По пути Данко не заметил ни одного дозорного, про которого говорил воевода. Но, как человек ратный, словенин сразу понял, что дозоры были тайными и они их проезжали, не замечая. Зато те пристально вглядывались в конных, высматривая в них врагов. Но понимая, что они свои, оставались незаметными. Данко до всего этого додумался. Он оценил стратегию воеводы, понял, что тот был человеком ратным, которому приходилось руководить дружиной, водить ее в бой, делать вылазки и все такое.

С Всеволодом было трое ратников. Один был в хорошей кольчуге, при добром мече, на седле висели щит, копье и лук со стрелами. Другие не выделялись такой роскошью. Ратмир ехал рядом, и старший брат заметил, как тот косится на того конного воина, который отличался от других. Об этом Данко не стал говорить, решив отложить разговор до более удобного момента.

Уже темнело, и оставалось не более часа пути до заставы, как им навстречу вылетел конный на всем скаку. В глазах была тревога, сам весь растрепанный, из оружия был только меч. Данко сразу понял: идут хазары.

Всадник быстро остановил коня и обратился к воеводе:

– Воевода, батюшка, хазары на границе!

Всеволод кинул быстрый взгляд на всех и галопом помчал коня к заставе. Каждый в своих мыслях прокрутил лишь одно: «Началось».

Застава. Она представляла собой небольшое городище с военным назначением. Находились там одни мужчины, которые днем и ночью несли службу, следя за границей. Опытные неустанно гоняли и готовили молодых, а тот, кто уже закончил обучение, делал для себя выбор: остаться воином или же уйти в Словенск. Кто оставался, был опорой для остальных. Они следили за всем. Начиная от заготовок продовольствия, заканчивая тем, как наточены мечи у каждого из русичей. Первые люди на заставе нашли для нее хорошее расположение, которое при случае набега могло пойти на пользу осажденным. Застава стояла на большом холме, как смотровая вышка, только размеры ее соответствовали небольшому граду. Вокруг был сделан высокий частокол, намного выше и мощнее словенского, по частоколу изнутри шла юбка из бойниц для дозора, и ровным четырехугольником были размещены дозорные башни, высота которых превышала человеческий рост в десять раз. Сами же люди с заставы называли себя пограничными, ибо они идут по границе, следят за ней, охраняют ее и, если надо, отдают жизнь за ее защиту. Воины почитали Перуна, громовержца, покровителя воинов. Он следил за ними, они, в свою очередь, отдавали ему дань кровью убитых врагов. Было также для пограничных отдельное капище, где взрослые воины приносили жертву их богу. Жертвой был черный петух, символ воинов-русичей. Тот, кто оставался на заставе, приносил Перуну клятву верности до смерти, и ему на груди раскалённым железом ставили клеймо в виде лапы петуха – знак пограничного братства. Между собой, как в большой семье, друг друга называли братьями, но тот, кто не прошел посвящение, не мог именовать себя братом. Все требовало тщательной подготовки, за всем следили. Были и такие, которые не могли идти по военной тропе, тех отправляли обратно в град, но не с позором – негоже сильному смеяться над слабым, не по-словенски это. Так и проходила жизнь – грубая, мужская доля защитников рода славянского, неба и земли русичей.

Когда Данко с Ратмиром прискакали на заставу, а вместе с ними и воевода со своими людьми, то внутри люд уже был полностью готов выступать, старшины построили мужчин, молодым оружие не выдали, по распоряжению Всеволода. Семь сотен, все при оружии, у каждого кольчуга, щит, копье и лук с двумя десятками стрел. Не зря же это было боевое братство.

Всеволод спешился и встал напротив своих людей. Они для него были как сыновья, на них он смотрел с негаснущей надеждой. Он знал: от обычного люда в хорошей сече толку мало, а вот люди, бьющиеся строем и владеющие мечом да копьем, – грозная сила для врага.

К воеводе подошли двое взрослых воинов. Один был явно словенин, а вот другой был совсем не этой земли человек – ростом ниже, в плечах широк. Данко обратил внимание на его огромные мускулистые руки, ноги были кривые – явно от частой езды на лошади, голова выбрита – лишь только с макушки свисал пучок волос, и такими же были длинные усы. На степняка был не похож. Если же он был приближенным воеводы, значит, один из русичей, знать бы только, откуда. Этот вопрос засел в голове у старшего брата.

