— Только посмотри на них, — кивает он на парня и девушку лет двадцати с небольшим, устроившихся за столиком у дальней стены. У обоих в руках телефоны, безучастные взгляды устремлены на экраны. Заключить, что они пара, можно лишь на том основании, что они сидят за одним столом.
— Добро пожаловать в наше цифровое общество, Клемент.
— У каждого, значит, одна из таких штук?
— Ага.
Клемент качает головой и снимает крышку со стаканчика. Высыпает в него пять пакетиков сахара и делает глоток.
— Слышишь, пупсик?
Я послушно замираю и прислушиваюсь. Как будто ничего неуместного.
— Что слышу?
— Да в том-то и дело, что ни хрена не слышно — все молчат! Во всех кафе, где я бывал, люди сидели и болтали между собой!
— Верно, теперь люди общаются по-другому.
— Что? Ты хочешь сказать, люди больше не разговаривают?
— Вовсе нет, просто общаются по социальным сетям или сообщениями.
— Хм, чем бы ни были эти штуки, живете вы как чертовы зомби.
Я оглядываю зал кофейни. Пожалуй, Клемент в чем-то прав.
Мы присоединяемся ко всеобщему сосредоточенному молчанию, жуя сэндвичи и потягивая неоправданно дорогие напитки. После замечания Клемента отсутствие разговоров невозможно не замечать. Если бы не тихая музыка на заднем фоне да всепроникающий гул вокзала, тишина была бы гнетущей.
И тут тишину нарушает звук протяжной отрыжки.
— Прошу прощения, — басит Клемент.
Под аккомпанемент недовольного цоканья в нашу сторону поворачивается с десяток голов.
— Боже, так они живые, — все так же громогласно замечает Клемент.
Он встает, и все головы немедленно возвращаются на исходные позиции. Похоже, никто не горит желанием напомнить ему о манерах.
Внезапно у меня возникает ощущение, будто на мне не кожаная куртка, а средневековая «бочка позора».
Хватаю сумочку и мчусь к лестнице, стараясь не поднимать голову, чтобы не встречаться с осуждающими взглядами посетителей.
Ноги так и несут меня, пока я не оказываюсь метрах в тридцати от «Старбакса», под прикрытием билетного автомата. Через несколько секунд на выходе из кофейни материализуется фигура Клемента, который направляется прямиком к моему укрытию.
— Пупсик, ты в порядке? В туалет, что ли, нужно?
— Нет, Клемент, не нужно, — огрызаюсь я. — И ваших ужасных манер, и наглых комментариев тоже! О чем, черт побери, вы только думали?
— Да ни о чем я не думал…
— Вот именно! Кто вас только воспитывал! Вы просто мужлан!
— Да расслабься. Я всего лишь пытался разрядить обстановку. Мне показалось, тамошним посетителям это не помешает.
При любых других обстоятельствах я бы уже умчалась в бешенстве прочь. Однако сейчас приходится мужественно противостоять стихии.
— Прежде чем мы отправимся дальше, дайте слово, что будете вести себя прилично. Вот честно, Клемент, вы прямо как десятилетний ребенок! Может, пора повзрослеть?
По завершении моей тирады он так и стоит, уставившись на меня сверху вниз. Знаю я его все-таки не настолько хорошо, чтобы постичь происходящее за этими голубыми глазами. Быть может, прямо сейчас он размышляет, не является ли ад перспективой более привлекательной, нежели мое общество. А может, обдумывает различные способы моего убийства.
Спустя несколько секунд до меня доходит, что бросать вызов этому верзиле не самое мудрое решение, в особенности с учетом достопамятной жестокой расправы, что он учинил над Черным и Синим.
Наверное, в таких случаях сдержанность и вправду лучшая часть отваги. Я уже готова поступиться самолюбием и принести извинения, но тут на лице Клемента появляется улыбка.
— А ты штучка с характером, а?
— Э-э… Иногда.
— И всегда добиваешься своего?
— Что? Да нет же, я вовсе не добиваюсь своего. Я просто…
— Просто любишь, когда пляшут под твою дудку?
— Нет! Это не так! Я не…
— Как скажешь, пупсик, — снова перебивает он. — Мне нужно покурить.
Разговор закончен.
Клемент направляется к ближайшему выходу. Он удаляется метров на десять, прежде чем я двигаюсь следом.
