Аптекарь молчал. Коммунская логика ещё более непредсказуема, чем закидоны омег. Оставалось надеяться, что он не станет глупить ради шанса, что повстанцев поймают. Жестокостью мы прославились не хуже бет, и так же, как они свою, называли её вынужденной мерой.
Прохожие вдоволь наглазелись на «Раск» и потеряли интерес. Мне почудился отдалённый рокот мотоцикла.
– Гай, выходите. Сейчас.
Нили вышла первой, в руках – коробка с добычей. Умница наша, не растерялась. Гай вывел аптекаря под руку, будто помогает старику; карман куртки оттопыривал глушитель. Халат с аптекаря Гай снял, застёгнутая под горло рубашка обтягивала сутулые плечи.
Коммун не противился и не скулил, не рыскали в поисках подмоги маленькие глазки, не заплетались ноги. Шагал к машине с таким видом, словно его вообще в этой жизни ничем не удивишь. Либо крайняя степень падения духом, либо… Я видел такой взгляд каждый день. У Тара. Никакое не уныние – коммунская сдержанность.
Подростки-роллеры пялились на нас, чуть шеи не свернули, проезжая мимо. Я положился на то, что они не знали старика близко. Вряд ли в его привычке кататься с незнакомцами в рабочее время. Они не поздоровались: видимо, и правда не знали.
Гай внешне вежливо усадил его со мной рядом. Я тут же вжал ладонь в аптекарский рот:
– Ни звука.
Он только фыркнул. Золочёные очки сползли и упали на сиденье. От коммуна сильно несло спиртом и хлором; у меня защипало в носу.
«Раск» дёрнулся назад и выкатился со злополучной площадки. В аптеке так и остался гореть свет за жалюзи, будто вышел хозяин на минутку. Полицай, не дождавшись друга, начнёт искать очевидцев его ухода. Если «Раск» объявят в розыск по всем окрестностям, в Эрхоне нас накроют.
– Колёса меняем, – сказал я Гаю и взглянул на часы в панели. Полвосьмого, а нам ещё забирать в укрытии «Силано» и где-то скидывать будущий труп.
***
Мы свернули из центра и обогнали патрульных шакалов с их дотошным кобелём. Кованые заборы и освещённые витрины, редкие заросли самшита и бесконечные прохожие на тротуарах – пешком отсюда не выбраться. На месте Тара я бы попробовал угнать машину. Но, насколько я его знал, он будет дожидаться где-нибудь глубокой ночи. А потом отправится к реке, чтобы не оставлять следа для псов. Он терпеливый, для альфы даже чересчур.
Карвел зашуршал картой Эрхона, чтобы заранее проложить путь. Нили возилась со светоуказкой в коробке, обмотанной посылочным скотчем с эмблемой Федеральных железных дорог. Точь-в-точь как та, из первой аптеки.
Похоже, Нили гребла всё подряд, было не до поисков по списку. Бедная омега, тяжёлый у неё денёк выдался.
– Нашла нужное? – спросил я.
– Не знаю. У Аби почерк непонятный. – На упаковку промедола капнула слеза. – Что теперь?
– Попытка номер три. Всё получится, не расстраивайся.
Вот не надо слёз, умоляю.
Я посчитал, что успею угомонить коммуна, если вдруг рыпнется звать на помощь, и убрал руку с его рта. Старик брезгливо вытерся и откинулся на сиденье, будто правда на прогулку едет. Понял, конечно, что крышка ему, но принял это смиренно, и, судя по виду, гадить в салоне с перепугу вряд ли будет. Я даже зауважал:
– Правильно. За это умрёшь быстро.
– Говорящие животные, – протянул он. – Надеялся, уже не встречу.
Я опешил от такого самоуверенного тона. Кто тут кого на убой везёт? Отважный старикан, даром что бета.
– И смышлёные какие, – продолжал тот с превосходством. – Думал, задохнусь от вашей вони, ан нет. Дайте угадаю, – он принюхался. – Ну да, репелленты. Старый трюк, бесполезный только.
Угадальщик хренов. Никакие не «пиленты» и очень даже полезно. «Некусайка» нам годами жизни спасала. Надо у Халлара про «пиленты» спросить, может, они ещё лучше запах забивают? Но он бы давно сказал…
Выбравшись из Санеба, Гай втопил за сотню по знакомой трассе. Ночь накрыла «Раск», фары высвечивали только кусок дороги впереди, по бокам – глухая тьма. Казалось, мы едем по необжитому тоннелю Гриарда.
