ознакомление с зарубежной техникой толкования, активное обсуждение дискурсивной проблематики в научных и правоприменительных кругах способствовало выработке новых юридических конструкций, унифицировало юридическую терминологию. Важной особенностью российских исследований толкования закона того времени была высокая степень осведомленности о достижениях юриспруденции других государств. Знание иностранных языков, активный обмен научными сообщениями способствовали развитию прогрессивных начал в российской правовой науке второй половины XIX – начале XX вв. Среди теоретиков права следует особо отметить Е.Н. Трубецкого, Н.С. Таганцева, Е.В. Васьковского, Н.М. Коркунова, И.В. Михайловского, П.А. Сорокина, Г.Ф. Шершеневича, Л.И. Петражицкого,
