— Это что такое? — повторил министр. — В каком виде вы явились? У вас помятая форма и фингал под глазом. Вы подрались в подворотне?

— Никак нет, ваше сиятельство. Возникло некоторое недоразумение по дороге сюда.

— Недоразумение? Это вы называете недоразумением? Мало того, что вас двое, а не трое. Как ваша фамилия?

— Циммер Эльдар Матвеевич.

Министр нахмурился.

— Матвеевич, значит. Всё ясно. Думаете, если ваш отец выполняет столь важную для государства функцию — вам позволено являться к министру в подобном виде?

— Никак нет, ваше сиятельство. Я потратил много сил для тренировки своих сенс-навыков и профессиональных качеств. Мне очень обидно, что первый в моей карьере инцидент произошёл именно перед визитом к вам. Прошу от лица организации принять искренние извинения.

— Довольно. Вижу, что язык у вас подвешен. Однако это не отменяет того, что вы проявили непрофессионализм, который достоин порицания. А теперь распаковывайте телефон и производите парную настройку.

— Каждый?

— Разумеется, каждый! У вас фамилии совпадают, насколько я понимаю, вы родственник разработчику. Должны понимать.

Он снова уткнулся в записи, сделав непонятный жест церемониймейстеру. Тот указал гвардейцам принести в угол пару стульев и крохотный столик, на котором мы еле разместились. Алла бросилась помогать распаковывать коробки, я с трудом разобрался с изначальной настройкой и только с её подсказки понял, что значит «парная»: телефоны увязывались в что-то вроде рации, доступной для прямых звонков друг с другом безо всяких вышек — что-то вроде квантовой связи, которая в большинстве миров появилась в мобильных устройствах только к 2050-м.

— Молодые люди, поторопитесь, — скомандовал министр, когда мы делали третью пару из пяти. — Вы выбиваетесь из графика.

Дальше следовала демонстрация звонков, проверка каждой пары, составление описей, перерыв на несколько важных звонков по внутреннему телефону, во время которых нас попросили покинуть помещение, и, наконец, мы получили долгожданную подпись.

— Ну, свой комментарий по поводу качества вашей работы вы получите. Проводите их, — скомандовал министр в конце.

На обратной дороге я прочёл. Оценка — «1», «Рекомендуется депримировать всю команду и отстранить отъ работы либо отправить на переквалификацию Циммера Эльдара Матвеевича за проявленный непрофессионализмъ при выполнении служебных обязанностей».

По дороге в аэропорт я безуспешно пытался дозвониться Нинель Кирилловне. Написал несколько сообщений, возможно, излишне эмоциональных и невыдержанных

Перед самым самолётом поступил звонок от Корнея Константиновича. После объяснения ситуации он вздохнул:

— Ну, старик, сам понимаешь. Руководство спросит. На тебе ещё расследование по уральской истории висит. Депремирую — это однозначно. Увольнять не хочу. Выбирай — или курсы повышения квалификации, или отпуск без содержания до разбирательств.

— Отпуск, — кивнул я. — Я хотя бы в институт поступлю.

Прилетел ночью, все спали, я не стал никого будить и тоже завалился спать.

А утром ко мне в дверь затарабанил Сид.

— Дарь Матвеич… Во-первых, ангажирую тебя на нашу с Софией свадьбу. Во-вторых, приезжал твой отец…

— Я в курсе.

— И в третьих… мой батя спит в конуре Славика. Потребовал пузырь коньяка, я…

— Так, сейчас разберёмся.

На участке ухаживал за деревьями и филиппинец Эрнесто, он приподнял шляпу, поприветствовал меня, а затем, увидев, куда я направляюсь, попытался меня остановить.

— Здравствуй, барин! Не иди туда, барин! Там злой мужик!

— Знаю. Он вам что-то сделал, Эрнесто?

Тот указал на плечо — видимо, там был синяк.

Я направился в пристрой. На маленькой кровати племянника Сида прямо в одежде лежал, отвернувшись к стене, здоровенный мужик.

Длинные слегка седые волосы, кожаная «электроджазовая» безрукавка с шипами, кожаные же штаны. Бутылка на столике рядом была выпита лишь на четверть.

Я бесцеремонно толкнул его в бок.

— А? — он обернулся.

