Маан нагнулась и убрала прядь волос со лба неподвижной элвинг. Эша услышала шаги. Дверь захлопнулась, и словно из другого мира еле слышно донеслись слова аллати:

– Малыши, собирайтесь, мы идём в купальню.

Приторно-сладкая мелодия звучала у самого уха. Слух и зрение обострились, а вот контроль над телом был утерян полностью. Единственное, что она могла – вращать глазами. Не в силах двинуться, Эша, насколько хватало взгляда, осмотрела комнату. В том, что она в подвале, сомнений не осталось. Но сейчас её заботило не это. По чёрным стенам, словно мёртвый плющ, змеились тонкие веточки зловещего узора. Топот ножек сверху постепенно смолк. Хлопнула входная дверь, и дом погрузился в тишину. Осталась лишь она одна – завтрак для Пожирателя, который уже давно проник в стены приюта.

Тело элвинг налилось свинцом, сознание начало гаснуть, и теперь она уже с трудом держала глаза открытыми. О том, чтобы поднять руку или пошевелить ногой, речи и вовсе не было. Она даже позвать на помощь не могла! Эша попробовала мысленно нащупать Сварга, но грифон был далеко.

«Наверное, охотится в Клыках, – с грустью подумала элвинг. – Сама же отправила его туда».

Летающие кошки не отвечали. Эша отчаянно продолжала искать, но натыкалась лишь на пустоту. Снотворное и мелодия практически усыпили её, когда она нащупала тоненькую ниточку и попросила о помощи. Она не могла разобрать, к чьему сознанию ей удалось прикоснуться. Разум этот трепетал, словно мотылёк: стоит надавить, и сломаешь крылья. Возможно, этот зверь и не услышал её. А может и вовсе не был зверем. Впервые Эша видела такую яркую искру. Сияющая звезда в ореоле Азура. Ей представился древний пернатый дракон из детских пугатонских сказок – СинФо, что дарует перо и исполняет мечты. Но лишь одно. Дракон из сказок был сейчас таким же пронзительно синим и недостижимым, как горящая искра чужого сознания. Может это окажется наделённая крыльями птичка, способная свободно лететь по Тхару. Вся надежда была на эту кроху.

«Мне нужна твоя помощь», – обратилась Эша к СинФо. – «Спаси их. А если сам не в силах, то дай сил мне, чтобы я смогла защитить их».

Ленты дурмана стянулись сильнее, и элвинг провалилась в забытьё. Комната с чёрными стенами и гаснущим маленьким окном под самым потолком растворилась в кровавом тумане. Багровое марево было таким густым, что на шаг вперёд ничего не видно. Мелодия наполняла сердце покоем. Может, так оно и к лучшему. Она и правда устала. Может, пришло время остановиться… на мгновение закрыть глаза и уснуть…совсем ненадолго…

Веки отяжелели. Эша погружалась в кровавый кисель морока всё глубже и глубже…И тут тонкая аквамариновая ленточка стрелой прорезала пелену и мелькнула прямо перед носом. Эша протянула руку и дотронулась до неё. Холодный шёлк прильнул к руке, и элвинг ухватилась за него.

– Не смей засыпать, – услышала она голос Аббис, и лента натянулась, поднимая девушку и увлекая за собой.

Вдруг натяжение усилилось, кто-то с силой дёрнул с той стороны. От неожиданности Эша подалась вперёд и упала на колени. Шёлк заскользил между пальцев и змейкой выскользнул, смешавшись с туманом.

Эша встала, сделала шаг назад и, оступившись, рухнула в пропасть. Ей казалось, что падение длится целую вечность. Временами она даже видела себя со стороны. Но вот очередной рывок – кто-то поймал её. Тёплая рука. Ладонь в ладонь. Треск ломающихся мачт, свист ветра. Боль раскалённой иглой пронзила сознание.

– Не смей засыпать, – услышала она голос Рэда.

Но и он растаял в тумане, стоило ногам коснуться земли.

Вокруг опять была лишь пустота.

Элвинг опустилась на землю и, обхватив колени, уткнулась в них лбом. Прошла вечность, но и её не хватило, чтобы всё забыть. Земля завибрировала. Гулкие тяжёлые шаги отозвались во всём теле. Эша приподняла голову и увидела раздвоенные копыта северного оленя, вынырнувшие из молочной пелены. Олень опустил белую, словно сотканную из тумана, голову и посмотрел красными водянистыми глазами.

