По Юстину (XVIII, 7, 18), тирания Малха продолжалась очень недолго и была сменена диктатурой Магона, его сыновей и внуков. Юстин (XVIII, 7, 19; XIX, 1, 1) и Диодор (XI, 20, 1) подчеркивают военный аспект их полномочий, называя их императорами, стратегами, гегемонами. Только Геродот (VII, 166), говоря о Гамилькаре, сыне Магона, пишет, что он «царствовал по достоинству». Оговорка «по достоинству» (κατ ανδραγατιαν) говорит, что подлинным царем он все же не был. Подобную двойственность мы находим и при упоминании мореплавателя Ганнона, скорее всего, внука Магона. Плиний (V, 8; VII, 200) называет его полководцем (dux, imperator), а в заголовке его знаменитого перипла он именуется царем (βασιλεύς), но уже в самом начале текста говорится, что экспедиция была совершена по поручению карфагенян. Это говорит о том, что Магониды занимали какое-то официальное положение, позволяющее греческим авторам называть их царями, но с оговоркой, не позволяющей считать их подлинными монархами. При этом официальным источником их власти были выборы: Диодор (XI, 20, 1) прямо говорит, что Гамилькар был выбран полководцем. Может быть, выборы были ежегодными, и на них каждый год возобновлялись полномочия Магонидов, о чем позволяет думать упоминание Юстином (XIX, 1, 6) одиннадцати диктатур Гамилькара. Юридически же верховная власть принадлежала народу: карфагеняне постановили (εδοξε Καρχηδονιοις), чтобы Ганнон плыл за Геракловы Столпы (Han. per. 1).
Свержение Магонидов привело к значительным изменениям в государственном устройстве Карфагена. Видимо, в это время (Шифман, 1963, 100; Acquaro, 1987, 65) из состава сенаторов выделяется совет ста или ста четырех для надзора над полководцами (lust. XX, 2, 5–6; Arist. Pol. II, 8, 1273а). Это свидетельствует о том, что сам сенат состоял из большего числа членов и существовал при Магонидах. Возможно, что он и был создан при переходе власти от Малха к Магонидам. После этого верховную исполнительную власть в Карфагене стали осуществлять суффеты (Шифман, 1963, 101; Sznycer, 1978, 574–575). Но неясно, была ли эта должность установлена именно в это время. Мы уже видели, что должность суффетов («судей») существовала издавна в западносемитских обществах и что в финикийских городах именно они, вероятнее всего, возглавляли общинные институты, сосуществующие с царской администрацией. Может быть, суффеты (или один суффет) имелись в Карфагене изначально, но роль их была столь незначительна, что это не нашло никакого отражения в источниках. После же свержения Магонидов эта роль резко возросла, и они стали главами государства.
После всех этих событий карфагенская «конституция» и приобретает тот вид, о каком говорили Аристотель, а также Юстин, Полибий, Ливий и другие, по разрозненным описаниям которых можно об этом судить.
Высшей властью в Карфагене считалось народное собрание. Однако созывалось оно только при возникновении разногласий внутри советов и среди магистратов. Поэтому реально оно осуществляло свои полномочия только в периоды кризисов, как например, после поражения в войнах с римлянами. Практически власть была сосредоточена, по-видимому, в руках двух советов, из которых один, более широкий по своему составу, можно назвать на римский манер сенатом, и другой — более узкий, состоявший из ста или ста четырех членов. Не исключено, что последний был только частью первого, своего рода его постоянным органом. «Сенат» занимался более широкими проблемами государственной жизни, включая вопросы войны и мира, в то время как совет ста или ста четырех, может быть, в большей степени сосредотачивался на вопросах общей безопасности государства, включая предупреждение военных переворотов (Acquaro, 1987, 65–66). Какую-то важную, хотя пока еще не ясную роль играли пентархии, комиссии, состоявшие из пяти человек, кооптирующие своих членов, которые каким-то образом удерживали власть и после своего пребывания в этих комиссиях.
Высшей исполнительной властью, как уже говорилось, были суффеты, которых, как отмечает Непот (Han. VII, 4), каждый год было двое. На эту должность могли избираться представители разных родов, но могли, как показывают надписи, и члены одной семьи. Ливий (XXX, 7, 5) совершенно справедливо сравнивает их с римскими консулами. Среди полномочий суффетов был и созыв совета для решения самых неотложных дел (Liv. XXX, 7, 5–7). Существовали в Карфагене и другие магистраты, в том числе те, кого латинские авторы называют «квесторами», т. е. казначеи. Низшими должностными лицами были писцы. Несмотря на сравнительную скромность этой должности, сами писцы ею гордились, они упоминали ее в посвятительных надписях, отмечая даже, если этот пост занимал отец. Наконец, существовала еще должность посыльного, который исполнял самые разные приказы магистрата, в том числе и по аресту и насильственному приводу того или иного человека (Liv. XXXIII, 46, 5). Речь, видимо, идет о наличии какого-то вида городской полиции. Из слов Аристотеля (Pol. II, 8, 1273а; III, 1, 1275b) можно сделать вывод, что в Карфагене не существовало четких разграничений судебных полномочий магистратов: судом занимались различные должностные лица, и это могло дать повод Ливию (XXXIII, 46) говорить о «сословии судей», господствующем в Карфагене.