Они были с Сидом на одно лицо, только вот папаша был куда старее, наполовину беззубым, щетинистым и со слегка раскосыми глазами. Ну и что-то не то шотландское, не то норманнское в физиономии проступало куда более чётко.

— Василий Исидорович, стало быть? — спросил я.

— Ну, — кивнул он. — А ты?…

— Барин твой будущий.

— А, — кивнул батя и снова отвернулся к стене, пробурчав. — Молодой какой-то барин, пошёл ты нахер.

— Понял, — кивнул я.

Сид в каморку так и не рискнул войти. Я редко видел своего камердинера испуганным — тут был именно такой случай.

— Набери ведро из скважины, поледянее, и принеси сюда.

— Может не надо, барь?

— Надо, Сид, надо, — кивнул я.

Спустя минуту ведро воды опрокинулось на голову моего нового крепостного.

Василий Исидорович мигом вскочил, взревел, расплескав по стенам брызги с мокрых волос. Затем бросился на меня с кулаками.

— Ах ты! Сука!

Я оказался проворнее: увернулся, врезал ребром под грудину, нырнул под кулаком, сделал подсечку, отчего противник повалился на кровать. Но противник вырывался, успел вмазать мне локтём. Я рявкнул Сиду:

— Хватай!

После недолгих раздумий Сид присоединился ко мне на моей стороне — росту и весу в нём было почти столько же, и вскоре его папаша перестал дёргаться. Эрнесто поднёс верёвку, мы скрутили буяна и посадили на кровать, продолжая удерживать за плечи.

Некоторое время он рыпался, пытаясь освободиться, затем расплылся в беззубой улыбке и хрипло расхохотался:

— Хэ…хэ… хэ! А баря-то не промах! Не промах, да! Да и отродие дало жару. Ладно, чего хотите?

— Значит, так, — я решил перейти на «ты». — Кормить я тебя не буду. Готовь и питайся сам. Жить здесь тоже не будешь — это комната племянника Сида. Я знаю, что после выхода из тюрьмы дворянский дом даёт стартовое пособие, это так?

— Даёт… ещё как даёт, — оскалился Василий Исидорович. — Сто пятьдесят рублей! Я им сказал — в жопу себе засуньте.

Я усмехнулся.

— Ты меня обмануть решил? Для чего? Думал, я его вымогать буду? По глазам же вижу, что ты деньги взял, потратил уже все?

Василий Исидорович смачно сплюнул на коврик.

— Тридцать рублей осталось! Такси в этой ваше Москве знаешь какие дорогие? То-то же.

— Тридцать рублей хватит на пиломатериалы, чтобы сделать рядом нормальный сарай. И кое-что из мебели купить. В течение двух недель устраиваешься на работу. Если будешь бухать по-чёрному, или попадёшься…

— Ясно, ясно. В Дом на аукцион сдашь. Что за слово такое «бухать»? — спросил Макшеин-старший.

— Накидываться, закладывать за воротник, — подсказал Сид отцу.

— Помолчи! — прикрикнул тот в ответ. — Развяжите меня! Всë, всë, трезвяк!

Переглянулись с Сидом, развязали веревку. Тот плотоядно размял кулаки.

— И чего дальше? Хочешь, чтобы я тут у вас строился?

Я кивнул:

— Обрезки и гвозди можешь брать у нас. Эрнесто поможет…

— Чтоб я этого петрика!

— Попрошу без оскорблений колониальных народностей. Он, между прочим, учитель.

— У нас тут хорошо… Абрикосы… — добавил Сид. — Арбузы будут.

Немного грустно было видеть потуги Сида наладить отношения с отцом.

Но тот замотал головой.

— А я может не хочу я под боком у барина жить! Сколько там, двадцать или десять километров надо? Вот там и буду строиться! Под Звенигородом лачужный комплекс, сотку в аренду на десять лет. Дай только пару ночей перекантоваться!

— Можешь так. Мне так проще. Но готов отрабатывать положенные восемь часов в неделю. Можешь остаться. Могу подрядить тебя охранником и разнорабочим на стройку, тогда платить буду.

— Какую такую стройку?

— Скоро. Будет тут по соседству.

Макшеин-старший почесал подбородок и прищурился.

— Сколько платишь в месяц? Полтинник дашь?

— Тридцать. За неполный рабочий день. Будешь отлынивать…