Борис всеми силами пытался отогнать от себя это воспоминание, но оно упорно лезло ему в голову, как танк, сносящий все на своем пути.
Вот они сидят и болтают обо всём на свете, и дед вдруг спрашивает серьёзно, заглядывая ему прямо в глаза:
– Ты вот, Борька, как вырастешь, кем станешь? Решил уже?
– Я, деда, сначала буду учёным, потом рабочим, а как мне надоест, стану художником.
– Художником? – дедушка вскидывает брови в притворном удивлении, – И что же ты будешь рисовать?
– Слона!
– Слона? – опять переспрашивает дед, – С хоботом?
– Конечно! С двумя! Нет, со стоимя хоботами, – хохочет Боря. Дед замечает, что передний Борькин зуб уже выпал и оставил на своём месте огромную щель, от которой его улыбка стала ещё более трогательной и беззащитной.
– С сотней, Боря, правильно говорить, с сотней хоботов, – назидательно произносит дед.
– А помнишь, мы зимой здесь с горки катались? – Боре не нравится, когда его поправляют, и он меняет тему разговора, – А мы ещё пойдём?
– А как же! И Настю с собой возьмём.
Боря хмурит лоб.
– Не, деда, Настю не надо. Она плачет всё время и капризничает. Только мы с тобой, ладно?
– Ну не надо так не надо. Вдвоём пойдём, как настоящие мужчины. Борис и дед – наша маленькая команда.
– А зима скоро?
– Не, Борь, не скоро. Вот сейчас весна закончится, потом лето, осень, а потом уж зима. Ты потерпи немножко. Хочешь, я тебе велосипед куплю? Будешь на нём кататься летом.
– Лучше, деда, слона. Я на слоне кататься буду, – и Боря опять заливается задорным безмятежным смехом, – А помнишь, деда: «Я – большой и сильный слон, вот моё вам мнение: я безумно разозлён наглым поведением»? А потом на него звезда с неба упала, да? А звезда правда может упасть? А если на меня упадёт?
– Не упадёт, Борь, это просто так писатель придумал, чтоб смешнее было. Знаешь, когда-то давно, когда я был маленьким, мы с моим братом, дедом Степаном, помнишь, они к нам с бабой Лидой в прошлом году приезжали?
– Ага.
– Так вот, мы с дедом Степаном и нашей мамой, твоей прабабушкой, получается…
– Деда, а ты, когда маленький был, динозавров видел?
– А как же! Видел одного. Огромного, с воооот такими зубами!
Дед соединяет ладони и растопыривает пальцы, изображая пасть динозавра, который так и норовит укусить Борю. Боря заливисто смеётся и падает на спину, на мягкую весеннюю травку, а дед продолжает легонько щекотать его и смеяться в ответ.
– Слушай, Борь, а давай теперь вместе читать будем? – говорит он, когда игра заканчивается, – Страничку ты, страничку – я, по очереди. А то тебе же в школу через два года, а мама с тобой как-то маловато занимается.
– Не, читать скучно, я лучше рисовать буду. Всё, что можно сказать или прочитать, можно нарисовать, и будет ещё лучше. Вот ты старый вырастешь, забудешь, как мы с тобой с горки катались, а я приду к тебе и нарисую, и ты вспомнишь. И скажешь, я хороший художник или нет. Я думаю, я буду хорошим художником, у меня всё получается, даже кенгуру, представляешь! А снег-то как нарисовать? Просто белым? Так он же не белый, он… как это…? Пелрамудровый, вот!
– Приходи, Борис. Что бы ни случилось, со мной или с тобой, запомни наш разговор и рисуй. Нарисуй и снег, и слона, и кенгуру, и нас с тобой на горке. А потом приходи ко мне. Обязательно приходи ко мне, обещаешь?
– Обещаю тебе, старая крыса, что я больше никогда к тебе не приду! Я забыл тебя, выкинул тебя из головы, но ты никак не хочешь оставить меня в покое! Ты продолжаешь появляться в моих ночных кошмарах, ты постоянно выскакиваешь, как чёрт из табакерки и хочешь от меня чего-то, как будто тебе недостаточно того, что ты и так отнял у меня всё. Предатель! Грязный трус! Я точно знаю, что стану отличным художником, и даже твоя гнилая кровь, текущая сейчас во мне, не сможет остановить меня. И я не просто не приду, я вычеркну тебя из своей памяти навсегда, как будто никакого деда у меня и не было никогда. А если ты ещё хоть раз посмеешь вломиться в мою жизнь, я обещаю, что убью тебя. Я убью тебя ещё раз своими же собственными руками, гнида ты коллаборационистская!
