В кармане пиджака завибрировал смартфон, отвлекая от встраивания логической цепочки. Вытащим телефон, открыл электронную почту и запустил синхронизацию.

Загрузка шла мучительно долго. Казалось, ползунок двигался со скоростью черепахи, специально действуя мне на нервы. Процент за процентом выгружалась и чаша моего терпения.

Девяноста девять… Сто!

На экране высветилось новое окошко. Телефон в телефоне начал работать. На обоях стояла её фотография.

Она улыбалась мне сквозь закалённое стекло, сияя небесно-голубыми глазами. На щеках виднелись маленькие симметричные ямочки, в руках она держала кусок графита, из-за чего тонкие пальчики испачкались в чёрный цвет. Но ей было всё равно. Она не обращала на это внимания. Ничто не могло испортить её настроение.

Выплюнув очередное ругательство, открыл телефонную книгу. Три пропущенных вызова от Конфетки высветились красным цветом, мозоля глаза.

Конфетка, значит? Такая же сладкая?

Почувствовал, что начинаю терять самообладание. При мысли о том, что племянник пробовал её на вкус, давление подскочило до критической отметки. Кровавая пелена заволокла взгляд, желваки нервно задёргались.

Пока пытался восстановить дыхание, телефон в руках снова завибрировал. На экране высветились ещё одна фотография Ангела, а под ней две трубки: зелёная и красная…

С минуту, смотрел на изображение девушки, пока очередной звонок не ушёл в копилку пропущенных. Сама сбросила. Не стала дожидаться автоматического отключения.

– Ты ещё ответишь за свои игры, Катенька, – прошептал в пустоту и убрал смартфон в карман. – На этот раз, я так легко не отпущу тебя.

Цокот каблуков по асфальту отвлёк от размышлений. Оглянувшись, натолкнулся на зарёванное лицо сестрицы.

Анастасия поднималась по ступеням, не отрывая от меня взгляда. Глубокие карие глаза смотрели на меня с ненавистью и презрением, к которым прибавилась ещё и скрытая угроза.

Медленно поднялся на ноги, застыв в ожидании. Она остановилась в метре от меня.

Невысокая женщина с трудом доставала до моего подбородка, одетая в белоснежный брючной костюм. Кажется, я выдернул ее с очередного светского раута, огорошив новостью о сыне.

– Что с моим мальчиком? – спросила глухо, сжимая в руке небольшую сумочку из крокодильей кожи.

– Авария. Разбился на мотоцикле. Мои парни работают на месте, чтобы выяснить подробности.

– Если окажется, что этот как-то связано с твоими делами… – начала сестрица, вычтавив вверх указательный палец.

Схватив её за руку, резко дёрнул на себя. Она тут же замолчала, вскинув вверх упрямый подбородок.

– Не смей. Мне. Угрожать, – произнёс медленно. – Мои дела тебя не касаются. Это понятно?

Упрямо молчит. Смотрит на меня так, будто мечтает пристрелить, но сказать ничего не может. Боится. Знает, что со мной так нельзя.

– Я вопрос задал.

– Да, – запинается. – Я всё поняла.

Резко разжимаю пальцы и выпускаю тонкое запястье. Окидываю женщину коротким взглядом.

– Вот и отлично. А теперь, иди к сыну. Продолжай играть свою роль. Ты же ради этого здесь?

Три дня…

От Саши нет вестей уже третьи сутки. На звонки мои не отвечает, в сети не появляется. Словно взял человек и пропал. Растворился, будто его никогда и не было.

Дрожащими пальцами, в очередной раз, набираю номер любимого, закрываю глаза и прижимаю ладонь к груди. Туда, где сердце тоскливо бьётся о рёбра, разгоняя волнение по всему организму.

Длинные гудки идут целую вечность. Жду, что вот-вот услышу заветное «Привет, Конфетка» и снова начну улыбаться, но этого не происходит. После пятого протяжного т-у-у-у, звонок прерывается. Сбросил. Снова.

Чувствую, что уже готова разрыдаться. Давно не плакала, а вот сейчас не выдержу и сломаюсь. Позволю слезам вырваться на волю и затопить лицо солёными реками.

Бросаю телефон на прикроватную тумбу и крепко обхватываю себя за плечи. Сжимаю изо всех сил, чтобы успокоиться. Стараюсь дышать глубоко и ровно, чтобы мозг получил достаточно кислорода. Не получается. Будто диафрагму вырвали из груди, и лёгкие искололи острыми иголками. Каждый вдох отзывается резким покалыванием между лопаток, в висках стучит вечерний набат.

