Гедиминас был первым великим князем, который наследовал родственнику. Когда он восходил на престол, еще было неизвестно, утвердится ли наследственный принцип или после его смерти начнется новый круговорот междуусобиц. После смерти Гедиминаса Литва опять распалась на множество мелких княжеств, но начало было положено: на престоле великих князей литовских осталась основанная им династия, пусть даже вернуть себе престол сыновьям Гедимина пришлось силой. Династия потомков Гедимина и сидела на этом престоле до самого конца истории Великого княжества Литовского.

В политике и Гедиминаса, и его потомков Гедиминовичей было две главные линии: борьба с крестоносцами и с Ливонским и Тевтонским орденами. И собирание русских земель. Именно что русских! Далеко не вся Литва входила в Великое княжество Литовское. Мало того, что ни родственные литовцам пруссы, ни западные литовские племена куршей не имели к нему никакого отношения. А ведь эти народы имеют к литовцам-аукшайтам такое же отношение, какое к русским даже не чехи, а скорее болгары и сербы.

Великое княжество Литовское создавали и жили в нем только аукшайты — один из племенных союзов литовцев.

К Великому княжеству Литовскому не имели никакого отношения другие литовские племенные союзы — жемайтов и ятвягов. Ятвяги влились в состав Великого княжества Литовского только в XIV веке — много позже, чем княжества Черной Руси. А Жемайтия была отвоевана у немцев и включена в состав Литвы только Витовтом в XV веке, когда в Великое княжество Литовское входила практически вся Западная и Юго-Западная Русь.

А это ситуация примерно такая же, как если бы Киевская Русь была государством полян и финно-угорских племен, но ни в коем случае не древлян и кривичей. Или если бы в Польское королевство категорически не брали бы мазуров и поморян, но охотно включали бы литовцев и пруссов. И есть множество признаков, что аукшайты вовсе не считали жемайтов дорогими сородичами, в точности как полянам никакие соображения родства не мешали резать древлян в свое удовольствие.

Остается признать, что Великое княжество Литовское было никак не племенным государством литовцев, не специфическим явлением для балтских народностей. Наиболее точно выразился о нем Гедимин, коронуясь «королем литовцев и русских». Да и само слово «княжество», которым назвал свое государство еще Миндовг, о чем-то да говорит.

Мог ведь назвать и великим кунгасством — прямой, кстати, аналог великого княжества. Мог назвать и королевством или герцогством, если бы так уж довлел бы к католической романо-германской Европе. Видимо, русское название своего государства и своего титула привлекло Миндовга много больше.

Впрочем, и правители Мазовии тоже называли себя князьями. Родственные великополякам племена мазуров создали собственное государство, независимое до 1526 года.

А в названии своих правителей не стали обезьянничать, назвали их старым славянским словом «князь». Как видно, мазуры чувствовали себя не частью романо-германского мира с их королями и герцогами, а частью славянского мира (как и люди Западной Руси), что и не очень удивительно, впрочем.

Для описания политики многих государственных деятелей противоречивость — это спасительное слово. Для описания политики великого князя Гедиминаса в таком слове нет ни малейшей потребности Даже хитрости Гедиминаса очень просты, прекрасно видны и подчинены таким же простым, ясным целям. Политика ясная и прямая, как лезвие рыцарского меча. А если сравнение покажется кому-то слишком высокопарным, пожалуйста: политика прямая, как оглобля. Уверен, кстати, что восстань из гроба великий князь и кунигас Гедиминас, он бы на «оглоблю» не обиделся.

Самым главным в этой поли гике, ее ядром было собирание русских земель. Чтобы выжить в этом мире, надо быть большим и сильным. Эта истина оставалась бы истиной и не будь немецкого нашествия. В эпоху же, когда нависла такая страшная опасность, выбор оказался очень уж небогатым: расширять свое княжество, сколько хватит сил, или исчезнуть.

Наивно считать Гедимина и любого другого политика бескорыстным, действующим исключительно во имя исторической необходимости или на благо подданным. Несомненно, Гедиминас хотел стоять во главе могучего государства, с которым будут считаться в мире, имя владыки которого будет громко звучать и в Кракове, и в Париже, и в Риме, и в Константинополе. Хотел оставить детям больше, чем получил сам. Хотел славы — и прижизненной, и посмертной. Вопрос в том, что небескорыстные действия Гедиминаса отвечали самым сокровенным чаяниям Руси, разорванной на десятки государств. Русь помнила о своем единстве и очень хотела опять оказаться единой.

Гедимин, «король литовцев и русских», ни разу не воевал ни с одним из русских княжеств. И тем не менее к концу его правления русские земли составляли две трети его земель (если считать без Волыни, которая была вассалом Литвы, но не вошла пока в ее состав). Если же считать и Волынь, то литовские земли окажутся исчезающе малыми в сравнении с русскими.

В вассальной зависимости от Литвы оказались княжества Минское, Лукомское, Друцкое, Турово-Пинское.

Дело в том, что Литва выступала в роли защитника.

И против немецких рыцарей, и против татар Золотой Орды, и крымских татар. Во главе вассальных княжеств, как правило, оставались князья прежних династий, Рюриковичи, и никто не пытался их смещать или контролировать внутреннюю политику страны. Княжество продолжало жить почти так же, как жило независимым, и только во взаимоотношениях с внешним миром вассалитет что-то реально значил.

Князь не мог сам заключать договоры, не мог вести самостоятельной политики и должен был во время войн выступать вместе с великим князем в составе его войска.

Кому-то такое лоскутное государство покажется странным. Что это за государственность, если внутри страны полным-полно почти самостоятельных территорий, которые имеют своих правителей, свои знамена, чеканят монету, держат собственную полицию и судят по своим законам? Но в Средневековье это было обычнейшим делом. Французское королевство и в XIV, и в XV, и даже в XVI веках было, по существу дела, множеством государств, — каждое со своими вооруженными силами, полицией, традициями, часто даже со своим диалектом. Мелкие государства входили в более крупные — в графства и герцогства; графства и герцогства были вассалами непосредственно короля.

Точно таким же государством-матрешкой были и крупные немецкие государства типа Ганновера или Австрии, и Британия, и испанские Кастилия и Арагон. Такова же была и средневековая Япония, где владетельные князья-дайме до XIX века оставались неограниченными владыками в своих владениях и вассалами императора.

Так что лоскутность Великого княжества Литовского вовсе не какая-то его особенная черта, не проявление местной специфики и не симптом слабости государства. Все было в Литве, как везде.

Другие читатели усомнятся в сообщаемых сведениях по другой причине. Мол, не мог же быть столь благороден литовский великий князь! Какой смысл было ему вести завоевательную политику, если не грабить, не смещать с престолов прежних владык, не ставить своих наместников, не делать государство-монолит?

Я уже говорил, и еще раз могу повторить с полной уверенностью: корысть в завоевании была. Но в том-то и дело, что в разные эпохи и при разных обстоятельствах и сама корысть бывает разная. Корысть Гедиминаса и состояла в том, чтобы стать большим и сильным. Присоединение к Литве русских княжеств на этих более чем либеральных условиях, их вассалитет устраивали его целиком и полностью, потому что достигалась его цель. Возникало государство, организованное почти так же, как феодальная Франция или Англия после нормандского завоевания.