Других – прогоню. Больше никто не нужен.

Мне сейчас необходимо было обнять Риссу, иначе уже просто больно. Если она чувствовала то же самое, я не имел права её мучить.

– Дарайн?

– Заткнись.

Я вытащил из кармана светоуказку, тут же сунул обратно. Это только моя проблема, а запрет есть запрет. Даже маленькие дети не включают свет в залах во время тревоги. Но больше я не выдержу.

– Ты куда? – зашипел за спиной Арон.

– Сиди тут.

Я вырос здесь, за годы исходил пещеру вдоль и поперёк и теперь знал в ней каждую трещинку, как и на теле Риссы. И ходить умел так, что шаги мои не громче дыхания. Поэтому я нашарил лестницу и бесшумно полез на мост, на ощупь.

Она стояла у выхода в Большой зал, вжимаясь в стену тоннеля. Светоуказка с севшей батарейкой бликала в руках сигналом о помощи. Маленькая моя, она искала меня, истощённная после течки. Но так и не решилась выйти на открытое пространство зала.

Я подлетел, прижал к груди. Вдохнул до дна лёгких желанный аромат, зарываясь лицом в отросший ёжик на макушке:

– Выключи, выключи… Нельзя.

Рисса облегчённо засопела мне в шею:

– Да-а-ар. Я без тебя плохо.

– «Мне плохо», – поправил я. Говорить она научилась уже бойко, но часто путалась. – Мне тоже. Прости, больше не уйду молча.

Куда все попрятались, сволочи? Бросили её одну. Хоть бы одна морда объяснила ей, что происходит.

Ноющую пустоту в душе как рукой сняло. Похоже, я теперь действительно чувствовал то же, что и Рисса. Ей спокойно, только когда мы рядом.

– Зачем темно, Дар?

– Коммуны ищут нас там, снаружи, а мы прячемся.

Я ожидал волны знакомого страха, но Рисса отреагировала спокойно. Значит, догадка моя верна: она действительно нисколько не боялась военных. Теперь я знал это точно. У неё другие страхи.

– Ничего, они никогда не найдут нас, солнце моё.

Я прикоснулся к её щекам – сухие, слава Отцу-Альфе. Я не хотел стать причиной первых в нашей общей жизни слёз.

Всё-таки Лиенна права, я кхарнэ придурок. Это Халлар думал в первую очередь о моей пользе для клана, а Лиенна, омега, представила себя на месте Риссы. Что с ней будет, если меня не станет?

– Пойдём, тебе помыться и поесть надо.

– Не могу, – шепнула Рисса. – Большая пещера там.

– Здесь всё равно темно. Давай отнесу. Закрой глаза и представь, что идём по тоннелю. Потолок низко, стены рядом. Только тихо, здесь нельзя кричать, ладно?

– Неси. Не кричать я, честно.

По голосу я понял: она уже улыбается. Ей до чёртиков страшно выходить в пустоту Большого зала, но улыбается. Раньше билась дрожью при мысли об этом. Я поднял Риссу на руки и в потёмках зашагал через зал к купальне.

Когда Рисса появилась в клане, перевернулись мои понятия о желанном и прекрасном. Сказал бы кто раньше, что Лиенна будет свободна, да я бы все сталагмиты в пещере посносил, выплясывая на радостях. А теперь – как бабушка отшептала. Свободна она – ну и пусть.

Раньше Лиенна была для меня идеалом омеги, как и для всей группы. Каждый молчком тащился от её наглости: и я, и Карвел, и Гай, про Тара говорить нечего. Одно из первых моих эротических переживаний – зрелище: Лиенна передёргивает затвор. Взлохмаченная, злая и кроющая матом коммунов. Я дрочил в своём боксе на эту картину, но чтобы признаться кому – скорее бы бетой стал.

Поэтому я завидовал Тару по-чёрному. Никогда не понимал, почему из всех альф Лиенна выбрала именно нашего обожжённого тихоню, к тому же долбанутого на голову слегка, а местами и не слегка. Кхарнэ чудеса.

Только сейчас я понял всю глубину задницы, в которой всё это время находился Тар. Как сказала Керис, неудачный вариант: привлечённый альфа и равнодушная омега, и некуда им деться друг от друга. Лиенне просто интересно было иметь постоянного альфу: ни у кого нет, а у неё есть.

