— Там… Харви! — крикнула прежде, чем присутствующие успели прийти в себя. Почему-то казалось, что Оуэн меня поймет. — Мне обратно надо! Фет Сайонелл, он истекает кровью, аркхи кружат, я должна ему помочь, как мне вернуться обратно?
Сердце колотилось быстро-быстро. Возможно, у меня был бред, но казалось, что увиденное — правда. Интуиция подсказывала, что я должна сейчас находиться в другом месте, должна помочь фетрою, его попросту сожрут!
— Кольцо — твоя связь с ним, — нехотя, с болью произнес Оуэн, остальные хлопали огромными от удивления глазами и молчали. — Подумай о фетрое. О том месте, где он…
Дальше не услышала, меня словно засосало в какую-то пространственную дыру и выплюнуло ровно в то место и время, откуда забросило в палату. Твоего ж енота за ногу! Аркх, раскрыв клюв и заверещав так, что земля содрогнулась, ринулся на меня. Успела только скрестить руки над головой, что вряд ли убережет меня от поедания, но помогло! Зверина, словно обожглась, взвыла, дернулась на меня еще раз и, поняв, что я в невидимом коконе, взмыла в воздух. Харви! Он из последних сил меня оберегал.
На этот раз кинулась к нему молча и даже смогла добраться. Харви не шевелился, хотя, вроде как, дышал.
— Уходи, Флер, — прошептал одними губами.
Я не знала, за что первым схватиться: его грудь и живот исполосованы когтями аркха, который сейчас стеклянными глазами смотрел в вечность, вывалив язык из клюва. Фетрой же лежал, прислонившись спиной к мощному звериному телу, что больше не представляет опасности. Вот только в небе кружил еще один, которому явно не понравилось получить отпор от сахарной косточки. Уверена, это его лишь раззадорило и скоро будет второй заход.
Накрыла рану на животе фетроя ладонями, пытаясь остановить кровь. Глупо, конечно и бесполезно. Ему в операционную надо. Да только как я туда попаду?
— Хартман, срочно придумывай, как вытащить нас отсюда.
— Не хватит… сил… Но ты можешь… уходи…
— Ага. Раскатал губу!
Рваных слов почти не разбирала, они перемежались с грубым кашлем, отхаркивающим сгустки крови. Вновь мелькнула тень, а кончики пальцев фетроя заискрились. Он планировал снова выпихнуть меня из этого странного места. Его сил не хватит, но моих же хватит? В миг, когда почувствовала очередной удар телепатической волны в грудь, я схватила Хартмана за что-то. То ли рука попалась, то ли шея. Представила, что он отправляется со мной. Вот только, когда снова села в кровати, в палате, кроме меня, по-прежнему были лишь Лоби, Григорий, Оуэн и медсестры. Харви не…
Харви рухнул тяжелой кровавой тушей прямо на меня.
— Носилки, срочно! — среагировал Григорий.
Рефлексы хирурга, в отличие от моих, сработали мгновенно. Я же лежала под мужчиной, истекающим кровью и не подающим признаков жизни и понятия не имела, что делать. Смотрела, как умирает любимый и не могла ему помочь.
— Харви, ты только держись. Все будет хорошо! — прошептала, когда фетроя устраивали на каталке. Вот только будет ли? Бордовое лицо с ожогами, бело-синие обескровленные губы, раны на груди и животе, на которые лучше не смотреть… Как он вообще оказался там, с аркхами? Енот пойми где и один?
— Нужно связаться с другими фетроями! — заявила Лоби и уже мазнула пальцем по планшету, как услышала тихое:
— Никаких… фетроев.
Она с недоумением глянула на меня, на Оуэна. Фет Сайонелл подтвердил, что ни с кем не нужно связываться.
— Поняла. Никаких фетроев.
Она кинула планшет в сторону и присоединилась к Григорию, который накладывал на правящего стазис, чтобы успеть довезти до операционной. Другой операционной. Моя, видимо, для работы с такими страшными, смертельными ранениями не подходила.
— Он жив, — прохрипел Хартман, глядя на Оуэна. — Я нашел его…
Легендарная выдержка фета Сайонелла дрогнула. Глаза мужчины расширились, а на лице живо отразилось волнение. Он подкатился ближе к фетрою, но Григорий четко делал свое дело и не давал спокойно пообщаться с пациентом.
— Все разговоры потом. Он умирает!
