Элвинг повернулась на бок, посмотрела через открытые на балкон двери в глубокое тёмное небо, усеянное звёздами.

На большом каменном балконе, похожем на одну из статуй индарии, спал кайрин. Сварг немного скучал по Фрави. Признаться, без него Аббарр для Эши тоже утратил часть себя. Грифон весь день провёл в Клыках, но на ночь решил остаться рядом с элвинг, вернувшись в город.

Кроме Эши и Сварга на чердаке жили крылатые кошки – шаати. В Аббарре они были почти лысые и с перепончатыми крыльями. Полная противоположность пернато-пушистым комочкам Пугатона!

Одна из кошек запрыгнула на кровать и прижалась к боку Эши, замурлыкав.

– А вы тёплые, – погладила кошку элвинг. – Не зря вас в холодные ночи малышам подкладывают в кровать.

Младенцы-бистеныши первый год жизни с трудом могли регулировать температуру своего тела. По легендам – бисты, порождения пустыни, и кровь их – это кровь Спящего Дракона, реки, что течёт глубоко под землёй и питает Мэйтару. И чтобы разогреть студёную кровь, нужно нагреть её под лучами старшего брата – Орта, а сделать это можно, лишь прожив под его присмотром Оборот. И в этот первый год помогали шаати: благодаря им малыши, а особенно сиротки и подкидыши, выживали холодными пустынными ночами.

Эша вспомнила, как впервые увидела шаати. Эти лысые мелкие чудовища буквально оккупировали приют и драли глотки в ожидании обеда.

– Это стражи Башни Веры, – перехватив удивлённый взгляд Эши, улыбнулась Маан, раскладывая кошачью еду по мискам. – Если тебя прислала Тулулгу, то вера и защита тебе явно не помешают.

Позже, вечером, они сидели с Маан на балконе, пили горячую цветочную лимру и разговаривали.

– Их так много! – удивилась Эша, погладив одну из шаати.

– Говорят, по одной на каждого брошенного младенца, – Уна показала на парящие в закатных лучах силуэты.

– Я думала, это птицы, – удивилась элвинг.

– Птиц они уже давно съели, – вздохнула Уна и, выдержав паузу, чтобы насладиться недоумением северянки, рассмеялась так, что её, наверное, и в Башне Орму услышали.

– На моей родине тоже много летающих почтовых кошек, – обхватив кружку обеими руками, сказала Эша. – Но они попушистее.

Вот тогда-то Эша и узнала об этих необычных няньках-стражах.

Любопытный котёнок шаати запрыгнул на Сварга. Зверь встрепенулся, скинул надоедливого малыша и заворчал.

– Потише, дружок, – зевнула Эша. – Не раздави мелкого родственника, а то вновь угодишь на Арену.

Убийство крылатой кошки жестоко каралось в Аббарре. Это полезное во всех смыслах животное было любимо повсюду. А будущие мамы часто носили амулеты в виде кошечек до самых родов, а после привязывали над кроваткой малыша – чтобы кошка защищала младенца. Эта традиция так прижилась, что ей следовали не только бисты, но даже аллати. А если ребёночек не выживал, то говорили, что он улетел на крыльях шаати в Золотой Город.

Часто в корзинке с подкидышами тоже лежал такой амулет, и тогда он переходил кошке, которая грела сироту долгими ночами, заменяя мать.

Самые почётные «грелки» гордо носили на ошейниках серебряные и золотые амулеты шаати. Часто кошки уходили в новый дом, вслед за своими воспитанниками, и приглядывали за ними какое-то время.

Эша вздохнула. Сон так и не шёл. В голове всё время крутился вопрос о том, что же написано на этом старом клочке пергамента. И главное – кем?

Язык Зелёного Пламени в Аббарре наверняка знали жрецы некрополя Ррабба. Говорящие с Бездной вызывали почтение и страх у горожан, а чужаки предпочитали с ними не связываться. Ведь даже если десятая часть слухов не врёт, хранители уснувших черпают силу из самой смерти.

Снизу донёсся какой-то шум. Эша прислушалась. «Наверное, кошки и закрытые этажи заселили», – подумала она, заворачиваясь в одеяло и пытаясь уснуть.

