— Зато сил у меня побольше будет.

Он резко притянул меня к себе и схватил ладонь, ту, на которой кольцо. Неужели я настолько сильно его обидела?

— Я тебе сейчас прикажу, понятно? Только попробуй его снять, такое прикажу, что не обрадуешься!

Заметив страх и отчаяние на моем лице, полные слез глаза, он улыбнулся. Так нежно и трогательно, что сердце замерло.

— Глупенькая, — прошептал он, нежно погладив меня по лицу. — Когда тор-ан убьет меня, из-за этого кольца ты тоже погибнешь. Прошу. Сними его и скажи, что отрекаешься от ло-ану и разрываешь связь.

Помотала головой, а слезы все же скатились по щекам.

— Скажи это, Флер! — прорычал он, тряхнув меня так, что звездочки перед глазами поплыли. — Скажи!

— Нет! Нет, нет и нет! Один раз я уже сделала тебе больно под приказом, больше этого не будет! Никто не заставит, даже ты. Я люблю тебя! Слышишь? Люблю. И, если нам суждено погибнуть сегодня — так тому и быть. Потому что я не смогу жить в мире без тебя. Не смогу, неужели это так сложно понять? Зачем мне этот мир, если в нем тебя не будет?

Последние слова я уже говорила навзрыд, глотая слезы и совершенно не видя Харви из-за них. А потом меня поцеловали. Нежно-нежно и долго-долго. Так, словно на прощанье. Вот только прощаться я с ним не собиралась! Не знаю как, но мы надерем задницу этому злыдню с чрезмерно длинными загребущими ручищами!

— Ну почему ты такая упрямая? — прошептал он, покрывая поцелуями мое лицо. — Почему, Флер?

— А почему ты так легко простил меня?

— Потому что верил — у тебя была причина так поступить. Потому что знаю Зейду. Потому что был в третьем дистрикте. Тильда с даром рассеивателя. Она узнала Зейду, что явилась к ней с ядом под личиной. Фета Льюби женщина разумная и предпочла скрыться у родственников, не заезжая домой, когда услышала о смерти костюмерши.

— Значит, фетессу уже арестовали?

— Это не так просто, любимая. Она носит под сердцем ребенка. К тому же, как и ты, пользуется дипломатическим иммунитетом.

— Значит, ей можно ставить под угрозу жизнь трех тысяч человек, включая членов семьи правящих четырнадцатого дистрикта?

Харви приподнял бровь. Ну да, фет Дорский же не успел ему ничего рассказать. Сейчас он лишь кивнул фетрою, подтверждая информацию. Пока мы ждали, он с кем-то связывался, что-то выяснял. Выяснил, видимо.

— С ней разберутся. После того, как все случится.

— Не смей сдаваться, Харви! Слышишь меня? Не смей!

Он грустно улыбнулся, прекрасно понимая, что против тор-ана у него нет шанса. Ни у кого нет шанса против него. Я даже грешным делом подумала, а не воспользоваться ли своей искрой, не пристукнуть это чудовище узкоглазое в его комнатушке? А что, сила у меня есть теперь, ума, как говорится, не надо. Вот только что-то подсказывало, что он меня прежде как муху по стеклу размажет, даже пискнуть не успею.

— Фетрой, вас ждут, — произнес фет Дорский, услышав что-то по внутренней связи, но я не позволила Харви и шага ступить.

— Харви.

— Мы встретимся однажды. Мы обязательно встретимся, любимая, — и поцеловал меня, словно прощаясь. — Проводите Флер в ложу правящих. Глаз с нее не спускай.

Дорский кивнул, а рейгверды, вновь обступив фетроя со всех сторон, увели его в другую от меня сторону. Я смотрела им вслед и глотала слезы. Ну как так-то? Почему все так? Да чтоб этого Ой Ли аркхи сожрали, а кишками пустынные мертвоеды побрезговали! Я не дам ему забрать у меня Харви. Понадобится — я лично его поколочу. Видит Бог, если что-то пойдет не так, я возьму и вмешаюсь. И пусть они меня волоком оттуда оттаскивают, ведь приказа я не послушаю! Ничьего приказа! Спасибо отцу…

Глава моей личной охраны сопроводил меня до ложи правящих. Правящих девятого дистрикта. Всего ложей таких оказалось двадцать, и все они были уже заняты. Ждали, очевидно, только Харви.

