В мусорных баках что-то скрежетнуло и грохнулось. Я завизжала, схватилась за сердце и ускорила шаг. Туфли, конечно, были удобные, но для ходьбы по злачным местам не предназначенные, а дороги в двадцатом квартале — одно название, яма на яме, это если ямищ не считать! Вскоре лодыжки загудели, а стопы стерлись от мозолей в кровь. Впрочем, я дама привычная, от пуантов еще и не то бывало.
— Я гордая и независимая женщина! Я смелая. Мне не стра-ашно! — подскочила от очередного звука в подворотне.
Это просто бродячий енот роется в мусорке. Спокойно, Ланни, спокойно! Хотела сбежать от Хартмана? Молодец, сбежала. Хотела уйти от фета Ронхарского? Умница, ушла. Даже от божьих коровок скрылась, умудрилась! Прямо как колобок из древней сказки. Действительно странно, куда они делись. От этого ушла, от того ушла. Теперь надо в оба глядеть, чтоб не сожрал кто. Как назло, стало казаться, что кто-то идет следом. Раз пять оборачивалась — казалось. Ни теней, ни звуков. Хотя, сложно заметить тени в почти кромешной тьме, освещаемой лишь светом, что лился из окон жмущихся друг к другу многоэтажек, которые, казалось, темными гигантами наступали на меня, чтобы раздавить. Так страшно мне еще никогда не было!
Посидела немного на лавочке, сняла туфли, размяла ноги, надела обратно. Стало только хуже. Из открытого окна доносилась ругань. Они хоть дома! Вот когда начинаешь ценить дом! Какой-никакой, зато свой! Тело уже не просило, оно требовало горячей ванны и на ручки! Можно в обратной последовательности.
— Будет тебе ванна, Ланни! И на ручки будет. Вот только до дома доберемся и все будет! Главное, живой дойти.
По ощущениям я моталась по двадцатому кварталу уже часа полтора, когда в спину ударил яркий неоновый свет. Волар в такое время? Сердце дернулось, а по голой спине пробежали мурашки. Как назло, в этом месте тротуара не было и мне приходилось идти по обочине дороги. Нагнав меня, волар притормозил. Тонированное окно опустилось:
— Эй, красотка, — водитель, высунув локоть, подмигнул мне и, громко чавкая жвачкой, поиграл бровями. — Садись, подвезу.
Сигануть в кусты? Да они же непролазные, только перецарапаюсь вся. Броситься назад? Что-то подсказывало, волар куда быстрее женщины на шпильках. Боженька, не оставь. Не может же все закончиться так?
— Э, я к тебе обращаюсь. Борзая что ли?
— Не борзая, а гордая и независимая. Поэтому спасибо, но нет.
— Погоди, — он сощурился, — так ты эта? Ну, шлюшка повелительская!
— Я бы на вашем месте слова тщательней выбирала.
Могло ли стать хуже? О, еще как могло! Под каблук попала галька и нога с неприятным звуком неестественно выгнулась.
— Твоего… пустынного мертвоеда! — выругалась, ударив рукой в остановившийся волар, чтобы не упасть. Отелепатеть! Самое время ногу подвернуть. Класс! Просто высший класс! Накрылось мое участие в запасном составе жопой аркха!
Дверь волара открылась и, чтобы увидеть подкатившего ко мне мужика, пришлось знатно поднять голову — незнакомец мог без табуретки лампочку в люстре поменять. Вместо головы — гладко выбритый неровный шар с парой шрамов, широкую грудь обтягивала белая майка. Если бы майки и вовсе не было, никто бы и не заметил. Качок. У него мышцы были кажется, везде. Ни в одной параллельной вселенной я такому отпор не дам. Тем более с подвернутой ногой.
— Попалась, птичка, — ехидно ухмыльнулся мужик и двинулся в мою сторону. Я лишь медленно хлопнула ресницами и замерла, как мохноух перед приближающейся рысокотью. Мне хана. Капут. Конец. Туши свет. Полная «мадам Сижу»!
— Ладно, хватит.
Никогда бы не подумала, что стану так радоваться этому голосу. Сердце, что уже изображало инфаркт миокарда, тут же подпрыгнуло к горлу и заплясало танец живота, показывая амбалу язык. Спасибо, боженька! Спасибо, спасибо, спасибо!
Повернула голову, чтобы убедиться.
