Часто в прогулках его сопровождал Хинрик. Слуга сам увязывался за Николаусом, поскольку быстро понял, что молодой господин щедр, а щедрому услужить для любого слуги — удовольствие. Однажды Николаус собрался посетить деревню, и Хинрик о том узнал. А как от щедрот Николауса собралось у Хинрика в кошеле достаточно пфеннигов, и пфенниги эти странным образом руки Хинрику жгли, и при этом у него постоянно пересыхало в горле, то требовалось, дабы избавиться от сего внезапного недуга, поскорее от лишних пфеннигов избавиться и горло промочить. Так подсказывало Хинрику природное чутьё, но так советовали ему и мудрые медикусы: противное лечить противным, то есть голод устранять своевременной трапезой, а жажду — возлиянием. Это и рассчитывал сделать добрый малый в деревенской корчме: поправить пошатнувшееся здоровье.
Николаус хотел помолиться в деревенской церкви, а заодно и взглянуть на неё. Издали он давно к ней приглядывался и думал, что она очень украшает окрестности. Шпиль этой церкви гордо возносился над округой и, пожалуй, не уступал в высоте Срединной башне замка. Когда они с Хинриком шли по дороге, Николаус, оглядываясь на Радбург, о том и сказал.
Хинрик не возражал. Вот ещё! Разве он позволит себе когда-нибудь возражать господину!..
Более того, Хинрик, дабы угодить, заметил, что ему порой кажется — не выше ли церковный шпиль башни-Медианы?.. Далее, памятуя о любви господина Николауса ко всяким байкам, касающимся замка, добрый малый Хинрик поведал, что Радбург начинал строиться именно с этой самой высокой круглой башни, на какую изволил обратить внимание любознательный господин. Здесь везде были дубовые рощи. Все дубы, говорят, пошли на строительство. Их выкорчёвывали лошадьми; ставили на одно дерево по сотне лошадей. Поваленные дубы лежали на земле, как рати поверженных великанов... Замок построили очень давно, и сменил он немало хозяев, но самые достойные, конечно, Аттендорны. При бароне Ульрихе замок просто расцвёл. А прежде, ещё в дохристианские времена, сказал Хинрик, почёсываясь, попинывая камушки и отчаянно пыля, на этом холме было древнее городище эстов.
— Вот как! — подивился Николаус. — Может, и название сохранилось?
— Нет, название не сохранилось. Возможно, его и не было. И без названия все язычники знали, что здесь у них святилище. Говорят, отсюда ручьи во все стороны текли, и в каждом ручье — живая вода. Из разных краёв народ приходил воду пить. Сейчас эти ручьи спрятаны под замком. А может, пересохли. Ещё говорят, что подземелий было очень много — так много, как ходов в муравейнике. И черепов будто в подземельях было — тьма. В стены вмурованные черепа... — наверное, Хинрик по обыкновению маленько преувеличивал. — Когда строили Радбург, норы языческие эстонские все позабили землёй и камнями. Иначе под этой каменной громадой холм давно бы уже провалился.
— И не оставили никаких ходов? — любопытствовал Николаус. — Знаешь ведь, что из всякого замка роют подземные ходы.
Хинрик пожал плечами:
— Может, и оставили. Я не знаю, я — человек маленький, и не к любой дверце меня подпускают, — пряча глаза, слуга оглядывал поле. — Слышал только, что кое-кто из замка... ну, госпожа Фелиция, например... появляются иногда в деревенской церкви, между тем как на дороге, по которой мы сейчас идём, их никто не видел. Не но воздуху же добираются! — Хинрик как-то натянуто засмеялся и понизил голос. — Разве что она ведьма...
Здесь им навстречу попались пять эстонских женщин. Они шли в замок отрабатывать какие-то повинности. Лица коричневые от солнца, одежды бедные, убогие. И руки у них были чёрные, и согнутые спины — как у всех людей, работающих на земле, проводящих весь день в поле. За ними шёл розовощёкий нарядный кубьяс; вёл коня, держа под уздцы. Короткий меч на бедре, плётка за поясом.
Чем ближе подходили к деревне, тем внушительнее выглядела церковь Святого Себастьяна, поставленная на пригорке. Можно было поразиться её величине. Возносилась под самые небеса массивная квадратная башня со шпилем; за ней поспевала острая крыша, крытая красной черепицей. Огромные окна, уходящие от основания церкви ввысь, составляли большее пространство стен; это были скорее и не стены, это были сплошные окна — окна, через равные промежутки простенков следующие за окнами.
