Анифа перевела дыхание, и она перестала улыбаться.
— Я всегда очень хорошо умела контролировать свои чувства и эмоции, — призналась она дочери, — Жизнь научила. Она у меня была… не совсем простой. И, может быть, когда-нибудь я расскажу тебе о ней, но позже, когда ты немного подрастешь и если ты захочешь выслушать мою историю. Но сегодня…
Женщина снова коротко вздохнула, неуверенная, стоит ли ей продолжать. Но она проговорила:
— Сегодня чувства возобладали надо мной. И мне очень стыдно, что ты, Далия, моя любимая дочка, моя любимая девочка, испытала это на себе.
Тряхнув волосами и тихо выругавшись себе под нос, Далия посмотрела в сторону. Она хмурилась и кривила свой красивый рот и что-то прокручивала в своей светловолосой голове.
— Почему? — спросила она в итоге.
Анифа понимающе кивнула этому вопросу. Девочка не хотела знать, почему мать взвилась на нее. Это она сейчас понимала и так. А почему вообще вспылила, да еще и так сильно. Несмотря на свой взрывной характер, она была умным ребенком и спустя время всегда приходила к верным выводам.
— Я была раздражена, — нехотя произнесла Анифа, — Не из тебя. Из-за другого человека.
— Из-за мужчины? — быстро отреагировала Далия.
Умная, догадливая девочка.
Боясь увидеть на лице дочери осуждение из-за этой правильной догадки, Анифа не рискнула посмотреть на Далию и стояла, опустив голову. Если дочь посчитает, что Анифа предала память об ее отце, то возненавидит мать всем сердцем.
Но женщина посчитала правильным не лгать. Поэтому ответила:
— Это так, Далия.
— Это ведь Свен Яростный, правда? — тут же спросила девочка.
Наблюдательная.
— Да, дочка.
Далия с шумом вдохнула через нос воздух, и Анифа все-таки рискнула посмотреть на нее. И пораженно округлила глаза, так как девочка…
Улыбалась!
— Мне нравится Свен! — ошарашила его Далия. При этом выглядела она… довольной! — И да, я видела, как он обнимался с теми девицами! Вот же идиот! Я была уверена, что ему нравишься ты и он хочет на тебе жениться. Так что лучше бы ты ему лицо расцарапала! Он не смеет обижать тебя!
“Как быстро она успокоилась!” — почти с восхищением подумала женщина.
И как, наверное, она была права! Надо было вцепиться в него ногтями, а не отдаваться в кладовой, будто спонтанное совокупление может решить все проблемы!
Но ее порадовало неожиданное понимание дочери, и Анифа, с облегчением выдохнув, протянула к дочери руки. И та, несмотря на опасения матери, скользнула в них, привычно и доверчиво прижимаясь и жадно обнимая в ответ.
Глава 12
Мягко скользя по гладко утоптанному и присыпанному песком снегу, Сигурд быстро передвигался между несколькими противниками и без какого-либо труда отбивался от одновременных атак молодых юношей с тренировочными мечами. Но, несмотря на свой перевес в количестве, ни один из подростков так и не смог хотя бы раз коснуться его даже кончиком затупленного клинка.
А ведь Сигурд даже не дрался в полную силу. Из его головы упорно не выходили мысли о вчерашнем происшествии, а также попытки разобраться, свидетелем чего именно он стал и как к этому относиться.
Он был поражен эмоциональным взрывом Анифы и не успел совсем чуть-чуть — Сигурд сам хотел остановить ее, чтобы женщина не сделала чего еще похлеще, но Свен опередил его и утащил Анифу в задние комнаты. Он, конечно, пошел следом и почти что пожалел об этом — не оставалось сомнений в том, что брат использовал крайне интересные и своеобразные способы для успокоения разбушевавшейся маленькой женщины. Первым инстинктивным желанием Сигурда было ворваться в тесную кладовую, чтобы остановить того, и показать, что сам претендует на нее и не потерпит столь грязного использования ситуации…
Но не сделал. Что же его остановило? Вряд ли смирение и готовность отдать брату столь страстно желаемое им самим.
Сначала Сигурд с жадностью прислушивался к всхлипам и плачу женщины. Свен был неожиданно терпелив и понимающ в этот момент, и его брат практически гордился им и его сдержанностью. Но потом всхлипы перешли в стоны… а уж шелест одежды и своеобразные шорохи от специфических движений он вообще не мог спутать с чем-то другим…
Кинуться. Схватить брата. Отбросить в сторону. И сжать Анифу в собственных объятиях.
Вот что хотел Сигурд.
Но он не сделал этого.
Почему?
После он, таясь в тени, как вор, как преступник, тайком проследил за ней, чтобы стать свидетелем короткого разговора Анифы с дочерью и их эмоционального воссоединения. Даже на расстоянии было заметно, насколько черноволосая красавица обрадовалась этому и расслабилась. И он снова смог убедиться в том, насколько сильно женщина была привязана к своим детям и насколько крепки были связывающие их узы, в основе которых была не просто любовь матери к плоти от плоти своей. Нет, тут было другое.
Глубокая боль и вина — вот что приходило на ум в первую очередь. Но не из-за того, что произошло сегодня, а из-за того, что должно было давным давно остаться в прошлом, но…
Это “что-то” упрямо не отпускало Анифу и, видимо, определяло не только настоящее, но и будущее.
Сигурд не понимал практически ничего. Что-то неуловимое скользило на границе его сознания, что-то крутилось, смущая ум и сердце, но вот что именно — он не знал…
В голове все перемешалось — и образ неприступной красавицы, и ее трепетная любовь к детям, и глубокая тоска по мужу, которая была видна невооруженным взглядом, и сладкое томление, с которым он отзывалась на его и Свена ласки, и многое-многое другое… Одно постоянно противоречило другому и в итоге превращалось в неясную какофонию…
Рассеянность из-за большого количества мыслей сделала своей дело — не рассчитав выпада, Сигурд слишком сильно и глубоко полоснул мечом по оголенному предплечью одного молоденького паренька. Тот болезненно вскрикнул и тут же закусил губы, ибо подать голос из такой мелочи недостойно воина, пусть даже столь юного. Чертыхнувшись, Сигурд опустил свое оружие и жестом приказал остальным ученикам остановиться — из-за затупленного лезвия рана мальчонки получилась рваной и неаккуратной. И требовала внимания.
— Я в порядке! — юноша, несмотря на гримасу боли, храбрился и даже продемонстрировал, подняв вверх, руку. Из глубокой царапины тут же обильно потекла кровь, и Сигурд снова ругнулся. Все хуже, чем он думал.
— Я позову мать! — мгновенно отреагировал Ран, уже срываясь в бег и легко перемахивая все встречающиеся ему на пути в терем ярла препятствия.
Каким-то чудом женщина оказались именно там, где и искал ее Ран, а не где-нибудь еще — в поселении или в лесу, поэтому появилась довольно быстро. Но к тому времени, как Анифа пришла, молодые северяне вернулись к тренировке, а грязная тряпка, которую прижал паренек к порезу, насквозь пропиталась кровью.
Конечно, с такой пустяковой раной мог бы справится и сам Сигурд, или Кнудд, но мужчина достаточно изучил местные порядки, чтобы знать — даже незначительная царапинка подвергалась самому пристальному вниманию и контролю Анифы.
Вот и сейчас, немного запыхавшаяся, очаровательно раскрасневшаяся, но совершенно спокойная, она лишь недовольно прищелкнула языком при виде непрезентабильнго вида тряпицы, а после быстро и ловко принялась за дело: старательно обмыла и обтерла ранку, обработала какой-то резко пахнущей жидкостью из одной бутылочки и нанесла вязкую субстанцию из другой. Сверху накрыла кусочком полотно и плотно перевязала бинтом.
— И чтобы три дня никаких тренировок, — строго сообщила Анифа, но тут же улыбнулась, ласково ущипнув парнишку перед собой за подбородок.
Это было совершенно невинный, лишенный какого-либо кокетства, почти материнский жест, но Сигурд почувствовал, что почему-то напрягся. Хотя, может быть, и не из-за жеста вовсе, а из-за нежной и невозможно прекрасной улыбки, которым Анифа одарила раненого. И того, каким восторженным и влюбленным взглядом на нее погляделв ответ юноша, на щеках которого, совсем недавно бледных, расцвел румянец.
