Хочешь выжить – не останавливайся! Никогда не останавливайся!

И всё равно, казалось, прошла целая вечность, пока он не съел половину этого грёбаного завтрака и не допил почти весь чай из пластикового стаканчика. Вечность, которую он мечтал теперь стереть из своей памяти, как кто-то стёр все недостающие воспоминания до его последнего пробуждения.

- А теперь ваши таблетки. Мистер Вудард. Их надо принять во время еды.

Ну, разве он мог отказать этой милой женщине, которой столь благодетельный Николас Хардинг разрешил работать в своей клинике за достойную оплату? Интересно, как сильно она ненавидит то, чем ей приходится здесь заниматься? Хотя она ведь католичка, а подобные вещи должны быть у них буквально в крови.

Кен проглотил кое-как и таблетки. Несмотря на то, что сил у него к этому времени ощутимо прибавилось. Правда, на долго ли? Оставалось только надеяться на то, что эти таблетки действовали не настолько убойно, как те препараты, которыми Хардинг его обкалывал со вчерашнего вечера.

Первое утро в его клинике прошло не столь трэшево, как первая ночь. Можно себя даже с этим поздравить. Кен справился. И даже выжил. И даже не возненавидел себя за то, что ему приходилось тут делать. Возможно, когда-нибудь ему удастся всё это забыть или списать на кошмарный сон-видение. Пусть по ощущениям ему и кажется, будто его мозги где-то на треть свернули набекрень, но он точно знает, что это воздействие убойных транквилизаторов. Он не псих. И никогда им здесь не станет. Что бы Хардинг там не говорил и не пытался с ним сделать. У него ничего не получится. Ни у него, ни у его длинноволосого двойника из Остиума.

_________________________________

*1 фут – 30см, 1 фунт – 453г

Воистину психушки – это отдельный мир, в который ни один разумный человек добровольно никогда себя не затащит. Разве что только по каким-то крайне веским причинам, например, на грани жизни и смерти, если нужно от кого-то или чего спрятаться, чтобы буквально выжить. Но это равносильно тому, как прятаться в том же Остиуме, где даже куда опаснее, чем в его родном мире. Хотя он многое и не помнил о параллельном измерении, например, сколько раз там уже бывал и что успел там увидеть и пережить. Но сами связанные с ним ощущения и какие-то отельные фрагменты вдруг начали всплывать в его памяти как раз тогда, когда он меньше всего ждал. Причём, когда находился под действием неизвестных ему медикаментозных препаратов. Когда ему казалось, что он временно выпадал из реальности и ненадолго засыпал. С открытыми глазами. Вроде и смотрел на ту комнату, в которой находился почти всё утро после своего всплытия из кромешной Тьмы, но видел совсем не то, что там (или кто там) находилось.

К слову, новое лекарство как-то вытеснило первое. А может это действие первого просто начало сходить на нет, благодаря чему Кен уже мог даже более-менее шевелиться и не заливать при этом слюнями свой подбородок и распашонку.

Правда, голова не особо-то и прояснилась, хотя соображать он стал вроде как получше. Притом что зацепиться за какую-то определённую мысль всё ещё никак не удавалось.

Зато Изабель успела познакомить его со всеми давно проснувшимися и заполнявшими после недавно закончившегося завтрака большую комнату «отдыха» пациентами доктора Хардинга. Зрение Кена к тому времени успело кое-как восстановиться и даже вернуться к старым «заводским» настройкам, пусть и с незначительными изменениями. Он даже узнал, что весь этот час сидел на специальной большой коляске-каталке на крепких колёсах, хотя едва ли инвалидной, но достаточно большой и удобной, чтобы такая девушка, как Изабель могла её толкать и разворачивать вместе с Вудардом. После чего Кен убедился, что приставленная к нему сиделка на деле не такая уж и хрупкая, как казалась поначалу, неженка. Поскольку подобные клиники едва ли берут слабых санитаров в штат своего местного персонала, даже по блату.

- Прошу вашего внимания, джентльмены!

Изабель развернула его тогда вместе с коляской в сторону центральной части большого помещения, треть из которого занимал тот самый эркер с деревянными скамейками-подоконниками под окнами (которые, к слову, так просто не отдерёшь от стен и пола без вспомогательных инструментов). Большая часть увиденных Кеном столов для игр – тех, что располагались ровными рядами вдоль обеих стен – были намертво вмонтированы ножками в прочный деревянный пол. К его немалому удивлению, тут даже имелся длинный мягкий диван и несколько кресел прямо по центру комнаты и аккурат напротив противоположного от эркера стеклянного окна, принадлежавшего пункту наблюдения сестринского кабинета.