С трёх сторон церковь окружала Рыночная площадь, мощённая камнем, чисто подметённая. Деревня утопала в садах. На площадь выходили добротные дома немецкие — большие, на дубовых каркасах, с железными или медными крышами, с застеклёнными окнами, с высокими крылечками, с тяжёлыми резными дверьми. А на задворках у них лепились один к другому маленькие домики эстонские, крытые тростником и гонтом, кое-где окружённые редкими изгородями. На краю деревни широко раскинула крылья ветряная мельница.
Едва поравнялись с корчмой, едва потянуло ароматом жареных колбас и лука и едва повеяло в воздухе солодовым духом свежесваренного пива, у Хинрика нашего смущённо забегали глазки и сам собой замедлился шаг — притомились ножки. И Николаус его великодушно отпустил:
— Найдёшь меня после в церкви...
Говорил он это вроде Хинрику; тот рядом стоял. Как сказал, оглянулся... а Хинрика уж и след простыл.
Но Николаус не пошёл сразу в церковь. Обойдя её по площади, он миновал проулком немецкие домы и пошёл кривой улочкой среди домиков эстонских. Заглядывал во дворы, однако кроме тощих собак и роющихся в навозе кур, никого в них не видел. Верно, все были на работах в этот час и не с кем было заговорить. Собрался уж Николаус в один из домиков заглянуть, где, показалось ему, послышались голоса детей, как заметил он человека, выкашивающего траву у себя в саду, сильно занятого своим делом и не глядящего по сторонам.
Николаус остановился у изгороди:
— Скажи, любезный, как мне найти бортника Ильмара.
— Это я Ильмар-бортник, — ответил человек, отставив к яблоне косу и нахмурившись; верно, он решил, что появление этого господина не предвещает ему ничего хорошего.
Ильмар был человек высокий — наверное, такой же, как Николаус. Можно было бы назвать его статным, как называют многих высоких людей, но ему более подходило определение долговязый, поскольку в фигуре его присутствовала некая нескладность; верно, из-за того, что при не очень развитой груди у Ильмара были очень крепкие большие руки — прямо как у рака клешни. На бритом лице выделялся большой волевой рот. Длинные соломенные волосы Ильмар откидывал назад, открывая высокий выразительный лоб.
Не думал Николаус, что бортник Ильмар встретит его со столь хмурым лицом. Ещё спросил:
— А нет ли в деревне другого бортника по имени Ильмар?
— Мой сынишка тоже Ильмар, а как он сын бортника и уже кое-что понимает в сём полезном промысле, наверное, тоже станет бортником, придёт время. Но не думаю, что нужен вам именно он, господин... — говоря всё это, человек подошёл ближе.
— Значит, к тебе моё слово, — несколько тише молвил Николаус. — А за словом и дело.
Здесь лицо Ильмара-бортника прояснилось и подобрело:
— А за словом и дело, — повторил он по-русски. — Должно быть, вы Николаус?.. — после чего он перешёл на эстонский. — Но пойдёмте в дом, там и поговорим. Не то разнесут птицы по округе наши слова, — он сделал приглашающий жест рукой.
Через калитку Николаус зашёл во двор, потом, пригнувшись под низкой притолокой, вошёл он в дом Ильмара — маленький, небогатый, как у всех эстонцев, но весьма крепкий и опрятный.
В доме было чисто убрано, настелен пол, побелена печь, красовались на окнах занавески. Недалеко от печи стоял большой сундук — редкая, дорогая вещь в доме эстонца. Возле сундука Николаус разглядел прялку.
Ильмар посадил гостя на широкую лаву у окна.
В доме пахло мёдом и свежим ржаным хлебом. Черепяная плошка с душистым мёдом и краюха свежего крестьянского хлеба, слегка обсыпанная мукой, волшебным образом возникли перед Николаусом, пока он осматривался.
— Чисто у тебя, как в господском доме, — похвалил Николаус.
— Я и есть сам себе господин, — с гордостью ответил Ильмар. — Я — свободный человек. От надёжного дела живу, в котором имели искус многие мои предки. Давно уж я выкупил у барона и себя, и свою семью. Мой сын не будет гнуть спину на мызе, и плеть подлого кубьяса не коснётся его, — он подвинул плошку и хлеб гостю. — Угощайтесь, Николаус. В нашем краю много цветов. Здесь они все — перед вами.