Подношу руку к лицу и смотрю на крошечное бриллиантовое сердечко. Его сердечко.

Камень кажется помутневшим, словно его изваляли в грязи. Вроде всё тот же, но ощущения другие. Не мой. Не прежний.

Одинокая капля стекает по щеке и падает на колени. Растекается по джинсовой ткани, меняя её цвет.

– Я приеду сразу же, как решу вопросы с выставкой, – вспоминаю слова Саши. – Попрошу твоей руки. Официально. По всем правилам… 

– Где же ты, Сашка? – произношу в пустоту и роняю голову на раскрытые ладони.

Больно. Сердце давит так, что дышать тяжело. Горит. Полыхает адским пламенем, а потушить не получается. Не знаю, как.

Хочу уехать. Вернуться в Париж, найти Сашу и убедиться, что с ним всё хорошо. Чувствую, что у него проблемы. Наверняка попал в беду, вот и не отвечает на мои звонки. Не хочет беспокоить. Пытается защитить меня, оградить от лишних волнений. Не понимает, что от этого мне только хуже.

Чем больше времени остаюсь в неведении, тем страшнее. За него. За нас. За себя, в конце концов.

Даже лекарства не помогают. Пью их по расписанию, согласно предписаниям врача, а результата – ноль. Головные боли не проходят, слабость, и тяжесть в теле ломают изнутри. Порой, становится так плохо, что встать не могу. Лежу сломанной марионеткой и смотрю в потолок, пока не приходит горничная.

Женя помогает мне одеться и поддерживает под руку при спуске по лестнице. Папе о плохом самочувствии говорить не хочу. У него и так какие-то проблемы на работе. Ходит всё время угрюмый, дома почти не появляется.

Когда попыталась выяснить причину его плохого настроения, сорвался. Накричал на меня и велел не соваться туда, куда не следует.

– Ты приехала на каникулы? – моментально успокоившись, взял меня за руку и улыбнулся. – Вот и отдыхай. Не стоит переживать по пустякам.

После этого разговора, я его видела лишь пару раз и то урывками. Из офиса папа приезжал только под утро, высыпался пару часов и снова пропадал до ночи. Если ещё и я обрушусь на него своими откровениями по поводу здоровья, он точно не выдержит. Поэтому, молчу. Терплю, стиснув зубы, и считаю дни до момента возвращения во Францию.

В дверь тихонько постучались. Выпрямившись, прислонилась к резной дубовой спинке кровати и сказала:

– Войдите.

Дверь отворилась и в комнату вплыла Аня. Выглядела мачеха не лучшим образом, что никак не могло укрыться от моего внимания.

Под зелёными глазами, несмотря на толстый слой косметики, проглядывались мешки. Белки были рассечены капиллярами – свидетелями бессонной ночи. Да и сама она была какой-то уставшей и подавленной. Шла медленно, с трудом передвигая ногами. Смотрела куда угодно, но не на меня. На секунду, показалось, что она поморщилась, когда садилась на край постели. Но наваждение исчезло сразу же, стоило женщине заговорить.

– Твой отец просил, чтобы я поговорила с тобой, – начала она, растягивая гласные. Кошачий взгляд пронзил меня насквозь, в глубине зелёных глаз я заметила азарт.

Осознание, что мачеха что-то задумала, пришло моментально. Никогда она не стала бы приходить ко мне в комнату. Она вообще старается свести общение со мной к минимуму. Так было всегда. С первого дня её появления в нашем доме. Напускное радушие и интерес к моей скромной персоне растворились сразу же, стоило ей заполучить штамп в паспорте и заветную фамилию Ангелова.

Вот и сейчас, глядя на Аню, не могла позволить ей ввести меня в заблуждение. Она что-то задумала. Нечто, что мне совсем не понравится.

– К нам на ужин придёт его партнёр, – не замечая моей настороженности, продолжает Аня. – Скажу сразу, человек он очень уважаемый. Владимир возлагает на него большие надежды. Ты же знаешь, что у него туго с деньгами? – вроде вопрос задаёт, а в голосе стальная уверенность звучит. Смотрит на меня и кивает, получает подтверждение своим словам. – Не глупая девочка, наверняка догадалась. Поэтому, очень важно, чтобы ты Соколову понравилась. От тебя зависит, как сложится наша дальнейшая жизнь…