…После «Войны и мира» судьба не раз сводила меня с семьёй Бондарчуков. С приходом во МХАТ Ефремова моя жизнь в театре осложнилась, через год-другой его руководства до меня донеслось, что Олег Николаевич в своих постановках меня занимать не намерен. Я решила уйти на преподавательскую работу в нашу Школу-студию. И так случилось, что на мой курс поступила Алёнка Бондарчук. Помню, первое время её приводила бабушка, мама Иры Скобцевой Юлия Николаевна. Девочку они держали в строгости. Вскоре стало ясно: у студентки Бондарчук темперамент отцовский! Голос Ирины Константиновны, а нерв актёрский ей от Сергея Фёдоровича достался. Интересно и глубоко раскрылась она в образе Елены Андреевны в курсовой работе – чеховском «Дяде Ване». И в дипломном спектакле выступила замечательно. В сценах из «Преступления и наказания» сыграла Катерину Ивановну, мачеху Сони Мармеладовой, сыграла сильно, явила способность к ролям трагическим. Я всегда верила в Алёнину артистическую звезду… теперь вот горюю о ней – талантливая, красивая, добрая девочка – в самом расцвете творческих сил, жизни – ушла от нас безвозвратно…

Сергей Фёдорович скончался в октябре 1994 года – жестокое то было время для художников такой русской силы, как он. Заметила я на похоронах злобно торжествующие взгляды, поразилась и поняла – расправились с ним пятисъездовские святотатцы. Для меня же его смерть – колоссальная потеря для нашего государства, для искусства.

МХАТу я прослужила с 1938 года. Сейчас – пенсионерка, но нынешний наш худрук Олег Павлович Табаков меня вниманием не оставляет. Заботится обо мне, может ещё и потому, что в «Войне и мире» играл моего сына Николеньку?.. Я – последняя ученица Марии Петровны Лилиной, жены Константина Сергеевича Станиславского. Актриса она была изумительная, а он не давал ей главных ролей. Я видела её только в небольшой роли матери Вронского в инсценировке «Анны Карениной». Моим «крёстным отцом» на сцене был великий русский артист Леонид Миронович Леонидов. Традиции мхатовской школы мне посчастливилось осваивать, играя рядом с Качаловым, Хмелёвым, Москвиным, Тархановым – эти фамилии вошли во все хрестоматии по истории русского театра. Уверена, будь живы эти великие мастера сцены, они бы восторгались Бондарчуком. Не знаю, как Сергей Фёдорович относился к учению Станиславского, но по духу, по отношению к актёрскому труду он был абсолютно мхатовский!

Да и по жизни рядом с ним шла мхатовка – Ирина Скобцева оканчивала нашу студию. В своё время о прелестной Ирочке у нас новеллы рассказывали, кто и как был в неё влюблён. Никогда не перестану ею восхищаться. Как она перевоплотилась в Элен! Ведь её натура совершенно не эленовская! Безусловно, Скобцева – глубокая драматическая актриса. А как жена она Сергея Фёдоровича облагородила. На своё счастье, он нашёл именно свою половинку, ту, которая предназначена судьбой. Не я одна, многие говорили, что ему была нужна именно такая, как Ирина, с её природной рафинированностью и женской заботливостью. Бывало, в съёмках не занята, всё равно примчится на студию с домашней едой – он же страдал язвой желудка. А как всегда с иголочки Сергей Фёдорович был одет – в этом ведь тоже Иринина рука. Любила она его беспредельно.

Спустя годы после смерти Сергея Фёдоровича мы встретились в Доме актёра, выглядела она, как всегда, очаровательно, и я, чисто по-женски, спросила:

– Ирочка, может, в личном плане что-то как-то наладится?..

– Что ты, Кира! – Это воскликнула страдающая от незаживающей раны душа. – Что ты! – выдохнула с укоризной. – Я живу воспоминаниями…

Тот зимний вечер в конце 1999 года тоже был вечером воспоминаний. Дом актёра решил отметить 30-летие присуждения премии американской киноакадемии «Оскар» картине «Война и мир». Мы, исполнители ролей, выходили на сцену, рассказывали о съёмках, вспоминали нашего партнёра и режиссёра Бондарчука; вглядывались в зрительный зал и с радостью отмечали: как много молодых лиц!

