Джоэл медленно выдохнул.

– Что это? – спросила Мелоди, вставая рядом.

– Это он, – ответил Джоэл. – Неизвестный рифматике символ.

– Погоди, ты хочешь сказать, твой отец – тот самый похититель?..

– Нет! Конечно нет! Но он что-то знал, Мелоди. Занимал деньги, брал отгулы и встречался с рифматистами всех восьми академий. Мой отец над чем-то работал и был чрезвычайно этим увлечен.

– Так вот почему… – произнесла девочка, окидывая взглядом эскизы и газетные вырезки.

– Ты о чем?

– Вот почему ты так интересуешься рифматикой, – отозвалась Мелоди. – Однажды я уже спрашивала, но ты так и не ответил. Все дело в твоем отце!

Джоэл уставился на стену, сплошь завешанную разнообразными схемами и защитами. Отец мог часами рассказывать Джоэлу, какой защитой воспользоваться против той или иной агрессивной стратегии. Когда все остальные отцы гоняли со своими сыновьями в футбол, Трент чертил с Джоэлом заградительные окружности.

– Отец всегда хотел, чтобы я учился в Армедиусе, – сказал Джоэл. – Мечтал, чтобы я оказался рифматистом. Правда, вслух он об этом никогда не заговаривал. Мы постоянно что-нибудь чертили. Думаю, мелками он занимался только для того, чтобы быть поближе к рифматистам.

«И похоже, все было не напрасно! Он открыл нечто удивительное! Новый рифматический символ! – размышлял Джоэл. – Не Фитч и не Нализар, умудренные многолетним опытом, а отец! Простой ремесленник – меловых дел мастер!»

Но что же этот символ значит? Какая функция у этой линии? Так много вопросов, и ни одного ответа! Наверное, отец вел дневник и делал заметки… Надо бы поискать! Эти записи могут пролить свет на события последних дней его жизни. И, кто знает, возможно, с его помощью удастся понять, как этот символ связан с исчезновениями!

«Мой отец их всех сделал! – возликовал на миг Джоэл. – Совершил то, что оказалось не по плечу ни одному рифматисту!»

– Так, ладно! – сказал он вслух. – Что у тебя за важные новости?

– Ой… – отозвалась Мелоди. – Наверное, сейчас не время и не место. После такого-то открытия… Ай, ладно, была не была! В общем, я тут кое-что изучила и…

– Изучила?.. – перебил Джоэл. – Ты и учеба совместимы?

– Я умею учиться! – подперев руками бока, воскликнула Мелоди. – И зря ты иронизируешь! Ради тебя, между прочим, старалась!

– Ты изучала меня?.. Кто кого еще преследует!

– Дурачок! Я изучала не тебя, а обстоятельства твоей церемонии посвящения, которой так и не случилось. Они обязаны были провести обряд, а ты должен был пройти через палаты инициации!

– Я же говорил тебе, что преподобный Стюарт сказал насчет моей инициации, – отозвался Джоэл. – Что мне ее проходить нет необходимости.

– Он был абсолютно не прав, – вскинула руку Мелоди, пресекая всякие возражения. – Твоя бессмертная душа в опасности! Ты не прошел обряд инициации! Твою церемонию запороли, и нужно восстановить справедливость – пройти ее прямо сейчас!

– Сейчас?.. Восемь лет спустя?

– Конечно! – воскликнула Мелоди. – Почему бы и нет? Только надо торопиться – до четвертого июля осталось меньше недели. Если сумеем убедить викария, что ты в опасности и, не ровен час, потеряешь душу, то, глядишь, он и позволит тебе пройти обряд и на этот раз сделает все как должно.

Джоэл задумался на пару секунд, а затем спросил:

– А ты уверена, что мне можно?

– На все сто! – ответила Мелоди. – У меня даже есть библиографическая ссылка, если понадобится!

«И все равно, наверное, уже слишком поздно, – подумал Джоэл. – Хотя и король Грегори прошел обряд отнюдь не в восемь лет…»

– Что ж, идея интересная! – улыбнулся Джоэл.

– Я знала, что ты оценишь. Ну скажи, я ведь гений?

– Ты гений, – подтвердил Джоэл и снова воззрился на странный рифматический рисунок на стене. – Пойдем позовем сюда Фитча. Хочу, чтобы он тоже глянул. С викарием разберемся позже.

– Насколько я могу судить… – произнес Фитч, сидя за верстаком по центру мастерской. – Твой отец был убежден, что рифматика не ограничена четырьмя линиями. Вот, например, взгляните сюда.

Профессор вытянул листок из-под стопки книг и старых бумаг.

