Девочка победоносно смахнула муравья, и тот упал на спину, все еще пытаясь достать до ее ноги.

— Ничтожества, — пробормотала она.

Мы замолчали. Что еще мы могли сказать друг другу? Я думала, что Генерал спит, но когда я посмотрела на нее, то увидела, что ее глаза широко открыты и она задумчиво смотрит на полоски света, пробивающегося сквозь исцарапанные окна. Она смотрела куда-то вдаль, за тысячи миль. Но куда? Где она сейчас? На мостике корабля, наблюдает, как один за другим горят под бомбами госпитали Свободных Окраин на Розенвале? За столом в кабинете из стекла и хромированной стали, готовится отдать смертоносный приказ? На операционном столе, улыбается хирургам Согласия, которые вживляют в ее тело то, что сделает ее крепче и быстрее, чем ей дано природой?

А где я сама? Я закрыла глаза. И оказалась на Проспере, в подвале госпиталя. На Тамани, в окружении трупов, свидетельствующих о моем злодеянии. На нарах в тюрьме. Я шла пошатываясь, раненая, прочь от разбитого эвакомодуля. Я была здесь. И нигде. Поэтому они меня преследуют?

Шли часы, мы молчали. Меня начал бить озноб, и я пожалела, что отдала артисту остатки шариков. Солнечные лучи пронзали вагон, люди вокруг менялись, смеялись, спорили или изливали друг другу душу. Стены были заклеены рекламой кредитов на погашение военных долгов, обещаниями семенных банков и раздачи земель, с кричащими слоганами вроде «Время исцеления» или «Ради нашего будущего». Я отвернулась.

У меня за спиной спала Генерал. Раздавленный муравей лежал у ее ног.

Я не появлялась в Пятой Гавани много месяцев, и здесь все успело измениться. Тут и там были видны признаки начавшегося процветания, подпитываемого выплатами по реституции: настоящий асфальт на дорогах, дома из металлических балок и цемента. По дорогам передвигались новые, не пропитанные насквозь пылью машины. Кипела торговля, легальная и подпольная, давая жизнь этой скудной планете. Здесь кишели приезжие из Согласных Наций, гораздо больше, чем я когда-либо видела, и все надеялись обрести здесь новую родину и сохранить себя и свои обычаи.

Только на окраинах Пятая Гавань выглядела как раньше: вонючие кособокие строения, помнящие первых ссыльных поселенцев, теснившихся вокруг военной базы в надежде на пропитание и ресурсы. Будь я одна, я бы немедля скрылась там. Но сейчас у меня не было выбора, и я шагала, низко наклонив голову, по новеньким, еще липким дорогам в сторону центра: военной базы, где корабли впервые коснулись поверхности этой планеты тридцать лет назад.

Наступала ночь. За пределами поселения, в Пустошах, ветер срывал песчинки с дюн, воздух звенел от холода, голоса спускались с неба, носясь над землей. Здесь ничто об этом не напоминало. Прямая улица пропахла жгучими ароматами дыма и перца от китайских ларьков, где жарилось на вертелах мясо неизвестных животных, на следующем перекрестке в ноздри бил запах жарящегося искусственного маиса из испанской забегаловки. Желудок сладко сжимался, вспоминая о настоящей пище. Воздух жужжал и переливался огнями разнообразных ремонтных мастерских, столовых со змеиным супом, алколавок, торгующих виски на скорпионе, змеиной настойкой и ядом «строго для медицинского применения». Возле фонтанчика с водой толпился народ с ведрами и канистрами, обмениваясь сплетнями. Здесь люди не боятся Ифов. Элемент случайности жил на этих улицах и без них: совпадения, выбор, неудачи.

Я была рада этому. Не хотелось встречаться с ними сейчас, когда дело уже почти сделано. Наверное, они заинтересуются Габриэллой, думала я, поглядывая на нее. Наверное, они оставят меня в покое и последуют за ней, куда бы ее ни отправили.

— Мы почти на месте, — предупредила я.

Габриэлла небрежно кивнула. Хотя она осматривала все вокруг внимательным взглядом, я могла побиться об заклад, что ее лихорадит. Челюсти стиснуты, на лбу бисеринки пота. Я отвернулась. Не мои проблемы. Ее люди способны вылечить любую болезнь, с их-то неограниченными ресурсами.