В такой же заднице оказался и я. То, что Рисса со мной – случайность, и не факт, что это навсегда. А чтобы перестать нуждаться в Риссе, мне пришлось бы несколько лет не видеться с ней. В наших условиях такое нереально, нет возможности просто уехать в другой город. Я был обречён всю жизнь тянуться к ней и вечно бояться её потерять. Метка – единственный способ избежать напрягов.

Напряги эти я наблюдал с самого детства на живом примере. Тар, тот вообще и жил-то из-за Лиенны. Или благодаря ей.

Я помнил, как Халлар принёс в пещеру девятилетнего Тара, замотанного в свою куртку, и спрятал от нас в лазарете. Мы только и видели окровавленные тощие ноги и красную ладошку из-под куртки, скрюченную.

Родители Тара были из арданцев-наёмников. До войны у них в кланах даже омеги с оружием обращались так же ловко, как наши – со сковородками. Несколько лет они скрывались с Таром по лесам, но коммуны выследили их. Разрубили на части, а ребёнка облили сзади бензином и подожгли на спор: добежит до реки или не добежит. Видать, сильно насолила коммунам их семейка. В реке старейшина Тара и выловил.

Нам, мелким, не разрешали лезть в лазарет. Да мы и сами побаивались альфёнка с живым мясом вместо спины и обгорелыми кустиками волос на алой голове. Лежит на животе, бинты в кровавых пятнах, молчит и так смотрит – жуть пробирает. Лекарка Аби как только не пыталась разговорить Тара или поесть заставить – без толку. Не хотел он жить.

А потом лекарка отвернулась на минутку, и в лазарет пробралась вездесущая Лиенна. Разболтала Тару, что её собственных родителей повесила во дворе виллы их же прислуга. Дёргались тела, стра-а-ашно, и языки синие-синие. Саму Лиенну Халлар с виселицы снял, чудом живую. Малая она была и слишком лёгкая, чтобы на верёвке задохнуться.

Рассказала, как Халлар и Керис нашли окровавленного Райдона, который подрался за еду с такими же мелкими бродягами. Теперь вместо глаза у Райдона чёрная повязка, и ничего, живой. А Карвелу коммуны рёбра сапогами переломали – аж кости наружу, во-о-от такущие, и бросили помирать.

Мол, мы все тут побитые, так что хватит валяться, вырастай скорей, а то ей потом альфу себе выбирать не из кого.

Болтовня чумазой омежки Тара и спасла. Сам Халлар офигел. Через три месяца Тар уже учился вместе с нами угонять фермерский скот, только шапку носил всё время, шрамов стеснялся. Его вернула к жизни смутная надежда, что Лиенна когда-нибудь выберет его. Свою истинную омегу, оказывается, с детства узнать можно.

Едва Тар из лазарета вышел, уже долбанутым прославился. Мы, альфята, тогда в Большом зале землю рассыпа̀ли. Там солнца много, и Халлар придумал овощи выращивать, огурцы всякие (правда, кроме укропа и лука, хрен что выросло, пещера всё-таки).

Работаем мы, значит, из досок борта сбиваем, мешки с землёй для грядок таскаем. Тут Тар – ещё под глазами синяки после болезни – прётся из лазарета к нам. Спереди полбашки налысо обрито, сзади всё в рубцах на сморщенной коже, истончённой, кажется, пальцем ткни – мозги потекут. Зато серьги-кольца блестят, как у Халлара и некоторых омежек.

Тар в первый раз в этом месте оказался. Другой бы хоть постоял, пещеру поразглядывал. Этому же побоку пещера, пошёл сразу к нам.

– Кто Вегард? – говорит.

Ни «здрасьте», ни «привет». Вегард опустил молоток в непонятках.

– Ну я.

Он Тара впервые вблизи видел – такого, не лежачего и не через щёлку в шторке лазарета. А это красноголовое чудило, не говоря ни слова, хреначит Вегарду с ноги в живот. Ни с того ни с сего, причём в лице вообще не поменялся – равнодушный. По уху Вегарда – хрясь, коленом в лицо; переносица хрустнула.

Мы кинулись, оттащили бесноватого. Вегард от неожиданности даже сдачи дать не смог. Мы сами отбуцкали Тара немножко, он едва из лазарета вышел всё-таки. А Тар и не вырывался, успокоился сразу.

Сколько его потом Халлар с Аби и Керис ни расспрашивали, так он и не сказал, почему на Вегарда напал и откуда вообще его имя узнал. Молчал – как ни уговаривай.