Вот уже десять ударов сердца, как она проснулась, но лежала с закрытыми глазами, вслушиваясь в еле уловимый шум и пытаясь незаметно нащупать спрятанный под подушкой нож. И когда рукоятка легла в ладонь, Эша распахнула глаза и пришла в ужас: над ней склонилось около дюжины маленьких рожиц.

Увидев, что Ашри пробудилась, все бистята бросились врассыпную и, толкая друг друга, скатились вниз по лестнице.

Глаз элвинг нервно задёргался.

– Это всего лишь дети, – проворчала себе под нос Эша и уселась на кровати.

Натянув штаны, героиня приютских малышей «причесала» пятернёй волосы и осмотрелась. Грифона на балконе уже не было, кошки тоже улетели, а на прикроватном столике лежала горсточка конфет. Эша улыбнулась. Подношения герою – мелочь, а приятно.

Проходя мимо спален детей в поисках душевой, элвинг заметила грустного маленького биста необычного синего цвета. Малыш сидел на заправленной кроватке, повесив голову.

– Чего грустишь? – поинтересовалась Эша.

Проходя мимо спален детей в поисках душевой, элвинг заметила грустного маленького биста необычного синего цвета.

Малыш замер, даже дыхание задержал, медленно скосил глаза на Ашри и сглотнул.

– Приветствую вас, Вэлла Ашри, – сказал маленький бист.

– И я приветствую тебя, – Эша приподняла брови, намекая, что не знает его имени.

– Азуррит Тирруза Первый, но вы можете называть меня Зурри.

– Рада познакомиться с известным сказителем Зурри, – Эша облокотилась на дверь. – Так чего грустишь?

– Моя подруга Сиола вчера покинула меня навек.

– Она, насколько мне известно, сегодня нашла дом и семью. Разве это повод для грусти?

– Вчера, – настойчиво поправил Ашри ребёнок. – Она не ночевала в своей кровати, и сегодня я её не видел.

– Я видела Сиолу вчера вечером, после заката, она «волновалась о завтра» и пришла на кухню. Наверное, Уна взяла её к себе. А сегодня она уже с новой семьёй, так что нет причин киснуть.

– Да, это так, но я ведь её больше не увижу. Знаете, они все приходят и уходят, а я всегда остаюсь.

Зурри устремил печальные большие глаза куда-то вдаль, и Эша не нашлась, что ответить.

Когда элвинг спустилась на кухню, Уна уже была там.

– Что-то не бодрый у тебя вид, подруга, – подмигнула элвинг, наливая лимру. – Твоё кислое лицо явно нуждается во вкусняшке! Держи конфетку.

Гаруна удивлённо посмотрела на сладость.

– Дань от твоих питомцев, – пояснила Эша.

– Воспитанников, – поправила аллати.

Эша наполнила две кружки. Травяной настой благоухал корицей и ванилью. Поставив ароматный напиток перед управительницей, элвинг уселась напротив.

– Ну, так что стряслось? Не считая того, что мне пришлось ждать целую вечность, пока вода потечёт. Пора вызывать чистильщиков, подруга, и изгонять из приютских труб всю скверну.

Уна кивнула, казалось, не обратив на слова Эши ни малейшего внимания.

– Рассказывай, – элвинг подпихнула конфету к Маан.

– Не выходит из головы твоя бумажка.

Эша пожала плечами:

– Да брось, если не смогла разобрать, ну и ладно. Я собиралась сегодня прогуляться до Ррабба, там всегда полно жрецов и стражей. Они вечно торчат у колодца. Покажу им бумажку, может, что скажут.

– Ты с ума сошла!

Уна чуть не опрокинула кружку, грохнув по столу кулаком.

– Воу-воу, потише, подруга.

Элвинг на всякий случай подхватила свою кружку и подняла над столом.

– Ты же знаешь, что они не говорят с живыми, и живые не говорят с ними, – нахмурила брови Маан.

– Да? – Эша почесала затылок, вспоминая, как здоровалась с одним из жрецов перед тем, как обзавестись кайрином. – И что теперь делать? Я могу молча показать бумажку, а они мне её так же молча переведут.