Последние несколько часов Джоэл и Мелоди, помогая профессору навести порядок, отсортировали почти всю документацию Трента. Благодаря их стараниям помещение обрело пристойный вид: казалось, мастерская только и ждала, когда же работа над мелками закипит вновь.

Фитч передал Джоэлу заметно дрожащей рукой листок – с виду какой-то официальный документ.

– Это, – произнес Фитч, – контракт на покровительство.

– Академия Валендара… – прочитал Джоэл. – Это же на Калифорнийском архипелаге? Одна из академий, где тренируют рифматистов?

– Верно, – кивнул Фитч. – И таких контрактов здесь аж четыре штуки. Четыре из восьми академий пообещали вашей семье покровительство на срок до ста лет, если твой отец сможет доказать существование пятой рифматической линии. И Армедиус в их числе.

– Покровительство? – переспросила Мелоди.

– Деньги, дорогая, – ответил Фитч. – Все равно что твоя стипендия, только гораздо больше. С пенсией сразу от четырех академий отец Джоэла мог стать очень состоятельным человеком. Должен признать, Джоэл, я ошеломлен! У твоего отца столь глубокие познания в рифматике! Его записи… это рассуждения серьезного ученого! Думаю, остальные профессора, почитав их, весьма бы удивились. Как же мы недооценивали твоего отца! Надо отдать ему должное!

– И тем не менее кое-кого ему все же удалось убедить, – сказал Джоэл, показывая на контракт о покровительстве.

– Ах да! Ведь и в самом деле удалось! Подобный контракт просто так не заключишь. Вероятно, чтобы представить убедительные доказательства, Тренту пришлось основательно поработать. И он, как я вижу, поработал на славу. Проводил исследования в академиях по всему миру! Ездил в Европу и даже Азию для консультаций с местными учеными и профессорами!

«Благодаря чему и влез в долги по самые уши…» – подумал Джоэл, присаживаясь на табурет рядом с верстаком, который Фитч превратил в письменный стол.

– Но он ведь открыл эту пятую линию, – сказала Мелоди. – Почему же тогда не разбогател?

– Трент не сумел ее оживить, – ответил Фитч, копаясь в стопке бумаг. – Впрочем, мы тоже не смогли. Я скопировал эту замкнутую линию один в один, но результата никакого. Похититель знает нечто, о чем мы даже не догадываемся.

– Выходит, моя находка не имеет никакого значения, – произнес Джоэл. – Отец понимал не больше нашего. Да, он открыл новую рифматическую линию и даже научился ее чертить… Но оживить ее так и не смог!

– Видишь ли… – произнес Фитч, продолжая ворошить бумаги. – Тут есть один важный нюанс. У твоего отца имелась теория, почему символ не работает. Существует даже группа ученых, которые полагают, что рифматические линии функционируют лишь тогда, когда их чертят осознанно. Приверженцы этой идеи вполне справедливо отмечают: если мы пишем мелом буквы или рисуем, то ничего – без особого намерения рифматиста – не оживает. Например, ни одна из прямых линий, коих, например, в алфавите предостаточно, не может вдруг превратить букву в линию запрета. Из этого они делают вывод, что замысел играет в начертании важную роль. Правда, как бы рифматист ни старался, качественные характеристики линий всегда останутся неизменными. Например, начертить более мощную линию запрета при помощи силы мысли невозможно. И в то же время, если рифматист не намеревается чертить линию запрета, то линия останется просто линией.

– То есть вы не смогли заставить этот странный символ работать… – произнес Джоэл.

– …потому, что не знаю его предназначения, – подхватил Фитч. – Твой отец пытался понять его природу. Верил, что, как только осознает значение этого символа, сможет наделить его силой.

Фитч наконец нашел что-то и выдернул из стопки очередной лист бумаги.

– Боюсь, его не раз поднимали на смех. Гм… смутно припоминаю несколько таких случаев. В конце концов твоему отцу даже удалось убедить кое-кого из рифматистов попробовать начертить эти линии… Я тогда во всем этом не участвовал. Не придал большого значения его экспериментам. Именно поэтому я, вероятно, и не припомнил сразу увлечения Трента новыми рифматическими линиями. Прежде чем подопытный рифматист брался за мел, Трент проводил подробный инструктаж. Говорил, что тому представлять, когда чертит. И таких «намерений рифматиста» для своего эксперимента он заготовил немало. Трент основательно подготовился, но ему так и не удалось оживить эти линии. И вот здесь, на этом листке с заметками, он признается самому себе, что потерпел самое крупное поражение в жизни.