Когда он доставал из кармана телефон, руки немного дрожали. Дан так и не появлялся в сети, сообщений не видел, поэтому Мэтт кинул только лаконичное: «Что-то не так». Отправил и тут же передумал. Лучше позвонит ему из дома, где сможет выпить чаю, трезво оценить происходившее и даже посмеяться над собственной реакцией.

Вот еще, испугался каких-то видений! Как будто он не живет с ними всю жизнь.

Мужчина за рулем покосился на него, может, заметив дрожащие руки и неправильно их истолковав:

- Давайте отвезу в больницу.

- Нет!

Мэтт почти завопил. Потом спокойнее сказал:

- Нет. Не нужно.

Он даже не особенно ощущал ушиб. Выглядеть будет наверняка ужасно, почти как в тот раз, когда он свалился с дерева во дворе дома и очень неудачно упал. У него тогда весь бок посинел.

- Не люблю больницы, - признался Мэтт. Он слишком много времени провел в них после аварии Даниэля. Тогда ему казалось, если он выпустит брата из поля зрения хоть на миг, тот обязательно исчезнет. - Мне кажется, больницы для мертвецов.

Мужчина за рулем пожал плечами:

- Разве мы не хранители своих мертвецов?

- Что, простите?

- Ну, у каждого из нас свои мертвецы, а мы как их хранители. Они живут в нас и через нас, а мы чтим их память.

Мэтт покосился на мужчину, а тот натянуто рассмеялся:

- Простите! Моя жена каждый месяц сжигает благовония, насыпает в мисочку рис и вспоминает мертвых. Мы когда-то потеряли сына.

- Мне жаль.

- Это было очень давно. Боль со временем притупляется, но не исчезает навсегда. Но мы храним его внутри себя, нашего сына. Память о нем. Хотя до сих пор страшно, вдруг с другим ребенком тоже что-то случится? Она уже взрослая, у нее своя семья, а мы всё равно боимся. Думаю, вы понимаете.

- Да... хотя мне повезло.

Мэтт не стал говорить, что его мертвец вернулся. Это прозвучало бы странно, а пускаться в объяснения он не хотел. Мужчина негромко рассмеялся:

- Знаете, моя жена католичка, а всё равно верит в это.

- Мой брат учился в семинарии и призывает лоа. С молитвами.

Мэтту всегда казалось, что Даниэль обладает определенной смелостью. Что он-то редко чего действительно боится. В тех походах с дядей Майклом бесстрашно поднимал коряги голыми руками в поисках змей.

Когда он уезжал в семинарию, Мэтт не понимал. После всех наказаний Мэтт терпеть не мог молитвы и не произнес ни одной с тех пор, как уехал из дома. Он знал, что Даниэль хочет самостоятельности и сбежать... но неужели его не ужасал этот бог матери?

Брат тогда рассмеялся:

- Если я не боюсь бога, он не причинит мне вреда.

Машина остановилась около кондоминиума Мэтта, и мужчина еще разок рассыпался в извинения, и Мэтт снова уверил его, что всё в порядке. Попрощавшись, он украдкой глянул по сторонам, но никаких призраков, глюков или змей не заметил. Не сдержав облегченного вздоха, Мэтт зашагал к себе.

Только на лестнице он понял, что так и не спросил имени мужчины. Он знал о ритуалах его жены и мертвом сыне, но ему не было известна такая простая вещь как имя. Что ж, в этом есть прелесть случайных незнакомцев. Никогда не встретить вновь, но узнать больше.

Мэтт вывернул к своей квартире и тут увидел у порога змею. Невзрачную сероватую. Она подняла голову и распахнула пасть для атаки. Мэтт отшатнулся и едва не слетел с лестницы, вовремя успев вцепиться за перила.

Тут можно легко и шею свернуть.

Когда он выпрямился, то никакой змеи, конечно же, не было. А вот руки дрожали, пока Мэтт вставлял ключ в замок и отпирал дверь.

Водяной щитомордник. Ядовит.

Квартира Мэтта не принадлежала ему и была крохотной. Всего одна комната да кухня, а в ванной можно было одновременно сидеть на толчке и чистить зубы над раковиной. Зарплаты в книжном хватало, чтобы оплачивать аренду и жить, а деньги со своего счета Мэтт предпочитал не трогать.

Он оправдывал это самостоятельностью, но попросту не хотел чего-то своего, чего-то... постоянного.