— Умирает? — наконец, я очнулась, вскочила и подошла к Харви. Да, выглядел и правда не краше покойника: кожа покрыта струпьями, глаза лихорадочно блестят и закатываются, едва дышит, но усердно цепляется за явь, не позволяя небытию унести себя. — Харви! Не смей умирать! Я запрещаю! Мы еще отношения не выяснили!
Сжала его ладошку, раскаленную, как те огненные пески в пустыне, но наше касание тут же прервала Лоби, которой понадобилось переместиться к голове пациента.
— Свяжитесь… Пятый дистрикт…
— Потом. Ты выживи, сынок. Поговорим потом, — приказал фет Сайонелл и к моему удивлению покинул операционную, не в силах сдержать эмоции. Кто жив? Кого нашел Харви? Я поняла, что это как-то связано с той встречей в больнице, но как?
Вскоре веки Харви закрылись и, кроме тяжелого хриплого дыхания ничто не выдавало в нем признаков жизни.
— Готово. Повезли! — скомандовал Григорий.
Я видела, как едва заметно мерцала над правящим золотистая пленка стазиса и бежала вслед за несущейся по коридору каталкой. Стерилизующий душ предоперационной, быстрая смена халатов, маска, шапка, перчатки… Никто не обратил внимания на мое присутствие, впрочем, оно могло оказаться и полезным. Лоби знала о моей искре, а Григорий, уверена, чувствовал усиление своей, потому я, обхватив себя руками, тихонько стояла в сторонке и молилась. Все пять часов, пока шла операция. Стояла в одной точке, слушала пиликанье датчиков, умирала, когда останавливалось сердце Харви, и воскресала, когда оно вновь начиналось биться. Мне казалось, стоит хотя бы моргнуть, присесть или отвлечься, и я потеряю Харви навсегда. Понимание того, что это может случиться в любую секунду, пугало до ледяной дрожи.
Через пять часов Лоби разрешила сесть рядом с фетроем и взять его за руку. Уверена, она считала, что это как-то могло помочь. Из-за моей искры или моих чувств. Но я как умела, а умела я, увы, никак, пыталась передать Хартману свои силы.
Не знаю, что произошло со мной в палате фета Сайонелла, но ни единого намека на раны у меня не осталось. Если Григорий смог меня вылечить, что ему вылечить великородного, у которого одна из искр — лекарская? Который сильнее всех великородных дистрикта?
Когда Хартмана под тройным восстанавливающим куполом перевели в палату интенсивной магической терапии, Лоби и Григорий едва держались на ногах. Шутка ли — с таким грузом ответственности вытаскивать с того света правящего! Учитывая необходимость соблюдать инкогнито, они не могли никого позвать на помощь, рассчитывая только на собственные силы и волю фетроя к жизни.
Сейчас оставалось лишь ждать, когда Харви придет в себя. Это может случиться через час, через день или через месяц. Может не случиться вовсе. После таких ранений никогда нельзя сказать наверняка. Но что-то мне подсказывало, что мой Великогад на то и Великогад, чтобы даже смерти показать средний палец и свою коронную улыбку. Такую, похожую больше на усмешку, но безумно, до одури обаятельную!
Хотелось думать, что самое страшное позади, но Лоби каждый раз повторяет после сложных операций, что самое трудное — впереди. Самое невыносимое — ожидание, когда от нас уже ничего не зависит. Никто и никогда не может дать гарантий. Ни маг, ни обычный доктор. Григорий и Лоби влили в Хартмана много энергии, я и сама чувствовала, как перстень передавал мою силу, не знаю, правда, присутствующим или Харви, которого я держала за руку, боясь отпустить. Я изучила каждый миллиметр его грубой кожи, каждый изгиб, каждый бугорок, каждую морщинку на сухой ладони. Наши перстни время от времени соприкасались, вспыхивая золотым сиянием, а, когда размыкались, снова сияли красным. Кто бы еще объяснил, что это значит?
Фет Сайонелл не появлялся, Лоби оставила мне тревожную кнопку и тоже ушла. Кроме меня и безмятежно отдыхающего фетроя в палате никого не было. А еще эта пугающая тишина, изредка прерываемая жужжанием аппаратов… Темноту рассекал приглушенный свет серебристого кокона, на тонкую пленку которого я смотрела с надеждой. Когда она истлеет и проклюнется вторая — голубая — можно сказать, что жизни пациента ничто не угрожает. Ну, а появление третьей — зеленой — свидетельствует о скором пробуждении.