– Э, парень, ты в порядке?
Голос определённо принадлежал, человеку, а не патрульному дрону или саморегистратору и не на шутку напугал Бориса. Он обернулся и обнаружил, что за его спиной стоит молодой человек лет двадцати пяти, одетый в длинный плащ болотного цвета и огромные резиновые сапоги. Как и полагалось, на нём были все средства самомаскировки, но чёрная маска съехала набок, обнажая небритый подбородок, а шапка была ему явно мала и едва закрывала затылок. Человек смотрел на него довольно дружелюбно и даже с некоторым любопытством.
– Я? – Борис даже не знал, что ответить, – Да, да, я в порядке. Просто задумался…
– Ты местный? Что-то я тебя здесь раньше не видел.
– Местный.
– А, ну ладно. Я тоже местный. Слышь, я бы на твоём месте тут долго не ошивался. В этом мусоре радиации больше, чем звёзд на небе. Я Иосиф, кстати, а ты?
– Иосиф? – Борис подумал, что парень шутит, таким необычным было его имя.
– Ну да, мои предки были странными. Рассказывали мне, что откопали это в какой-то книге. Ну, книги, которые читают, слышал о таких?
– Не-а, не слышал. А ты разве не должен сидеть дома, как все остальные?
– Я-то? Не, мне можно. Я рабочий.
– Кто?
– Ты чё, глухой? Или, может, с луны свалился? Работаю в центре сортировки, обеспечиваю вас продуктами, одеждой, всякой прочей хренью. Понял теперь?
– Теперь понял. И вам можно просто ходить по улицам без маршрутного листа?
– Не, ну без маршрутного листа, наверное, даже сам Громов не ходит. Нас привозят и увозят на автобусах. Специальных, для рабочих, естественно. Каждый раз новым маршрутом, чтоб террористы не догадались. Мне, вообще-то сейчас домой идти надо, но сегодня у меня дельце небольшое здесь, вот я и задержался. А, ты, как я вижу, домашний? Чем занимаешься?
– Я художник.
– Ну да, как я сразу-то не догадался? Вы все домашние – художники, программисты, копирайтеры. Бездельники, короче. Хотя, стоп. Какой-то ты слишком резвый для бездельника. Они обычно, типа, рыхленькие такие. Ну ты понял. От сидения дома сил особо не прибавляется. А ты, я погляжу, качаешься что ли?
– Бывает иногда
– Ну вот, я же говорю! Слушай, есть идея. Хочешь со мной на сортировочном центре работать? Не, парень, я серьёзно, могу устроить. Поговорю кое с кем. Тебя как звать-то?
– Борис.
– Имя для победителя. Нут так решай, Борис, пойдёшь со мной мешки таскать?
– Нет, наверное, спасибо. Мне и так хорошо.
– Ну как знаешь. Моё дело предложить. Слушай, ты только не говори никому, что видел меня здесь, ладно? У меня тут кое-что… В общем, чужим лучше об этом не знать.
Борис оглянулся по сторонам в поисках патруля или саморегистратора – чего угодно, на случай если придётся всё-таки сообщить о правонарушении. Как назло, улица была пуста.
– Так что, Борис, не скажешь? – было заметно, что Иосиф немного нервничал.
– Не скажу.
– Супер. Я знал, что ты крутой чел. И ты даже не спросишь, что это?
– Ты же, вроде, сказал, что это тайна…
– Да ладно, тебе я покажу. Только никому, помнишь, ты обещал.
Парень расстегнул верхнюю пуговицу своего пальто, и внезапно оттуда выглянула пушистая мордочка, и два зелёных звериных глаза лениво зажмурились на свету.
– Что это? – Борис пригляделся, – Это же… как там было… «Все сюда, смотрите! – крикнул серый кот, – Я, пожалуй, с ними задом наперёд!»
– Ага. Шерстяной засранец, так кажется, их раньше называли. Этот мелкий совсем, в подвале сидел, я его ещё неделю назад заприметил, а сегодня он сам ко мне вышел. Странно, я думал, их всех сожрали крысы.
– Ты что, собираешься его домой забрать? Это вообще легально?