Вскоре перед нами предстала база. Металлический забор, проволочные ограждения, а за ними аккуратные казенные здания. Флаг лениво развевался на ветру, долетающем сюда из пустыни.

— Как раз, черт подери, вовремя, — Генерал ускорила шаг. Поняв, что я не иду следом, она остановилась в нетерпении.

— Ну?

— Я туда не пойду.

Она закатила глаза.

— Как я от тебя устала. Что насчет оплаты?

— Я подожду.

— Понадобится время на то, чтобы провести ревизию склада и понять, что можно тебе выделить.

Когда я не тронулась с места, она тяжко вздохнула.

— Хорошо, я распоряжусь доставить все тебе. Где тебя искать?

Она на глазах превращалась в военного функционера. Флаг с двойным треугольником пожирал ту ее личность, которая могла испытывать боль или замешательство.

Я потерла подбородок.

— В бензольной в Кошачьем квартале, у Чумы Фалько. Местные знают, где это.

Генерал хмыкнула:

— Местечко как раз для тебя. Хорошо. Жди доставки в двадцать два тридцать.

— А если не дождусь?

— Я поклялась перед тобой Первым и Последним Согласием. Ты забыла, что такое офицерская честь?

Я покачала головой с легкой улыбкой.

Она нахмурилась и долго меня разглядывала.

— Не скажу, что с тобой приятно было иметь дело. Но даже если ты, чертова ренегатка, ты сдержала обещание. Наверное, времена все же меняются.

Произнеся это, она легко повернулась на каблуках и зашагала к воротам, высоко подняв голову. Я видела, как солдаты предупреждающе подняли винтовки, как она успокоила их жестом и откинула волосы, показывая татуировку. Массивные клепаные ворота открылись, и маленькая детская фигурка скрылась в полутьме базы.

У меня болело в груди и шумело в голове. Нужно поскорее найти, чего бы выпить.

Пусть Гавань изменилась до неузнаваемости, но у Фалько все было по-прежнему.

Сам бар находился внутри контейнера, в котором доставлялось оружие для частей Согласия. Фалько украсила каждый сантиметр контейнера яркими непотребными граффити, резко контрастирующими с серостью военной казенщины. «Они могут застроить своими базами всю луну, — сказала она однажды, смеясь. — Но мы все равно все переделаем по-своему».

В отличие от Дамовича и многих других, Чума не провела за решеткой много времени. Говорят, что она родилась в богатой семье торговцев, но ее родители потеряли все состояние в неудачной сделке. Другие твердили, что Фалько родилась в трюме грузового корабля, направлявшегося на одну из пограничных лун.

Так или иначе, все сходились на том, что с началом войны она пошла в армию Согласия с единственной целью — обчистить их склады. После трех лет активной деятельности в сфере двойной бухгалтерии, скупки краденого, рэкета и шантажа Фалько все же попалась и получила Девятку. Очень скоро она освоилась за решеткой и начала обзаводиться одной привилегией за другой. Тюремные стены вокруг нее превратились в решето. Через восемнадцать месяцев начальник тюрьмы решил, что с него хватит, и выпустил Фалько на волю, наградив прозвищем «Чума». Он хотел напоследок оскорбить свою узницу, но ей оно понравилось.

Ныне заведение «У Фалько» было лучшим местом в Гавани, чтобы проворачивать дела. Я толкнула дверь; изнутри доносилась музыка. Звучала поп-музыка внешних планет с какого-то пиратского спутника, и я на секунду замерла, прислушиваясь.

Еще через мгновение меня грубо оттолкнули от входа: прямо у двери начали выяснять отношения два пехотинца. Их бодание не продлилось и трех секунд — из-за столика встала одна из чик, которые работали у Фалько, с пистолетом в руке. Враждующие стороны тут же прекратили драку и покинули зал.

У меня по спине побежали мурашки от ощущения, что кто-то внимательно меня разглядывает. Осмотревшись, я обнаружила за столиком в дальнем углу саму Фалько. Вот она, смеется одним большим карим глазом (вместо второго — массивный шрам). Сняв шляпу, я направилась к ней. Рядом стояла еще одна чика, с начесом из светлых волос и загорелой кожей, напоминающей красноватый оттенок Пустошей. Кобуру и патронташ украшали геометрические узоры и надписи, а также множество заклепок — фирменный стиль чик. Вооруженная леди презрительно осмотрела меня, явно не понимая, с чего ее боссу тратить время на подобные отбросы. Но Фалько улыбалась.