Однако Удо всё же похвалил Николауса:
— Кое-что ты ещё помнишь! Не забыл наши детские схватки...
— Когда это было! — скромничал Николаус. — Я и слова-то такого не помню — схватки...
— Очень важно: постоянно быть начеку и следить за своими ногами, — поучал Удо. — Не увлекаться в нападении и не паниковать в отступлении — это половина успеха...
Слуги с любопытством выглядывали из дверей. Возле камина прямо на полу сидел Хинрик со своей кружкой пива и с интересом, и с видом знатока наблюдал за поединком.
Удо возвеселился и разрумянился от напряжения, от воинской работы, озорной блеск появился в глазах. Он понял, что Николаус много слабее его в искусстве боя, и уже не столько бился с Николаусом, сколько куражился над ним. Делал обманные движения, а потом внезапные выпады, на какие Николаус даже не успевал среагировать и, конечно же, пропустил бы их, будь это настоящий поединок... Вдруг, резко пойдя в наступление, Удо так сильно ударил по клинку Николауса, что тот выронил его и схватился дуть на свою ушибленную руку.
Меч Николауса с постыдным дребезжанием пал на каменные плиты пола.
Удо возбуждённо вскрикнул:
— Вот видишь, я застал тебя врасплох!..
Николаус то тряс рукой, то дул на неё:
— Больно, однако...
Удо улыбался, являя собой лик превосходства:
— Полагаю, достаточно на сегодня.
Николаус заметил огорчённо:
— Ты, наверное, непобедим.
— О нет! — вдруг заскромничал Удо, но похвала ему была явно приятна. — Непобедимый воин у нас один. Это — Юнкер. Над ним в Радбурге ещё никто не взял верх в поединке... Я бы не стал и пробовать.
Оба услышали в это время, как наверху, на галерее, застучали по полу каблучки. Взглянув вверх, Николаус и Удо увидели Ангелику, которая с книгой в руках остановилась у резных перил.
Девушка не могла скрыть разочарования:
— Ах, я замешкалась, и поединок уже закончился. Я не успела даже увидеть, кто победил.
— Я победил, сестра! — засмеялся Удо. — Как ты могла во мне сомневаться?
— Это правда, Николаус? — перегнулась через перила Ангелика, и красивые волосы её заструились с плеч. — Я не очень-то верю нашему Удо. Он любит иногда прихвастнуть.
Девушка была в эту минуту так прекрасна! Лучи утреннего солнца падали в окно у неё за спиной. И белокурые волосы её отливали золотом в этих лучах. И вся она, будто ангел, казалась сотканной из солнечного света. Она сама была здесь, в этом зале, как маленькое солнце.
Николаус развёл руками:
— Не сомневайся, Ангелика. Удо легко одолел меня. Но напомню вам: я же купеческий сын; я не к мечу приучен, а к весам и гирькам, к счёту монет.
Потом велели Хинрику убрать мечи, а другим слугам — вернуть на место стол и стулья.
Николаус всё посматривал наверх, но Ангелики уже не было на галерее.
Глава 30
Боль цепляется за сердце
до приобнял Николауса за плечи:
— Как тебе, наверное, известно, победителю полагается приз. Мой приз — моё желание. Я желаю, добрый друг Николаус, чтобы ты наконец выпил со мной.
Николаус не нашёлся, как ему возразить.
И Удо продолжил:
— Рыцарь Герман Хагелькен давно звал меня на бочонок пива. Думаю, он обрадуется нам с тобой, если мы сейчас заявимся в Восточную башню.
Николаус знал уже, что Восточная башня — это была та башня, в которой жили рыцари и которая соединялась с башней Медианой зданием замковой церкви.
Они спустились по ступенькам во дворик с псарней, вошли в помещение замковой церкви и полутёмным коридором добрались до Восточной башни. Удо рассказывал про замок, который и прежними, и нынешними хозяевами много раз перестраивался: воздвигались новые стены, а старые разбирались, какие-то арки закладывались кирпичом и камнем, а в других местах арки, наоборот, прорубались; и в итоге в нём теперь есть много разных помещений непонятного назначения и тупиков, много всевозможных ходов и переходов; иные из них, когда-то бывшие явными, стали со временем тайными. Удо, родившийся здесь, потрогавший тут за свою жизнь каждый камень, вроде бы знал Радбург, как свои пять пальцев, однако он никогда не стал бы клясться этими самыми пальцами в том, что знал в родном замке всё...