Второе, на что Кен обратил своё относительно восстановившееся внимание, так это на стоящую на своём дневном посту парочку санитаров в служебной форме, но без халатов. Видимо, халаты всё же сковывали в определённых ситуациях движения и могли мешать кого-то валить на пол и выкручивать особо буйным за спину руки.

Сами же санитары по своим габаритам нисколько не уступали уже знакомым Вударду Аарону и Роджеру. Причём один из них опять оказался темнокожим негром под два метра ростом с довольно сбитой, а не только упитанной комплекцией. Оба были одеты в светло-серую форму из тщательно выглаженных брюк и рубашек, с именными беджиками на нагрудных кармашках. И у обоих на специальных поясах были прикреплены небольшие резиновые дубинки и скорей всего даже шокеры. Разглядеть всё их профессиональное вооружение с такого большого расстояния Кен не сумел, хотя и понимал, что это нужно будет сделать в любом случае, когда для этого представится подходящая возможность.

- Хочу вам представить нашего нового пациента мистера Кеннета Вударда! С этого дня он станет не только чьим-то новым соседом по общей палате, но и, возможно, даже будущим товарищем по настольным играм для многих из вас.

Это ведь была шутка, да?

- Давайте все дружно поприветствуем мистера Вударда.

Нет. Это была не шутка, поскольку большая часть пациентов, на которых Кен в жизни до этого никогда бы добровольно не взглянул, теперь поднимала руки (или не поднимала) и рассинхронным хором в разнобой произносила с трудом различимую фразу:

- …Иеет истер Удад. – хотя кто-то и пытался выговорить её чётко, как и полагается.

Как бы там ни было, но от столь дружного приветствия, исходившего от людей с максимально расшатанной психикой, даже находясь в столь подавленном транквилизаторами состоянии, Кен испытал далеко неприятную по ощущениям реакцию. После чего не смог не пройтись по некоторым лицам более-менее «изучающим» взглядом, убеждаясь уже окончательно, что здесь ему определённо нечего было делать. Это не те соседи, с которыми можно было бы играть в детский покер и травить по ходу армейские байки. Потому что большинство местных пациентов находилось тут, как правило, по собственной воле и проходило добровольное, а не принудительное лечение. Впрочем, как и соответствовало по своему поведению тем диагнозам, которые были прописаны кривым подчерком Хардинга в их больничных картах.

Кен нисколько не удивится тому, что и здесь все они разделялись на острых и хроников. И это была далеко не литературная метафора или приём. Острые – те, кто передвигался ещё пока самостоятельно и проявлял к окружающему миру хоть какой-то относительно живой интерес. Хроники – скорей всего те самые овощи (или уже на грани вегетативного состояния пациенты), чьё давно уже неактивное существование в данной действительности зависело от ядрёных доз соответствующих препаратов.

Вот уж никогда в жизни Вудард не поверил бы, что лично с этим столкнётся и увидит нечто подобное собственными глазами, после чего начнёт сопоставлять, сравнивать и делать на этом какие-то там логические выводы. Пусть и не сразу.

Сейчас он всё равно мало что запоминал из увиденного. Только если что-то и в самом деле имело хоть какое-то для него важное значение или хотя бы поначалу казалось таковым. Например, парочка (если не больше) зацепивших его внимание пациентов, чьи лица показались ему подозрительно знакомыми. Или смутно знакомыми. Как у того старика, который сидел в самом дальнем конце комнаты, всего в паре метрах от пункта слежки, на схожем, как у Кена кресле и невидящим взглядом смотрел куда-то. Вроде бы и в большое зарешёченное окно, но на деле, скорей всего, не в него, а в совершенно другое место. Будто медитировал, а не блуждал отсутствующим в этой реальности сознанием где-то на задворках параллельных миров. Солнечные блики, пробивающиеся в больничный зал через густую листву парковых деревьев клиники, переливались во всклоченных и почти полностью белых волосах старика (не так давно кем-то подрезанных явно неровной рукой), как и по немного обвисшим щекам с глубокими морщинами и с белой так никем и не выбритой щетиной.