Витус повернулся к вождю:
— Что значит этот возглас?
— Держи глаза открытыми, чтобы узнавать врага, и молчи! — перевел Окумба.
Одним рывком кольцо юношей разомкнулось. Теперь они выстроились в шеренгу, держа копья на правом плече и зрительно измеряя расстояние. Их тела были напряжены. И вдруг разом, словно сговорившись, все выпустили копья в чучело испанского солдата. Ни одно копье не пролетело мимо. Полдюжины пик торчало в груди соломенной куклы, которая от тяжести металла завалилась набок и рухнула в кустарник.
Из метавших тоже как будто выпустили дух, один за другим они попадали на землю, их груди тяжело вздымались. И снова появился хунган. Теперь в его руках была миска с каким-то питьем. Он обнес ею всех будущих воинов.
— Что он дает им на этот раз? — шепотом спросил Витус.
— Противоядие. Оно быстро снимет действие нанакатла. Останется только тяжесть в голове и вялость движений, вроде вашего похмелья после слишком большой дозы алкоголя.
— А с этим разве нельзя справиться каким-нибудь вашим средством? — полюбопытствовал Магистр.
Окумба улыбнулся:
— Такое состояние вместе со слабостью тела после сильного напряжения должно создать дополнительные трудности во время испытаний. Теперь можете подойти ближе. — Он, раздвигая ветви подлеска, зашагал к площадке. — Я уже говорил вам, что не слишком большой приверженец этого культа, но я избран моим народом и должен делать то, что от меня требуется. Сейчас я как вождь открою следующие за ритуальной частью испытания.
Друзья последовали за ним. В ярком свете множества факелов они увидели, что юноши и впрямь находились в помраченном, почти бессознательном состоянии.
— А куда делся хунган? — поинтересовался Витус.
— Жрец погребает петушиную голову в священной земле, на месте, которого никто, кроме него, не знает. Это жертва великому духу Эве Вуду, чтобы он охранял наших юношей во время того, что сейчас начнется.
— А чучело тоже жертва? — с любопытством спросил Магистр.
Окумба покачал головой:
— Нет, это поверженный враг. По верованиям приверженцев Эве Вуду, убить куклу — то же самое, что живого испанца из плоти и крови. Или всех испанцев. Эта символическая смерть претворяется в реальность.
Маленький ученый вздрогнул:
— Упаси Боже! Надеюсь, этого не случится, я как-никак тоже испанец.
Вождь улыбнулся:
— Думаю, тебе нечего опасаться за свою жизнь, Магистр. Вряд ли растерзание соломенной куклы принесет смерть испанцам. Я сильно сомневаюсь, что от этого умрет хотя бы один-единственный дон. Но мне приходится держать свои мысли при себе или высказывать их перед чужаками вроде вас. Иначе может ослабнуть боевой дух моего народа. А драться он умеет, как сам дьявол, которого вы, христиане, так боитесь. — Улыбка исчезла с лица великана. — Отвага и мужество для нас — вопрос жизни и смерти. В открытом бою нам испанцев не победить: у нас нет ни лошадей, ни оружия. Мы сражаемся с ними, нападая внезапно на небольшие отряды или отбившихся солдат, большей частью в той местности, которую хорошо знаем только мы. Быстро и безжалостно наносим удар и снова исчезаем. Сюда, в наше потаенное место среди джунглей. Сюда доны не заглядывают. Не осмеливаются без конницы. И все-таки врага не стоит недооценивать.
Окумба обвел взором юношей, постепенно приходящих в себя, и продолжил:
— Среди испанцев тоже есть люди беспримерного мужества, но куда им до симарронов! Ведь наши воины сражаются за свободу, а доны всего лишь за золото.
Витус внимательно посмотрел на Окумбу:
— Симарроны должны гордиться, что во главе их стоит такой вождь, как ты.
— Спасибо. Но и ты, Витус, предводитель не из последних, у меня на это глаз наметан. Ты определенно понимаешь, как важно держаться вместе. У нас, симарронов, каждый воин еще и отец семейства, а то и не одного. Многие из моих людей имеют по две-три жены и больше дюжины детей. Поверь мне, они знают, за что борются: за семью и за свободу. И Эве Вуду для них из тех жизненных ценностей, которые сплачивают людей и поднимают дух.
Энано, наслушавшись высоких речей, подал голос:
— Уй, скажи-ка, начальник черного воинства Окумба, а тот с фокусами-покусами тоже словил пилу?
Окумба недоуменно сдвинул брови.
— Ну, абракадабра-говоритель, у него есть жернов на шее, кербер на страже, тупая ножовка?
— Коротышка спрашивает, есть ли у хунгана жена, — усмехнувшись, пояснил Магистр.
— Ах, жена! Есть. Есть даже дети. А когда он не в роли жреца, то такой же воин, как и все мы.
— Вот это да! — присвистнул Магистр. — А мы его видели?
— И даже хорошо знаете, — усмехнулся Окумба. — Это Донго. Он пришел к нам несколько лет назад, как рассказывал мне Ктико. И нашел здесь убежище, как и все, кому удается спастись бегством от своих хозяев. Поначалу он никак не мог понять, кто такие симарроны. Да и трудно это объяснить. Мы не племя, не нация, у нас нет своей земли, по крайней мере, законно признанной. Нет ни короля, ни армии, ни крестьян, ни ремесленников. Есть только боевой дух и воля к жизни. Скорее нас можно назвать тайным сообществом или общиной с выборным главой и его советом.
— Но ведь это, наверное, не единственное поселение симарронов в этих краях? — спросил Витус. — А сколько вас вообще?
— Точно не знаю. А если бы и знал, не сказал. И не потому, что не доверяю вам, нет. Просто я наслышан, как испанцы умеют вырывать из любого нужные им сведения.
— Кому ты это рассказываешь! — воскликнул Магистр.
— Вот поэтому и отвечу вам так, как говорят сами доны. Они считают, что в горах Эспаньолы живут свыше семи тысяч симарронов, около трех тысяч здесь, в джунглях Панамы, и около тысячи на Кубе.
Маленький ученый присвистнул:
— Ничего себе! Кругленькое количество! И симарроны везде живут семьями?
— Думаю, да.
— А ты, если позволишь спросить? У тебя есть семья?
— Нет, — лицо великана омрачилось. — У меня была жена. Там, за морем, в большой прекрасной стране. Не знаю, что с ней теперь сталось. Охотники за рабами напали на нас, когда мы с сестрой шли в соседнюю деревню. Мы не смогли защититься от них. Нас связали и притащили на один из их «негритосников», как они называют невольничьи корабли. Это было ужасно!
— Я так тебе сочувствую! — Маленький ученый порывисто сжал руку великана. — А где сейчас твоя сестра?
— Не будем об этом. — Окумба отдернул руку. — Может быть… когда-нибудь… в другой раз. — Он заглянул в глаза пришедших в себя юношей — к ним вернулись силы. — Думаю, можно начинать. Идемте к месту испытаний.
Витус заметил, как десятки воинов выросли, словно тролли, из тьмы джунглей и присоединились к ним. Очевидно, они тоже наблюдали ритуал Эве Вуду, а теперь не хотели пропустить следующего зрелища.
Так же внезапно из густых джунглей выросла перед ними поляна не более восьми шагов в диаметре. По периметру она была обнесена ограждением из могучих бревен и ярко освещена: через каждые два шага горели факелы.
— Это будет происходить здесь, — Окумба остановился у ограждения, остальные воины рассыпались по кругу. Он повернулся к юношам. — Вы готовы?
— Да, — в один голос последовал решительный ответ.
— Хорошо. Вас шестеро. Испытаний два. Вы уже договорились, кто с кем идет?
— Да, Окумба.
— Вы договорились, кто начинает?
— Да, Окумба, — сказал Канго. — Мы начнем, если ты согласен.
— Согласен. — Голос вождя звучал отстраненно. Он определенно не хотел подбодрить испытуемых ни словом, ни жестом. — Берите копья и вступайте в круг.
Канго и двое его товарищей перелезли через ограждение на арену борьбы. Они встали по центру и воткнули копья в землю.
— Хорошо. — Окумба выпрямился во весь свой исполинский рост. В свете факелов было в его облике что-то таинственное. — Симарроны! — начал он…
Симарроны!
Мы принесли жертву великому духу Эве Вуду, чтобы он был к нам милостив и послал удачу в борьбе с испанцами. Да будут они прокляты!