– Пробуждение – это музыка, гармония внешнего с внутренним. Укроти силу. Подчини и подчинись, – услышала она голос старейшины Северных земель и увидела, как мимо пролетают белые хлопья снега.

Эша потянулась к шее и нащупала тёплую глину окарины. «Подчинись и подчини». Её тело было обездвижено, но сознание ещё не угасло. И пока маленькая птичка летит за помощью, она сделает всё, что в её силах.

Элвинг уселась, подогнув под себя ноги, поднесла флейту к губам и, зажав дырочки, выдула первую ноту, пронзительную, надрывную. Туман дрогнул, но не отступил. Тогда зазвучала вторая нота, и третья, и вот все они слились в простую мелодию, которую подсказывало сердце. Музыка устремилась сквозь туман, пронзая его и разрывая в клочья, а затем сплелась в узор. Одна мелодия накрыла собой другую. Теперь они звучали вместе, но элвинг выбрала ту, что давала истинную надежду.

Когда туман рассеялся, Эша увидела перед собой снежную долину, по краям которой чадили зелёные гейзеры. На белом покрывале вечной зимы, словно брошенные в сахар ягоды, пульсировали бутоны тьмы. Маленькие, средние, большие – несколько десятков ужасающих цветов крепко сомкнули свои лепестки. А в самом центре возвышался один – самый большой, бугристый обелиск, источающий зло. Даже на расстоянии Эша видела, что он дышит, словно живое существо. Страх ледяными пальцами прикоснулся к затылку, на лбу выступила испарина, а воздуха в груди стало катастрофически мало.

Эша спустилась в долину.

«Неужели это Зелёный остров?» – подумала элвинг и попробовала отыскать глазами хоть какое-то подтверждение своей догадки. Но кроме снега и зелёного тумана, созданного гейзерами, вокруг не было ничего, не считая уродливых чёрных наростов вокруг. Небо переливалось живыми огнями, словно духи танцевали в вышине, открывая изумрудные врата в Бездну. А может, это и была сама Бездна?

Облачко пара вырывалось изо рта при каждом вздохе, но элвинг не ощущала холода. Колкий снег обжигал босые ноги, но она их почти не чувствовала. Эша продолжала идти мимо глянцевых набухших коконов – то ли растений, то ли личинок неведомых тварей – всё ближе к центральному.

Элвинг остановилась. Вот он перед ней. Толстые стенки цветка вздрагивают. По их прожилкам бежит чёрная кровь. Внутри бьётся чьё-то сердце, удар за ударом.

Эша прислушалась. И вдруг такая тоска овладела элвинг, словно в стуке этого сердца сплелись печаль и боль, отчаяние и раскаяние, любовь и безнадёжность. Осторожно она прикоснулась к цветку и тут же отдёрнула руку.

– Гаруна? – Эша почувствовала подругу.

– Прости, Ашри, я не могла противиться ему, – слова звучали прямо в голове.

Элвинг вновь дотронулась до бутона, стараясь разглядеть хоть что-то сквозь плотные полупрозрачные листья. Тепло её руки разгоняло тьму – словно это была лишь изморозь на окне, тающая от дыхания. Живая ткань под ладонью стала прозрачной, как стекло. Элвинг сделала глубокий вдох и заглянула.

Среди вязкой слизи, в мерцающей черноте она различила силуэт с неестественно вывернутыми конечностями и откинутой назад головой. Мгновение, и изображение померкло.

Тогда Эша положила обе ладони на цветок, закрыла глаза и прикоснулась лбом к гладкой поверхности. Она приникла к самому лепестку, прозрачному и крепкому, как стекло, но живому и пульсирующему, как плоть. Её сознание блуждало в мрачном коридоре, ища лазейку, незапертую дверь. Эша хотела проникнуть вглубь – туда, где слышался тихий гул, такой же, как в доме Сиолы, прежде чем тот превратился в Пожирателя.

Эша старалась нащупать нить сердца Маан, а когда нашла, то цепко ухватилась за эту тонкую серебряную вибрацию. Гул нарастал, усиливался, заполнял всё вокруг, но лишь эта нить была важна.

Но вдруг всё стихло. Преодолев барьер, Эша оказалась в крохотной тёмной комнате с покрытыми копотью стенами. С потолка спускались чёрные тонкие ветви, сплетались паутиной. А в центре сломанной куклой висела Маан.