Лестница выходит к заднему фасаду вокзала. Снаружи сущий хаос, с отрадной добавкой в виде удушающих выхлопных газов от тарахтящих на холостом ходу автобусов и ежесекундно шныряющих мимо такси.
Клемент прислоняется к каменной колонне и закуривает сигарету. Взгляд его устремлен вдаль, хотя зрелище кирпичного виадука ничего выдающегося собой не представляет.
Похоже, самое время извиниться.
— Клемент, э-э… простите меня. Я перегнула палку.
— Да не стоит, пупсик. Такая уж ты есть.
— Хм, да, но я не хотела столь категорично выражаться.
— Забудь. Ты не далека от истины.
— Что вы имеете в виду?
— Хорошим манерам меня и вправду не обучали. Пинали, толкали и по-настоящему избивали. Двенадцать лет в сиротском приюте.
«Отлично уладила проблему, Бет. Со всей чуткостью».
— Простите, Клемент. Я не подумала.
— Обычное дело в современном мире, насколько мне видится. Люди или слишком много говорят, не думая, или слишком много думают молча.
Он бросает окурок на асфальт и отталкивается от колонны.
— Просто чтоб ты знала: я предпочитаю, когда болтают поменьше.
И с этим шагает прочь.
18
Я нагоняю Клемента, и мы вместе двигаемся через вокзал к станции подземки. Если я и задела его чувства, оправился он довольно быстро, поскольку сейчас как ни в чем не бывало мурлычет под нос какую-то незнакомую мне мелодию.
Он уже освоился с турникетами, и мы спускаемся по эскалатору к платформе линии Бейкерлоо. Кажется, по ней мы доедем до Камдена, но я смутно представляю себе лондонскую подземку, поэтому мне остается лишь держаться за Клементом, словно бульдозер расчищающим проход через толпу.
С моим ростом поездка в подземке, как правило, оборачивается сущим адом, но на сей раз мой внушительный спутник расчищает дорогу. Увы, ему не избавить меня от другого непременного аспекта — душного горячего воздуха, встречающего в низу эскалатора. Через считаные секунды я уже мечтаю о душе и скрабе.
Тем не менее народу сейчас заметно меньше, нежели в мои обычные визиты в Лондон по будням, и мы относительно беспрепятственно движемся по туннелям на платформу северного направления.
Я следую за Клементом метров двадцать по перрону, мимо группы футбольных фанатов, держащейся за руки парочки, семейки с двумя шумными чадами и многочисленных одиночек. У всех пассажиров такой вид, будто они предпочли бы оказаться в каком-нибудь другом месте.
Свисающее с потолка табло уведомляет, что следующий поезд прибудет через четыре минуты.
Примерно с минуту мы молчим, затем Клемент отращивает меня:
— Я тут подумал, мы могли бы кое-куда заехать перед Камденом. Больше получаса это не займет.
— Куда именно?
— Да совсем недалеко. Это такое место, куда я в детстве наведывался несколько раз в месяц, — мрачно объясняет он. — Наверное, можно назвать его убежищем.
Моя догадка состоит в том, что он подразумевает церковь или, быть может, тихое местечко на берегу Темзы. В любом случае я опасаюсь опять ляпнуть что-нибудь не то и потому ограничиваюсь кивком. Детство у Клемента явно было тяжелым, возможно, ему нужно как-то успокоиться.
Через минуту из туннеля доносится низкий гул, накатывает волна теплого воздуха, мимо мелькают красно-бело-синие вагоны. Наконец, поезд останавливается, и прямо напротив нас раздвигаются красные двери.
Мы пропускаем выходящих пассажиров, и не успеваю я отделиться от стены, как Клемент уже шагает в вагон. Словно послушный ребенок, устремляюсь следом. Странное дело, в вагоне даже обнаруживаются свободные места, и мы усаживаемся рядом, как раз напротив парочки с перрона. Вообще-то, мне очень не по душе сидеть напротив незнакомцев, когда практически невозможно избежать случайной встречи взглядами.
Поезд трогается, и я понимаю, что насчет нечаянного зрительного контакта можно не беспокоиться, поскольку парень и девушка не сводят друг с друга глаз, о чем-то тихонько переговариваясь. Их отношения явно еще на захватывающей ранней стадии.