В то же время карфагеняне стремились разделить политическую и военную власть: первая принадлежала суффетам, а вторая — полководцам. Правда, в случае необходимости суффеты могли возглавить и армию, но это случалось довольно редко, а после 300 г. до н. э. и вовсе не наблюдалось (Ehrenberg, 1931, 647). Вообще карфагенские правители чрезвычайно боялись тиранических поползновений полководцев, особенно помня, например, мятежи Малха или Ганнона, и порой их опасения оправдывались. Достаточно вспомнить попытку Бомилькара, опираясь на свою армию, действующую в непосредственной близости от столицы, захватить власть в 308 г. до н. э. Поэтому иногда правительство ставило во главе армии двух командующих, недоброжелательно относившихся друг к другу, как тех же Бомилькара и Ганнона во время войны с высадившимся в Африке Агафоклом. За малейшую провинность военные командиры сурово наказывались. Так, в самом начале I Пунической войны был распят Ганнон, командовавший отрядом в Мессане и вынужденный очистить город (Polyb. I, 11, 5). Пытались привлечь к суду и Гамилькара, только что победоносно закончившего Ливийскую войну, обвинив его в бедствиях отечества (Арр. Hisp. 4; Han. 2). При полководцах находились члены карфагенского правительства (Polyb. X, 8, 1; Liv. XXVI, 51, 2) явно с целью надзора за действиями командующего. Аппиан (Han. 2) пишет, что Гамилькар добился назначения полководцем в войне против нумидийцев, еще не сдав отчета о своих прежних действиях. Карфагенские полководцы по окончании своих полномочий явно должны были отчитываться за свои действия. На высшие посты в государстве, в том числе, в совет или советы, избирали с учетом имущественного ценза, что резко сокращало число лиц, реально допущенных к власти.
Такое государственное устройство существовало в Карфагене довольно долго. Даже острая политическая борьба, развернувшаяся между двумя Пуническими войнами в III в. до н. э., шла в рамках существующих политических институтов. Правда, Гасдрубал попытался захватить царскую власть (Polyb. III, 8, 2), но до открытого реального переворота дело не дошло, и Гасдрубал вернулся назад в Испанию. Реально в это время, с одной стороны, политический строй республики резко демократизировался, а с другой — усилилось значение военачальников. Однако юридических изменений в устройстве государства не произошло.
Насколько нам известно, последняя реформа политического устройства Карфагена относится к 195 г. до н. э., когда ставший суффетом Ганнибал провел через народное собрание постановление, согласно которому «судьи» могли избираться только на один год и не имели права переизбираться два года подряд (Liv. XXXIII, 46). Под «судьями» (iudices) здесь явно подразумеваются не суффеты (хотя слово «суффет» вполне может быть переведено именно как iudex), ибо Ливий прямо говорит, что их должность была пожизненной: они были perpetui iudices, а суффеты, как уже говорилось, избирались ежегодно. Здесь же Ливий говорит о «сословии судей» (iudicium ordo). По-видимому, речь идет о совокупности высших должностных лиц, социально совпадающей с верхами карфагенского общества. Эти верхи Ливий называет «принцепсами», противопоставляя их плебсу. Интересно замечание историка, что «квестор» пренебрег приказом суффета, поскольку должен был после окончания «квестуры» перейти в сословие судей. Видимо, высшие должности в Карфагене пополнялись путем кооптации как непосредственно из своей среды, так и из числа верных более низших магистратов. Но при всей надменности и всем всевластии «сословия судей», которые могли быть Ливием и несколько преувеличены, они были вынуждены подчиняться решению народного собрания. Следовательно, юридически власти более высокой, чем собрание карфагенских граждан в республике, не существовало. Реформа Ганнибала резко ограничила всевластие олигархии и усилила демократические элементы карфагенской «конституции». Недаром, по словам Ливия (XXXIII, 46, 7), этим актом Ганнибал снискал расположение плебса и ненависть большей части «принцепсов». После этого и стала возможной та политическая обстановка, которая сложилась в Карфагене накануне III Пунической войны, когда массы приобрели решающее значение в жизни государства и на гребне массовых движений к власти стали приходить демагоги типа Гасдрубала (Арр. Lib. III; ср.: Polyb. XXXVIII, 2, 7–12). Само появление таких демагогов отражало кризис карфагенского социального и политического устройства. Ход истории не позволил узнать, как этот кризис мог быть преодолен: в результате III Пунической войны Карфаген был разрушен, и Карфагенское государство перестало существовать.