Данко подошел к ним. Ратмир остался стоять возле лошадей.

– Видели хазар, меньше чем в половине дня пути от нас, сосчитать не успели, много их слишком, ушли незаметно, не думаю, что нас успели засечь, – рассказывал словенин.

– А если навскидку, сколько примерно степных идет? – воевода задал вопрос.

– Тысяч десять, батька, не меньше, – словенин покачал головой.

– Много же их! Надо бы князя предупредить, чтоб готовились, скажи людям, пусть в Словенск отправят гонца, да тот пусть узнает, не раскололся ли наш голубчик? Как все прознает, живо пусть на заставу дует, нам вести тоже нужны!

– Сделаем! Ну а мы-то что делать будем?

– Есть одно предложение, – вмешался Данко, и в тот же миг на него устремились взгляды двух стоящих перед ним воинов.

– Это Данко, старший сын Рата, он человек ратный, неплохо разумеет в этом деле, – Всеволод умерил пыл своих матерых воинов.

– Ну, раз есть, то предлагай, – тут подал голос второй, который сильно заинтересовал Данко. Говорил он чисто, без акцента, что говорило о его славянских корнях.

– Раз хазары меньше, чем в половине дня пути от заставы, то завтра они уже будут у нас под носом. Они эти места не знают, и если мы правильно вычислили, кто им помогает, то им придется идти вслепую. Кто из вас может сказать, где примерно может стать на ночевку такое войско? – Данко явно заинтересовал опытных воинов.

– Там есть поле, дальше перед ним идет лесная дорога, как тракт, ночью вряд ли они по ней пойдут, коней будут беречь, чтоб ноги им не переломать, – словенин ответил на вопрос Данко.

– Возможно, там-то они и должны встретить своего провожатого, который укажет им правильный путь, – в этот раз высказал свое мнение воевода.

– А после леса как может пойти войско? – спросил сын кузнеца.

– Дорога уходит на запад, к Словенску, она как раз лежит через деревни, а другая, которая идет на север, выходит прямо на нас, но, чтобы к нам попасть, нужно перейти вброд небольшую речушку, с размаху ее не возьмешь.

– Значит, это последний их ночлег перед тем, как вступить на нашу землю, – сделал свой вывод Всеволод.

– Не томи, говори, что хотел. – Терпение одного из приближенных воеводы подходило к концу.

– Я воевал с хазарами, и не раз, они, перед тем как начать набег, в последнюю ночь сгоняют всех коней в табун и пасут всю ночь, чтоб, в случае чего, кони были сыты, чтоб сил у них хватило на большие переходы и долгие битвы. Так вот, можно им подпортить такой отдых.

– И что же ты предлагаешь? – чуть вперед вышел второй, который был не словенин.

– Я предлагаю набег, небольшой, но отчаянный. Мне нужно примерно от пяти до семи десятков самых смелых рубак, и чтоб из лука стреляли отменно.

– Да ты, наверное, издеваешься над нами?! Ты хочешь с семью десятками напасть на войско хазар?! – сердито спросил словенина старый воин.

– Погоди, Девятко, дай слово молвить ему, – вмешался товарищ.

– Продолжай, Данко, – дал добро воевода.

– Так вот, если мы сейчас выступим, то к ночи будем рядом с ними. Задумка такова, – и тут словенин понизил голос, чтобы слышало его как можно меньше людей. Он знал, что самый сильный удар – это тот, которого не ожидаешь. Данко лично этот удар испробовал на себе. Теперь он предлагал его воеводам.

Когда старший брат понизил голос, Ратмир насторожился, ему было интересно, о чем разговаривают старшие, но он был слишком молод, да и к тому же еще и не состоял в братстве. На какой-то миг он забыл о том, что близится битва, и вспомнил о той, кому отдал свое сердце и душу, и почувствовал, как дыхание прервалось в груди, как помутнел рассудок, мысли сбились в кучу. Ведь он на празднике не видел Ладу! И не только ее, родных ее тоже не было. Это могло значить только одно: они на днях отправились в деревню, к брату отца, и до праздника не успели вернуться. Тревога охватила словенина. Взгляд был устремлен в одну точку. Хотелось вскочить в седло и рвануть коня во весь опор к той, которая дорога сердцу, но разум все же взял верх. Ратмир понимал: он нужен брату, отец послал его сюда неслучайно, нельзя было подвести отца.