Митрополит Иларион в XI в. говорит о вселенском характере христианской истины и национальной ограниченности человеческого закона. Иларион предстает «как основатель традиции оптимистического объяснения исторического процесса, продолженной затем Филофеем»[445]. Различные редакции Русской Правды, Новгородская судная грамота, Псковская судная грамота уже содержат как записи сложившихся обычаев, волю суверена и судебную практику, так и положения, определяющие статус субъектов, вводящие некоторый юридический категориальный аппарат и интерпретационные правила.
Практика разъездных судей характерна не только для Англии, в средневековой России укреплявшаяся московская власть использовала разъездные и смешанные суды, образуемые из представителей Москвы и территории рассмотрения спора. Итогами обобщения судебной практики стали судебники 1497, 1550, 1589 гг. Соборное уложение 1649 г. явилось основным источником права на период более полутора веков. Оно дополнялось уставами, регламентами, манифестами, указами и другими формами законодательных актов. Несколько тысяч разнородных нормативных актов, принимаемых на разных уровнях компетенции, не систематизировались, их толкование зависело от цели и субъективных особенностей интерпретатора. Общественные изменения требовали анализа и переработки устаревшего массива законодательства, что в период абсолютизма было невозможно сделать без последовательной воли суверена.
Петр I в 1700 г. учредил Палату об уложениях в целях систематизации законодательства, развития законодательной, исполнительной и судебной практики в новых условиях. С этого периода в российском государстве начинается достаточно постоянная работа над совершенствованием законодательства, формируются соответствующие институты в форме различных установлений, комиссий и комитетов. Отсутствие единообразия в законодательной и интерпретационной технике становится объективным препятствием для развития государственной системы управления. Стремление всех российских императоров этого периода (1696–1825 гг.) к упорядочению законодательного корпуса согласуется с повышением роли закона в управлении обширными территориями и большим народонаселением государства. Петр I начинает активно использовать позитивное законодательство в управлении социальными процессами, регламентации подвергаются почти все стороны общественной и частной жизни человека.
В «Артикуле воинском» (1715 г.) впервые дается официальное толкование многих статей, структурно в законодательном акте тексты статей и тексты толкования этих статей разделяются на абзацы, толкованию предшествует слово «Толкование» либо сокращение «Толк…». Например, статья (артикул) 53 предусматривает, что если офицер прикажет подчиненному солдату то, что к службе не относится и «службе солдатской непристойно, тогда солдат не должен офицера в том слушать, и имеет сие в военном суде объявить; за сие оный офицер, по состоянию дела, от воинского суда накажется»[446]. В толковании, следующем за этой статьей, разъясняется: «Команда офицерская более не распространяется над салдатами, токмо сколко его величества и его государства польза требует. А что к его величества службе не касается, то и должность салдатская того не требует чинить»[447]. Можно рассматривать эту норму, как предельно демократичную для соответствующего периода, ограждающую солдата от использования его времени и способностей помимо интересов службы.
Статья 167 Артикула воинского, предусматривающая за изнасилование женщины «в неприятельской или дружеской земли» смертную казнь или «вечную на галеру ссылку», снабжается пространным толкованием, смягчающим возможность применения столь жестких санкций: «Скверныя женщины обыкновенно, когда в своих скверностях иногда многия скверности учинят, предлагают, что насилством чести своей лишены и насилствованы. Тогда судье их такому предложению вскоре не надлежит верить, но подлиннее о правде выведать, и чрез сие насилие мочно освидетельствовать, егда изнасилованная свидетелей имеет, что оная с великим криком других на помощь призывала, а ежели сие дело в лесу или в ином каком единаком месте учинилось, то оной женщине, хотя б она и в доброй славе была, невозможно вскоре верить… Ежели изнасилованная по скором деле к судье придет, и о насилствии жалобу принесет. При котором случае ее притвор и поступки гораздо примечать потребно. А ежели несколько времени о том умолчит, и того часу жалобы не принесет, но умолчит единый день или более потом, то весьма по видимому видно будет, что и она к тому охоту имела. Хотя правда, некоторыя права насилие над явною блудницею не жестоко наказать повелевают…»[448].