Раньше шутка такая ходила, что после ядерной войны выживут только тараканы, крысы и китайцы. К счастью, шутник оказался неправ. Крысы и тараканы сдохли, вместо них у нас дохлогрызки и крошкоеды, что в разы хуже. Крошкой может оказаться неловко оброненный бутерброд или голая нога хозяина на полу. Китайцы выжили и эпикантусом не моргнули. Но, помимо всего этого безобразия ядерную войну пережили мужские костюмы-тройки. За это, боженька, отдельное спасибо! Сейчас я смотрела на представителя рода великородных в таком костюме и пускала слюну. Мысленную, телепатическую. Телепатическую? Вот твоего пустынного мертвоеда! Хартман опасно улыбнулся и спрятал руки в передних карманах брюк.
— Чего? Иди отсюда, задохлик!
Я зажмурилась. Не хотелось мне знать, как далеко способны улететь человеческие части тела… Но нет. Хартман, простите пожалуйста, фетрой Хартман сделал все цивильно. Внушением:
— Сел в волар и убрался. Приказ великородного.
Мужик замер, затем качнулся, потом повернулся, сел в волар и сорвался с места, обдав нас пылью. Поворачиваться почему-то было страшно. Я, конечно, понимала, что самый абзац уже далеко позади, точнее, далеко впереди, скрылся за поворотом, но все равно страшно.
— Нагулялась, гордая и независимая женщина?
Конечно! Еще как! По самое горло! Хватай меня и побежали в волар, я знаю, у тебя там обязательно волар! А у меня нога подвернутая, мне больно и вообще я так устала, что готова свернуться змеей и устроиться вон под тем грязным общипанным кустиком!
— Нет. Еще погуляю!
И… Похромала дальше. Ага.
Шагов пять даже прошла, а потом нога снова подогнулась и разбить бы мне колени, но сильные ладони удержали, а затем меня и вовсе взяли на ручки. Ну все, как я и просила.
— Я еще не нагулялась!
— Зато я нагулялся на полжизни вперед, — заявил он и понес меня в другую сторону. Так легко, словно я вовсе ничего не весила.
Брыкаться? Вырываться? Качать права?
Я обвила сильную шею фетроя, устроила голову на его груди и засопела, вспомнив, что решила с этим Великогадом держать дистанцию и вообще, официально я его боюсь, и он может меня похитить. Может, даже уже похищает. Вот только у него всяко лучше будет, даже в заточении, чем свободной и на улице.
— И как вы только меня нашли?
— Я вас и не терял, — холодно, коротко, так, чтобы сразу поняла, что мною недовольны и вообще, это ничего не значит, у него просто хобби такое, всяких девиц по дистрикту ночами на руках таскать.
— То есть сам фетрой ночами всяких женщин из беды выручает? — я усмехнулась, но жидкое олово в его взгляде стало ответом. Ничего себе пиончики на соседском балкончике. И с чего такая честь?
— Не всякую, а одну конкретную, — поправил он и почему-то улыбка сама поползла поперек лица. Впрочем, ее тут же стерли: — вы представляете для дистрикта особую ценность, потому нам необходимо скорректировать договор, добавив пункт об охране. Четвертый пункт, о котором я говорил в ресторане. Учитывая вашу страсть к приключениям и ночным прогулкам.
— Замечательно, — передразнила, ответив с той же холодностью.
Вот только холодными были лишь слова. Его руки, бережно касающиеся лопаток и оголившихся бедер, кокетливо выглядывающих из разреза, обжигали. Я крепче прижалась к мужчине, слушая, как ровно и сильно бьется в его груди сердце, наслаждаясь ароматом миндаля с ванилью и ощущением безопасности. Сейчас, несмотря на пробежавшего между нами енота, темноту и холод чужого района, мне было непозволительно, незаслуженно хорошо и это чувство пугало. Немного податься вперед, и я коснусь губами пульсирующей вены на шее… А, если поднять ладонь, смогу почувствовать под ней едва заметную щетину. Провести по ней пальцем, губами…
Звук медленно открывающейся двери волара привел в чувство. О чем я вообще думаю?
Харви аккуратно усадил меня на удобное кожаное сиденье, а затем… присел и коснулся горячими руками моей лодыжки. Возмутиться? Да с какой стати! Нежные прикосновения мне очень даже понравились. Он молча отодвинул в стороны запачкавшиеся грязью полы платья и мягко провел чуткими пальцами от коленки до ремешков босоножек. Его прикосновения отозвались во всем теле предательской дрожью. Сама не заметила, как вцепилась в мягкое сиденье. Затем фетрой накрыл мою щиколотку ладонями и огненное прикосновенье превратилось в ледяное. Но ненадолго. Буквально одно мгновенье и все прошло. И холод. И касание. И боль. Покрутила ногой под внимательным взглядом пепельно-сизых глаз и вздернула брови:
