— Потому что я англичанин, — коротко бросил Хаф. По всему было видно, что тема ему не слишком приятна, и Витус решил ее не развивать.

— Понятно.

— Мы с Томом нашли тебя и остальных в лодке, — круто повернул старик разговор. — Вчера днем было это. Я не больно-то много мог для вас сделать. Кроме того, чтобы дать воды. Выглядели вы, надо сказать, как выходцы с того света. Вас уже поклевали птицы. Да и им особо нечем было поживиться: все вы — кожа да кости. Что вам теперь нужно, так это хорошее питание и приличная постель, чтобы вы снова приняли человеческий облик. В моей хижине места хватит, но она в полумиле отсюда, в лесу. — Хаф отвлекся, чтобы отогнать стрекозу. — Силой-то я не уступлю многим и помоложе меня, но, чтобы перетащить вас к себе, кости мои слишком стары. Так что вот как я думаю: пару-тройку дней похожу за вами здесь, пока вы не сможете сами передвигать ноги.

— Я тебе так благодарен, что и не знаю, как выразить! Надеюсь, когда-нибудь смогу отплатить тебе добром! — Витус слабой рукой пожал могучую правую Хафа.

Медленно повернув голову, он огляделся. Как и сказал Хаф, все его друзья, не исключая Фебу, были спасены.

— Если ты ищешь петуха, Витус, то я его еще вчера забрал в свой курятник. После того как я вас вытащил и напоил, пришлось идти домой, чтобы принести еще воды. Пока меня не было, вас охранял Том. Том — очень чуткий пес, а если надо, то и боевой, а, Том, дружище?

Том, тряхнув ухом, продолжал дремать.

— Собственно, благодаря петуху я вас и обнаружил. Если бы он не заголосил — хотя «заголосил» — это громко сказано, — вы бы до сих пор лежали в лодке и, скорее всего, уже мертвыми. А уж мне-то как он кстати пришелся! У меня не было петуха. Мой старичок обожал пошляться, а в тропическом лесу подстерегают оцелоты[34], крокодилы и двуногое зверье, если понимаешь, о чем я. Да, здесь всегда надо быть начеку, если хочешь выжить. Ты не в обиде, что я взял петуха?

— Конечно нет, что ты! Кстати, его зовут Джек.

— Джек? Петух Джек?! Это мне по душе. У меня все животные в доме имеют имена. Ну да скоро ты с ними познакомишься. — Хаф поднялся. — Ко мне, Том! Хватит дрыхнуть, пора домой! Терпеть не могу, когда огонь затухает. А когда вернемся, захвачу тебе жаркого. Думаю, Витус, ты уже вполне в состоянии присмотреть за своей командой пару часов. Вот, возьми. Полагаю, эта вещь тебе знакома, — он протянул Витусу нож с «Альбатроса». — Я нашел его на корме. Хорошая сталь. — Хаф отогнул полу своего короткого кафтана и вытащил длинный кинжал:

— Но не так хороша, как эта.

Витус, который к этому времени приподнялся с помощью Хафа, проверил клинок. Он был сработан мастерски и был необычайно острым. Витус осторожно провел пальцем по лезвию:

— А ты разбираешься в таких вещах!

— Можно и так сказать, — мельком заметил Хаф и забросил свой мешок из козьей шкуры за спину. — Вот, оставляю тебе здесь три открытых кокосовых ореха. Как только кто-то из твоих людей очнется, давай ему понемногу молока. И будь начеку, пока я не вернусь! Вообще-то на берегу дикие животные редко появляются, но кто знает… Ну, с Богом!

— С Богом! Я буду смотреть в оба.

Вечером Хаф вернулся, на этот раз тяжело нагруженный разным скарбом. Он спустил свой мешок на землю и перво-наперво отдышался. Том тем временем уже припустил к своей новой стае и радостно приветствовал всех. Хаф поднял взор. Его подопечные сидели в траве и удивленно пялились на него.

— Я Хаф, — сказал он и окликнул пса: — Ко мне, Том! Оставь-ка, дружище, карлика… э-э… этого парня в покое.

Том, всегда послушный, на этот раз не подчинился.

Неожиданно горбун открыл рот и пропел фальцетом:

— Уи, Хаф, пустобреху нормалек со мной. Не в обиде и грамерси за то, щё выловил нас из пруда. Энано мое имя.

— А меня все на свете величают Магистром, — представился низкорослый мужчина с высоким лбом. — Разреши представить тебе и остальных. Это Хьюитт, очень дельный матрос, а это Феба, без которой мы все померли бы от черной рвоты.

