С высоты я увидел целых два района небоскрёбов, обширные парки, плантации, коттеджные посёлки. Впереди было полдня, погода стояла отличная, и я бы с радостью прогулялся, но помнил наставления Давыдова — гулять за пределы гостиницы не рекомендовалось. Конго называли «самой независимой российской колонией». Ещё с 1980-х колониальные власти подчинялись не Москве, а Царству Польскому в Варшаве. Вторая же Польша, республиканская, по причине тесной связанности дворянских родов уже давно прибрала к рукам половину производств, в том числе и получив контрольный пакет акций в Конго-Энергум, поставляющим энергию для всей Центральной Африки. В плане же глубинного устройства Конго являлась площадкой затяжной войны Общества и Северной Лиги, и в столице колонии агентов было предостаточно.

Я прислушался к рекомендации, и засел в люксовом номере гостиницы при аэропорте, поедая фрукты и деликатесы, которые Эрнесто таскал нам с ближайшего рынка.

Дальше на карте была одна из самых необычных точек на маршруте — остров святой Дорофеи, в других мирах известный мне как остров Святой Елены, святой Матильды и прочих святых дам. Он принадлежал Бразильской империи и служил перевалочным пунктом из метрополии в её африканские колонии. Треть крохотного острова занимал аэропорт, треть — порт и военные сооружения, а чудом выжившие аборигены были согнаны в лес на склоны потухшего вулкана.

После прошедших циклонов здесь тоже случились задержки с рейсами, и зданиях аэропорта и отелях не было свободного места. Ещё обнаружилась интересная деталь — местный бразильский вариант португальского оказался мне совершенно незнакомым. За прошедшие месяцы я слышал несколько песен на незнакомом языке, и только сейчас понял, что именно это — и есть местный бразильский. Основа была романская, но и звучание, и лексика куда сильнее отличались от испанского и изобиловали не то арабскими, не то какими-то баскскими заимствованиями. По счастью, Эрнесто немного понимал и помог разобраться, а кое-где помогло знание французского.

Ночевали мы в арендованной палатке в чём-то подобии стихийного кэмпинга, который хмурый коренастый индеец развернул прямо за оградой аэропорта.

После — перелёт в континентальную Бразилию, в город Ресифи, расположенный на самом краю материка. Южная Америка по очертаниям здесь отличалась не меньше других материков от привычных мне: вместо бассейна Амазонки здесь разлилось огромное, хоть и мелкое Бразильское море, полное островов, а на месте аргентинской реки Ла Плата расположился обширный одноимённый залив. Аргентина, вернее, северная её часть, была французской, Патагония — английской, а территория Куско и южное Чили были протекторатом Японии. Для независимого Уругвая места не нашлось, Парагвай же был крохотной колонией, основанной беглыми русскими дворянами. Ещё здесь была карликовая империя Тиуокано — реконструированная в XIX веке усилиями России и Бразилии империя Инков, владевшая парой островов на озере Титикака.

В общем, поле для путешествий и командировок здесь имелось значительное — но, увы, не в ближайшие месяцы. В Ресифи мы задержались на восемь часов, а билет на рейс был сквозной, поэтому нас дружно отвезли на автобусе в отель в историческом центре города. В автобусе я приметил несколько человек русского происхождения, следовавших с нами ещё с Конго. Один — крепкий, коротко бритый парень лет тридцати с лёгком бежевом пиджаке. По всем признакам — купеческого сословия. Пожилая пара, весьма странная, напоминавшая престарелых хиппи: почти без багажа, цветастые рубашки, фенечки, браслеты, ходили босиком.

Четвёртым был весьма худой парень неопределённого возраста — не то двадцать пять, не то сорок, в строгой синей рубашке. Он мог бы сойти за испанца или итальянца, но его выдало вполне отчётливое отечественное «б…», произнесённое, когда он обронил документы в очереди.

Я позволил себе прогуляться по улочкам, оставив вещи Эрнесто в номере. Упомянутый парень подсел ко мне в кафе, спросив на русском:

— Не занято?

— Нет. Я тоже вас заметил, Эльдар, — сказал я и протянул руку.