Коммун сидел спокойно, при тусклом огоньке светоуказки я видел, как трясутся на ухабах морщинистые щёки. Тело я планировал выбросить с моста через Файгат. Глубина и камень на шее надёжно схоронят нашу оплошность.
– Видать, сильно припекло, раз в поселение сунулись? – ехидно сказал старик. – В вашей дикарской стае кто-то прихворнул?
Я напрягся: с чего он взял, что нас много? Коммун презрительно оскалился, обнажив не по возрасту идеальные зубы:
– Ты, похоже, вожак у них, да? Знаешь, когда ты боишься, у тебя шерсть на загривке встаёт – так чудно̀… Ясное дело, что есть и другие. Иначе вы трое давно бы поубивали друг друга из-за этой, с дырами в ушах. Это во-первых. Во-вторых, тяжелораненых среди вас не видно. Для чего десять упаковок промедола? Пол-Санеба можно обезболить. А ещё это: «Учить будешь своих альфят». Значит, и альфята есть. Радиосвязью овладели – сообразительные зверьки. Видно, кто-то из старых вас пестует, не всех зачистка сгубила. И теперь вас где-то целая стая – сексоголиков, которые надеются, что выживут. Вот так пропустишь одного таракана…
Тон ленивой беседы под наставленным оружием давался ему на диво естественно, вот у кого Нили надо актёрству учиться. Похоже, коммун перед смертью выговориться хотел – флаг в руки. Болтливый враг – находка; глядишь, дельное что ляпнет.
– Честное слово, – продолжал старик, – жалко смотреть, как вы барахтаетесь и цепляетесь за надежду. Всё тщетно, к современному миру вы не приспособлены. Вот взять тебя, альфа. Ты хоть и вожак, но представляешь собой не что иное, как центнер живого мяса, ведомого инстинктами. Племенной бык-производитель, больше ты ни на что не годишься.
– Шаришь в альфах, – похвалил я. – Сам ты, значит, мясная порода?
– У тебя изначально неверные приоритеты, бычок. Инстинкт размножения – не причина для гордости. Это причина твоей будущей смерти… Три четверти твоих мыслей – о том, когда же наконец концентрация гормонов в крови этой живородящей достигнет пика, и она позволит тебе совершать фрикции в её теле. Не так ли?
Я с трудом понял, о чём он – как завернул-то. На этот раз угадал, поделка инкубаторская, не прочь я отодрать Нили. Но оставшейся четверти моих мыслей достаточно, чтобы годами накалывать таких вот умников.
– На столь никчёмное занятие уходят все ресурсы вашего звериного мозга, – издевался коммун. – Какой отсюда вывод? Единственное здравомыслящее существо в этом краденом автомобиле – я. А вы сродни динозаврам на исходе мелового периода. До вас никак не доходит, что ваше время прошло.
– Ну да, – я хмыкнул. – Именно поэтому мой ПЛ сейчас целит в твои кишки.
– Именно поэтому трое мордоворотов трусят выйти из машины в мирном поселении и мародёрствуют на трассах, обезумев от голода. А выверт природы с двумя дырами между ног их прикрывает. И подставляется тому, кто даст кусок пожирнее.
– Дарайн, тебе кулак одолжить? – не выдержал Карвел.
Я отмахнулся:
– Нили, не обижайся на придурка… Вам самим разве не интересно? Когда б мы ещё полялякали с живым пустобрёхом без яиц?
Гай понял меня и ласково погладил руку Нили – словоохотливого аптекаря перебивать не стоило. Нили сопела от возмущения, но, слава Отцу-Альфе, молчала. Мне реально нравился этот коммун, грамотно он злил нас. Я его сам убью, с удовольствием.
– Ах, да, забыл сказать, – продолжал он, – но в моём положении простительно. Вам не надо в Эрхон. Кладбище рядом с Санебом, мы ещё недалеко отъехали.
– Хочешь пышные похороны? Не обещаю, для гвоздик не сезон.
Он понял про Эрхон. Ехали же в другую сторону, к укрытию! Карту в руках Карвела даже я не видел толком в потёмках. Мы что, такие предсказуемые?
– Мне всё равно, вожак смертников, – осклабился коммун. – Я прожил долгую счастливую жизнь и не настолько наивен, чтобы, подобно вам, верить в загробную. Вернуться на кладбище будет рациональнее для вас. Мероприятие по поискам синтоиммунитета в любом случае завершится вашей смертью. Так не проще ли сразу покончить с этим?