Из коридора попали в кухню. Ещё когда они шли по коридору, слышали доносящийся откуда-то издали перестук молотка и молота. Молоток стучал весело и звонко, молот — коротко и глухо, и слышалось «так-так-тумм!», «так-так-тумм!», «так-так-тумм!». В кухне перестук этот был много громче. Поэтому Удо, делая объяснения Николаусу, принуждён был говорить громче. Он заметил, что у рыцарей отдельная кухня, и располагается она на третьем этаже башни. На этой кухне для рыцарей готовят совсем простые блюда. Впрочем простота в еде не относится к главным обетам рыцарства, и многие этот обет не соблюдают, не гнушаются греха чревоугодия. И это, наверное, правильно: зачем отказывать себе в последнем удовольствии?.. Удо показал две деревянные лестницы. Одна вела вверх, другая вниз. Удо рассказал, что прямо под кухней у рыцарей кузница и хранилище инструментов...
«Так-так-тумм!», «так-так-тумм!»...
— Это рыцари опять что-то затеяли, — объяснил Удо. — Я знаю, они хотели состязаться в кузнечном искусстве.
...Ещё ниже, глубоко под землёй — узилище, в котором когда-то содержали преступников. Что за преступники? Воры или убийцы из местных. Давно, очень давно там содержался какой-то эстонский князь, что пытался поднять против Ордена восстание и даже сумевший собрать довольно многочисленное войско. В узилище он, говорили, и помер, за несколько лет ни разу не увидев света. Теперь в этом узилище никого нет, ибо комтур Аттендорн считает, что глупо годами кормить какого-нибудь эстонского бездельника, глупо — делать из раба мученика или героя, и предпочитает быстрые расправы — выпороть на конюшне или клеймо поставить на лоб... Сейчас в узилище хранится запас дров и торфа на случай длительной осады.
Здесь, на кухне им встретился рыцарь Эдвин Бурхард. Он спускался по деревянной лестнице с верхнего этажа и, по всему было видно, торопился в кузницу.
Удо спросил его:
— Где рыцарь Хагелькен?
— А где ему быть? Он там, где бывает обычно, когда проходит время молитвы. Вот смолкнет молот — и услышите Хагелькена.
Удо и Николаус поднялись на этаж выше. Здесь была столовая. Простые столы, простые скамьи вдоль стен. В середине столовой, у внешней стены Николаус увидел огромный камин. Удо пояснил, что в этой столовой и вообще в этой башне в прежние времена размещались сразу несколько десятков рыцарей. Вот, верно, весело проводили время!.. Но ныне рыцарей в замке мало. Времена меняются.
Тут вдруг перестали стучать молоток и молот, и Николаус с Удо услышали нежный звук лиры, доносящийся откуда-то сверху.
— Вот о чём говорил рыцарь Бурхард, — догадался Удо. — Нам туда! — и он указал на лестницу в углу столовой.
Этажом выше Николаус увидел рыцарскую спальню. Рассчитана она была более чем на дюжину человек. Двумя рядами стояли узкие деревянные кровати. Между рядами — широкий проход. Его можно было бы назвать и площадкой. И над ним — святое распятие на стене.
Удо преклонил перед распятием колено и наскоро осенил себя крестным знамением:
— Они молятся здесь перед святым распятием. Чаще здесь, реже — в замковой церкви; иногда ходят на литургию в деревню, к святому Себастьяну. Распятие, что ты видишь, говорят, вырезано из святого Креста, — произнося это, он сделал значительные глаза. — Да, да, Николаус, того самого, на коем распяли Иисуса. Того Креста, на который пролилась Его кровь. Реликвия. Рыцари очень сим распятием дорожат.
Звуки лиры доносились с самого верхнего, с шестого этажа, где, как объяснил Удо, была у рыцарей вторая спальня. Когда Удо с Николаусом проходили к лестнице между кроватями, Удо, бросив в сторону Николауса лукавый взгляд, спросил, понятно ли Николаусу, почему кровати у рыцарей такие узкие. Николаус догадался, и брови его изумлённо поползли вверх. Да, да, подтвердил Удо, и при этом озорные бесики так и плясали у него в глазах... это чтобы рыцари не приставали друг к другу, чтобы не могли возлечь на одной кровати вдвоём, когда дьяволы начинают особенно искушать их; более того, дабы у рыцарей не возникало нездоровых искушений, устав предписывает им не гасить свет всю ночь, и они по очереди следят за свечами, и кто-то у них до утра шепчет молитвы; но и это ещё не всё, ибо трудноодолимые случаются искушения у сильных мужчин, давших обет безбрачия: им предписывается ложиться спать непременно в рубахах — да ещё в подпоясанных шнурком, и в подштанниках, и в чулках... Тут Удо не без издёвки засмеялся.