Отец говорил о том, что Мэтту стоит заняться семейным делом, но его не очень-то прельщала карьера в бизнесе. Мать вздыхала, что Мэтту нужно поступить в колледж. Вообще-то он однажды сделал это, но с треском вылетел после первого же семестра. Формальной причиной стали прогулы, а настоящей - конфликт с одним из преподавателей. Мэтт не умел держать язык за зубами, когда стоило.

Он решил, что вторая попытка не имеет смысла, а потом случилась та авария и стало не очень до учебы. После Мэтта устраивала работа в книжном. Не так много людей, почти никаких призраков. Он отмахивался от родственников, заявляя, что не амбициозен.

Отец продолжал напоминать о компании, мать вздыхать о колледже. Только Даниэль просто говорил:

- Рисуй. Тебе же это нравится.

Проходя мимо комнаты, Мэтт покосился на стол, заваленный набросками. В основном углем, иногда карандашами. Редко какие становились полноценными рисунками, Мэтту нравилась именно легкая небрежность, незаконченность.

В глубине души он боялся, что однажды Даниэль примет сторону одного из родителей и тоже скажет, что нужно подумать о будущем. Мэтт не был уверен, что стоит это делать. Жизнь может оборваться в любой момент, так какой смысл строить планы или пытаться чего-то добиться? Всё равно ты умрешь, в страхе и одиночестве.

Мэтт собирался пойти на кухню за чаем, когда заметил, что листы на столе шевельнулись. А потом из-под них выползла яркая змейка. Черные и красные кольца, чередующие с короткими желтыми.

Коралловый аспид. Чертовски ядовитый.

Не оглядываясь, Мэтт зашел на маленькую кухоньку. К счастью, чай еще оставался, холодный и невкусный, горчащий на языке травами, но какая разница. Вообще-то и утренний еще должен был действовать... но змеи, похоже, проскользнули в его сознание.

Или из его сознания.

Выдохнув, Мэтт устало оперся ладонями о стол, опустив голову. Сейчас, чувствуя себя в относительной безопасности, он задумался, почему вообще змеи? Пусть привычка определять их осталась, но о прогулках с дядей Майклом он не вспоминал много лет.

Змеи не то чтобы играли в его жизни какую-то значительную роль... хотя всегда были связаны с чем-то неприятным. Как тот раз, когда мать разрушила их прогулки по болотам. Они нравились Мэтту. А потом ссора матери с Даниэлем поразила его, как и наказание брата.

Правда, когда Дан уезжал в семинарию, это тоже было отчасти связано со змеями. К ним в особняк тогда заползла обычная маленькая иловая змея. Совершенно неопасная. Даниэль поймал ее и пришел в полный восторг. Его искренне восхищало гибкое тельце, его красота.

Мать страшно испугалась и сказала выбросить эту гадость.

Даниэль тогда отнес змею подальше, почти к реке, а через пару дней заявил, что уезжает в семинарию. Вряд ли эти события были связаны, но в памяти Мэтта так и осталось. Змеи, перед тем как его кинули.

Мэтт до сих пор считал, что Даниэль мог тогда и поговорить с ним. Хотя вроде бы Мэтт сам избегал брата до его отъезда, хлопал дверью своей комнаты перед его носом, а потом еще долго дулся.

Правда, обида на брата быстро исчезла. Мэтт подумал, что будь он постарше, тоже увязался бы следом. Мать тогда была в восторге и явно не замечала усмешек Даниэля. Он уж точно не шел к богу, всего-то хотел стать самостоятельным.

Тогда Мэтта в очередной раз начал задирать Паркер. И заявил:

- Даже твой брат тебя не любит! Кинул.

Вообще-то его собственный брат Кристофер отправился в ту же семинарию еще раньше... но Мэтта задели эти слова. Очень сильно.

Он после этого с истинно юношеским максимализмом и упрямством настоящего Эша решил, что ему нечего терять и можно пуститься во все тяжкие. Раз его никто не любит, он теперь тоже сам по себе.

В комнате послышался шум, и Мэтт почти против воли пошел туда. Это ведь не могут быть змеи? Он же выпил чай! Что-то другое. Может, забыл закрыть окно, и это ветер.

Зайдя в комнату, Мэтт ощутил, как закружилась голова, как мир закачался, а реальность трескалась и крошилась. Потому что среди рисунков на столе ползали змеи, диван занимали гибкие, постоянно двигающиеся тела. С подоконника шипело месиво маленьких тел.