— У вас на борту была черная рвота? — Хаф приложил все силы, чтобы скрыть страх. Черная рвота или, как ее еще называли, желтая лихорадка, была на всем здешнем побережье, а особенно в болотистой местности, самой страшной напастью. — Вы уверены, что совсем вылечились?

— Голову даю на отсечение, если это не так! — Феба постаралась выпрямиться и привести в порядок свои сбитые в войлок от солнца и морской воды волосы. — А Хьюитт и вовсе не болел, потому что перенес ее раньше. И я тоже, и Филлис. Нет, Филлис? — И, когда ответа не последовало, закусила губу, чтобы не расплакаться. Засопела. — Ну вот, Фрегглз и Брайд, и бедный О’Могрейн умерли… да, и бедный О’Могрейн тоже… — Судорожно вздохнула, еще раз всхлипнула, помолчала. — Но остальные выздоровели.

Хаф сочувственно посмотрел на нее:

— Ну и ужасы вам пришлось пережить! Лихорадка, а к ней еще и ураган!

— А еще пираты, и кораблекрушение, и огромный спрут… — Феба теперь рыдала во весь голос.

— Расскажете все после еды. По себе знаю, как легчает, когда выскажешь… — Хаф оборвал себя. — Я прихватил парочку сухих поленьев, пойду-ка поищу кокосового луба. Ничего нет лучше его, чтобы развести огонь. Вот увидите.

Немного погодя он развел потрескивающий костерок и укрепил над ним вертел. Компания подсела поближе к огню, потому что и в Карибике вечера у моря были прохладными.

Хаф сказал:

— А вот и жаркое, которое я обещал. Это свинина, очень вкусно. Кто уже может поесть, советую попробовать. А себе я поджарю кое-что другое. — Он достал из мешка нарезанные чуть овальные ломти и насадил их на вертел. — Так что приятного аппетита.

— Спасибо, Хаф!

Каждый взял себе по кусочку и потихоньку откусил. Им казалось, что ничего вкуснее они в жизни не пробовали. Ели они с большой осторожностью, тщательно разжевывая, наслаждаясь каждой жилкой на зубах, медленно проглатывали, жмурились от наслаждения и откусывали по новому кусочку. Мясо! Настоящее свежее мясо!

— По-моему, свинину я ел в последний раз в Англии, — смакуя, сказал Витус. — Боже милостивый, как давно это было! А какое сегодня число, Хаф?

— Постой-ка, — старик наморщил лоб, не забывая при этом поворачивать вертел.

— Прости, ты, наверное, не знаешь, ведь здесь время не имеет никакого значения.

— Нет-нет, Витус, имеет. По крайней мере, для меня. Вот, вспомнил. Вчера у нас было девятое марта. А если уж точно, то воскресенье, девятое марта 1578 года.

— Девятое марта? Господь всемогущий, это же день моего рождения! — вылетело у Витуса.

Хаф обрадовался:

— Тогда прими мои поздравления! Можно сказать, это был день твоего второго рождения. Господь во второй раз подарил тебе жизнь.

Витус засмеялся:

— И не без твоей помощи. Это и вправду чудо, что мы выжили! — Он подсчитал в уме: — Со дня нападения пиратов на «Галант» 29 января прошло больше пяти недель.

— А теперь можешь рассказать мне вашу историю, — Хаф взглянул из-под кустистых бровей на Фебу. — Если тебе, конечно, не трудно.

Феба ласково ответила на его взгляд и, откусывая следующий кусок и запивая его кокосовым молоком, покачала головой:

— А ты настоящий кавалер, Хаф, клянусь костями моей матери, самый что ни на есть настоящий. Только это долгая история, очень долгая, скажи… э-э… — Она замолчала.

— Мы с Томом терпеливые слушатели.

— Ну ладно, — решился Витус. — Я расскажу, что с нами приключилось.

И он начал долгое повествование обо всех бедах, которые, если уж быть до конца честным, начались еще на борту «Галанта» по вине скряги Стаута и с тех пор длились и длились, не кончаясь, неделями и месяцами. Он рассказывал подробно, а если что-то упускал, то Коротышка или Магистр подсказывали ему. И Хьюитту время от времени что-нибудь вспоминалось, так что он вносил свою лепту.

От того, что они живописали, у Хафа отнимался язык, да и сами рассказчики были не меньше поражены, хоть и испытали все это на собственной шкуре.