Силы в нём было изрядно.

— Вильям, — он пожал руку. — Можно «Вил». Дворянское?

— Да. Нетитулованное.

— Контрактное. Управление цифровой безопасности Императорских Железных Дорог. Зауряд-прапорщик. Какими судьбами в Антарктиду? Ссылка?

— Можно и так сказать. Хотя называется командировкой. Курьерская служба, подпоручик. Как узнали? По объёму багажа?

— И по наличию тёплой одежды. Предположу, что либо государственный, либо особый отдел Курьерской службы?

Я кривовато улыбнулся.

— Вы проницательны, но дать вам ответ я не могу, знаете ли.

— Понимаю. Всё правильно. Как знакомый с защитой информации — одобряю ваше поведение.

Нам принесли напитки и первые блюда, он салютанул стаканом с напитком. Диалог поставили на паузу, после решил возобновить его я:

— И какие, если не секрет, задачи у Императорских Железных Дорог в Антарктическом Союзе?

— Как вы понимаете, секрет. Но в общем и целом могу сказать, что связано с Великой Антарктической Магистралью.

Я выразил легкое удивление на лице и кивнул. Не хотелось показаться невеждой, я слышал только вскользь — о том, что через все автономии Антарктического Союза уже полвека тянут железнодорожную магистраль, и строительство не прекратилось и после девяностых, когда Союз стал независимым.

— Как повлияли забастовки рабочих на стройку? Сейчас все тихо, насколько я понимаю.

— Ха! — Вильям оживился. — Еще бы они не повлияли. Новокавказский участок отдали компаниям Орловых. Хозяева были очень недовольны.

Он посмотрел в окно и промолчал. Сперва я подумал, что речь про каких-то железнодорожных чиновников, но после понял, что ситуация чуть глубже. На том злосчастном корабле Амелия вместе с Климовым обсуждали текущую клановую структуру, и говорили о том, что Строгановы, помимо нефтянки, владеют большой частью торгового флота, а Демидовы — «оседлали железку». Конечно, это помимо нефтянки, газодобычи, гидроэнергетики, редкоземов и прочего. При этом, разумеется, был ряд кланов чуть поменьше, владевший другими отраслями и активами, но нередко покушавшийся на двух мастодонтов.

По всему выходило, что Вильям работал на Демидовых. Причем это было настолько очевидным и широко известным, что он, будучи контрактником-безопасником, не побоялся это озвучить случайному встречному.

— То есть манифестации были срежиссированы Орловыми? Как это знакомо.

— Под ними половина средств массовой информации на материке, — сказал Вильям. — Признаться, порядком надоела эта возня за ресурсы. Иногда даже начинаешь понимать ультра-левых, которые говорят, что надо всё «раздать и поделить».

— Не уверен, что это будет работать в долгосрочной перспективе, — сказал я. — Разве что с глубоким нейросетевым… то есть рихнер-регулированием в каждой отрасли. Но до этого нам ещё очень долго.

— «Вся власть машине?» — усмехнулся Вильям. — Думаю, это никогда не случится. Общество, основанное на власти сенсов, никогда не поделится этой властью с бездушным набором камней и железок.

Конечно, я не стал говорить, но я видел некоторые миры из пятого Суперствола, которые в 2040-х в условиях нехватки ресурсов перешли на полную тоталитарную социалистическую технократию, разбившись на три-четыре лагеря. Еда выдавалась однообразная и дозированно, один ассортимент одежды, транспорт — только общественный, социальный рейтинг с чипами, отслеживающими каждый чих, и так далее. Добром это не кончилось — после череды бунтов цивилизации погрузились в полнейший хаос, кое-где к власти пришли молодые хунвейбины, а некоторые умудрились развязать локальные ядерные конфликты. Конечно, на каждую такую ветвь приходилось несколько, в которых никаких проблем не возникало, и цивилизация становилась устойчивой, но одно я понял давно — социализм в условиях нехватки благ, безмерной уравниловке и неразвитой сферы услуг живёт недолго.

Зная, что подобные встречи не бывают случайными, я решил воспользоваться диалогом с пользой: получив из первых уст несколько советов по поводу Антарктиды.