Характерная для абсолютизма того периода детальная регламентация интимной сферы человеческой жизни сопровождается аутентическим толкованием, включающим всех членов семьи в зависимые от публичной власти правоотношения. Прошение супруга за свою жену и доказывание негармоничности плотских отношений должно адресоваться суду, который после толкования обстоятельств дела вправе уменьшить наказание. Суверен тотально регламентирует образ жизни своих подданных: помимо известных требований к одежде, времяпрепровождению и праздникам, законами и текстами толкований устанавливаются степени и категории супружеских измен: если статья 169 Артикула военного предусматривает наказание «по делу и вине смотря» для совершивших прелюбодейство «мужа женатого» с «женой замужней», то за «одинакое прелюбодеяние когда едина особа в супружеству обретается, а другая холостая есть» статья 170 предусматривает санкцию «жестоким заключением, шпицрутеном и отставлением от полку, или посылкою на каторгу на время наказана быть». Толкование этих норм уполномочивает правоприменителя на снижение наказания: «Ежели невинный супруг за прелюбодеющую супругу просить будет, и с нею помиритца, или прелюбодеющая сторона сможет доказать, что в супружестве способу не может получить телесную охоту утолить, то мочно наказание умалить»[449].
В период правления Петра I сформировался официальный подход к толкованию закона, что очень важно для понимания современной российской доктрины толкования, в которой также основная роль отводится официальному толкованию суверена. С того времени монистические принципы текстуального толкования более трехсот лет доминируют в российской юриспруденции. Как отметил В.И. Сергеевич, «образование права в Московской Руси существенно отличалось от образования его в восемнадцатом веке. С Петра Великого мы все знаем, что воля государя творит закон. Московские цари не были еще в этом уверены. Правовая жизнь XVI и XVII веков развивалась если не путем народно-обычного права, то, во всяком случае, при помощи судебно-обычных норм, практикой обихода и лишь в малой степени государственным усмотрением»[450]. Петр I начал самостоятельное правление в период бессистемного накапливания нормативных актов, доктринально несогласованных в горизонтальной правовой плоскости и несоподчиненных с точки зрения вертикали управления государством. Состояние энтропии в официальном нормировании правоотношений предоставляло неограниченные возможности использования интерпретативного подхода: судья подбирал известные ему и подходящие для аргументации искомого решения нормы закона, интерпретируя их с учетом обычного права своей территории. Этому периоду приписывается возникновение русской пословицы: «Закон что дышло, куда повернул – туда и вышло»[451].
Следует отметить, что в XV–XVII вв. при существовании централизованного законодательства бол ьшая часть судебных решений основывалась на обычном праве крестьянских общин. Такой подход сохранился и в более позднее время, обычное право являлось источником решений волостных судов. «Чаще всего волостные суды применяют обычное право в делах, вытекающих из разделов семейного имущества, по наследованию крестьянского имущества, по земельному устройству крестьянскому (напр. Новгород, г. Череповец, у. Антипов, Васильев), при определении долей из общего имущества не выданным в замужество и замужним дочерям при сыновьях, при разделе имущества между законными и незаконнорожденными детьми, при разделе имущества между детьми разного поведения, при иске отцовского пая несколькими сыновьями, если отец был на попечении одного из них, затем при предъявлении исков по документам, отчасти оплаченным, но без наличности отметки об их уплате на самом документе; по искам об отобрании продавцом от покупателя проданной вещи в тех случаях, когда покупатель не уплатил условную сумму; по искам об обратном возвращении задатка, по искам, возникающим между супругами; по искам приданого, по искам по возмещению расходов, употребленных напрасно истцом по случаю приготовления к свадьбе, неудавшейся по вине ответчиков, по искам, возникающим в виду заключения незаконных обязательств и условий, по искам с поручителя и т. д. (Вологодск. губ. Кадниковск. у. Дилакторский)… Из рассмотрения судебной практики волостных судов выясняется, что иногда суд игнорирует утвержденные окружным судом духовные завещания или определения об утверждении кого-нибудь в правах наследства, если они не соответствуют местным обычаям и наоборот, – принимает в уважение завещания, по которым имущество определено исключительно по воле завещателя и несогласно с указанием гражданских законов»[452].