Передо мной — высокий телепатический барьер, защищающий зрительный зал от возможного силового отката, вокруг — стенки из матового черного стекла, а рядом… Ну ничего себе пиончики на соседском балкончике, отелепатительная компания. Фетесса Лоуренс и фетрой Кайл. Сэймир, надо полагать, в шаре сейчас отсиживается.

— А эта что здесь делает? — возмутилась фетесса Лоуренс и даже вскочила с обитого черным бархатом кресла, но так меня расперло, так надоело терпеть, что я рыкнула:

— Сядь! И заткнись, приказ великородного!

На этот раз искру я у Кайла приворовала. Зейда села, глаза вытаращив. Великогадище рот было открыл, но тут не выдержал фет Дорский и расхохотался. Все трое уставились на сто двадцать или сколько там килограмм мышц, которые извергали просто душещипательный хохот.

— Знаете, фетрой. Мне всегда ваша рожа не нравилась, но вот лично на такую смотрел бы вечность.

Фетройский глаз дернулся, а губы были готовы высказать что-то очень и очень… ну, пусть будет неприличное. Вот только я его опередила.

— Молчите, фетрой Кайл. Могу ведь и вам чего нехорошего приказать.

Подмигнула и села под злобное пыхтение двух фетройских великородий.

Ага, молчание мне пожизненное и пожизненное же лишение свободы. А чего мне терять, если Харви убить собираются? Мне терять нечего. Без него, что в тюрьме жизнь, что в безмолвии — без разницы. Нет меня без него. Есть либо мы, либо ничего нет.

Вот теперь, в полной тишине, под красноречивыми ненавидящими взглядами, я с облегчением вздохнула, удобнее устроившись в мягком кресле.

— Да вы не смотрите на меня так, у вас же капилляры в глазах полопаются. А вы, фет Дорский, перестаньте стоять. Здесь места для всех хватит.

Похлопала ладошкой по сиденью соседнего кресла.

— Не положено по инструкции.

— Да положите вы на эту инструкцию. Хотя бы сегодня. Пожалуйста. Посидите рядом, мне будет спокойнее.

И, видимо, есть в фете Дорском что-то человеческое, потому как сел он рядом и даже произнес:

— Все будет хорошо.

Вот только хорошо не будет. Я окинула взглядом арену: большая, размером с площадку для волейбола, усыпанная песком, она приняла первого дуэлянта. Хи Ой Ли — высокий, широкоплечий, морда кирпича просит. Смотрел на присутствующих так, словно уже прижал всех к ногтю. На трибунах стало неожиданно тихо. Я видела выражение лиц фетроев из соседних дистриктов. Видела, как стиснул зубы фетрой Сайонелл, как побледнела какая-то фетесса в соседней с ним кабинке. Великородные и члены Конгресса, сидевшие на обычных открытых местах, молчали, а, когда взгляд раскосых глаз касался их, кажется, даже не дышали. И вот Ой Ли, закончив осмотр присутствующих, остановился на нас. Медленно, лениво, как обожравшийся пустынный мертвоед, он доковылял до нас. Сердце остановилось. Дыхание сперло. Меня разве что по креслу не размазало от его ауры.

— Если я ему в морду сейчас дам, телепатический барьер это пропустит? — шепотом спросила у фета Дорского.

— Пропустит. Но, как глава вашей личной охраны, я бы посоветовал этого не делать.

— Жаль, — я вздохнула и поежилась, когда по мне мазнули карим глазом. Словно в говне вывозили. Ничего не сказав, Ой Ли сплюнул на песок и отвернулся.

Мда. Хорош, ничего не скажешь.

А затем открылись двери в противоположном конце арены, и вышел Харви. В простых хлопковых штанах, как и тор-ан, только стального цвета, и с голым торсом. Он стоял спокойно и уверенно, от чего в зрительном зале стало легче дышать, а на лицах великородных мелькнула надежда. Представить сложно, каково ему сейчас. От одного человека зависят судьбы миллионов. От того, насколько он сейчас уверен, силен и спокоен. От движения его рук, головы, от его взгляда, его голоса, его жестов… Сейчас на него смотрит, не побоюсь этого слова — весь мир. Телепатокамеры всех дистриктов, жители всех дистриктов. От моего Харви зависит, есть ли у нас будущее.

Господи помоги!

Вот я говорила, что Кайл Великогадище? Нет, нет и еще раз нет. Официально нарекаю гадским Великогадищем вот эту мерзоту, что сейчас с противным акцентом произнесла:

— Когда я размажу тебя, эта женщина, — ткнул в меня пальцем, — станет моей наложницей и родит мне сына.