…Я перешагнула девятый десяток. Думаю, имею право от имени всех актёров «Войны и мира» сказать: актёрское счастье капризно, переменчиво. Сергей Фёдорович одарил нас настоящим актёрским счастьем сполна.

Ирина Скобцева в роли Элен

Около 50 ролей в кино, среди них – в фильмах: «Павел Корчагин», «Алые паруса», «Коллеги», «Война и мир», «Иду на грозу», «Анна Каренина», «Любовь Яровая», «Офицеры», «Дни Турбиных», «Семнадцать мгновений весны», «Анна и Командор», «Петровка, 38», «Огарёва, 6», «Странная женщина». «Барышня-крестьянка», «Незримый путешественник»; сериалах: «Мелочи жизни», «Брежнев», «Офицеры».

Я думаю, что в последнее столетие второго тысячелетия среди крупнейших кинорежиссёров мира имя Сергея Фёдоровича Бондарчука будет названо в числе первых. И тут уж «не убавить, не прибавить», как писал другой наш великий соотечественник Александр Трифонович Твардовский. И думается, что с каждым годом это имя – Сергей Бондарчук – всё больше будет приобретать классичность, будет наполняться величием и тем совершенством, каким поражают нас бронзовые скульптуры, поставленные на века. Как всем большим художникам, Бондарчуку посчастливилось осуществить великие взлёты, когда одна шестая земного шара боготворила его и считала своим полпредом в киноискусстве, и пережить падения, которые, как правило, случаются в моменты, зыбкие для страны. Именно в эти времена разрух, времена постыдные и мучительные, одурманенная лживыми абстракциями толпа сбрасывает истинных богов, но проходит время, и эти боги восстанавливают свою значимость в истории мировой культуры. Художническая, личностная судьба Сергея Фёдоровича тому подтверждение.

Недавно я пересмотрел фильм «Судьба человека» – от начала до конца, на одном дыхании, и в который раз убедился, сколь знаменательно место Бондарчука в русской культуре, сколь безусловна в нём высота нашего национального духа. И опять я замер перед этими его угольными, века прожигающими глазами, и опять отметил: как же чудесно утеплён его взгляд нашей неиссякаемой духовностью. Потому-то тем деятелям Пятого съезда Союза кинематографистов СССР, тем полуублюдкам, которые пытались прославиться и сделать себе карьеру на том, чтобы взорвать эту глыбу, ничего подобного не удалось. Да, на какое-то время они испортили ему жизнь. Однако вскоре я заметил, что он не выглядит ни обиженным, ни уязвлённым. Тогда он поднялся как бы на верхний этаж, возвысился над этой камарильей, над всеми их ничтожными, базарными претензиями.

Года через полтора после того злопыхательского съезда мы с Сергеем Фёдоровичем в составе делегации от Комитета защиты мира побывали в США. Входили в нашу группу и те, опьянённые воздухом «свободы», раздувшиеся от неожиданно свалившихся на них возможностей, громившие Бондарчука «освободители». И там я постиг цену их митинговому «правдолюбию». Когда мы сошли с трапа самолёта, надо было видеть, как эти деятели, возомнившие себя новыми лидерами Российского кино, гордо вышагивали первыми в полной уверенности, что армия встречающих нас журналистов бросится к ним. И как же было замечательно, когда эта корреспондентская лавина с теле-фотокамерами, обтекая их, устремилась к Сергею Фёдоровичу. А он спокойно шёл последним и приветливо улыбался. Десять дней мы простояли с ним плечом к плечу на всех мероприятиях и встречах. И все десять дней внимание журналистской рати и многих официальных лиц было направлено только на Бондарчука. Интересовались они только его мнением, расспрашивали обо всём только его, снимали только его. А я в душе веселился и торжествовал, наблюдая, как эти ниспровергатели быстренько забыли про «ветер перемен» и заметались, и чуть ли подол у Сергея Фёдоровича не целовали, лишь бы хоть крупица им перепала от того американского почтения, что было обращено к нему. Здорово это было. Празднично.