– Ты знал?!

– Цвет мой, – начал папа, но куда там.

– Ты знал! Поэтому требовал возвращения Рины! Ты, мерзавец!

Пойманный с поличным, папа беспомощно глянул на меня. И вот в другой ситуации я бы за него заступилась, но сейчас:

– Сам виноват, надо было сразу рассказать, – отступила, подняв руки и всем видом показывая, что в родительские разборки я встревать не буду.

И, развернувшись, поспешила к Хранителям. Те со мной обниматься не стали, не положено, но улыбнулись все трое, расступились и жестом предложили первой ступить на волшебную тропу нашего самого волшебного леса.

Раньше, когда терновые розы спали, они ничем не отличались от самых обычных. Цвели, благоухали и сбрасывали листву на зиму. Я частенько гуляла по их отдалённому саду, бродила по безмолвным тропинкам и наслаждалась уединением.

И потому сейчас, выйдя с тропинки и заслышав гул голосов, даже растерялась.

Когда мама сказала, что терновые розы запели, я думала, что они действительно поют…

Но цветы ругались.

– Ты своими корнями нарушаешь моё личное пространство!

– Мне жарко!

– Убери от меня свои листья!

– Пи-и-ить хочу!

– Пиончик бы, ароматный такой, краси-и-ивый…

– Воды! Солёной воды! Срочно!

Над отдалённым садом стоял гомон голосов. Вопли, крики, стоны, плач. Кошмар какой-то, что-то я совсем перехотела к ним идти и даже попыталась незаметно шагнуть назад.

Шелест листвы, и рядом со мной переплетением коричневых ветвей и зелёных листочков возник Доай, страж земель Изумрудного дома.

– Умаялся я с ними, – задумчиво протянул дух и предложил тем же тоном, – может, давай под корень?

И плавно провёл горизонтальную линию тем, что должно было означать руку.

Хранители задохнулись от возмущения.

– Младшая Царица, а давайте мы хранителя поменяем?! – опять началось.

Доай обернулся, поверх плеча насмешливо глянул на старцев и те побледнели, осознавая: хранителя менять никто не будет, это раз, и у этой троицы теперь будут проблемы, потому что дух у нас жутко вредный и злопамятный, это два.

А я даже вмешиваться не стала. Сами виноваты. Знают же, что за языки их длинные только им и отвечать, но всё равно умничают.

– А меня зачем звали? – не спеша к розам, шепотом спросила у Доайа.

– А солёная почва их знает, – беззаботно отозвался дух, – иди и спроси.

Как у него всё просто.

Но так как другого варианта правда не было, я вздохнула и пошла, куда послали – болтать с розами.

Шаг по изумрудной травке – голоса стихли, волшебные растения замерли, прислушиваясь.

Шаг – с тихим шелестом кроваво-алые красавицы единым движением повернулись в мою сторону.

Шаг и, улыбнувшись, я поздоровалась вежливо и величественно, стараясь быть похожей на маму:

– Добрый день.

– Каррин! – поднялся визг.

Удивительно даже не то, что меня узнали, а то, что в принципе знали.

Э-э, и чего там принято цветам желать?

– Обильного цветения, уважаемые предсказательницы, – поклонилась с достоинством и уважением.

Наверно, вышло не очень, потому что розочки захихикали и позвали:

– Иди, иди же ближе, росточек! Дай нам на тебя поглядеть!

Пошла, куда деваться.

Пробралась почти на середину сада, чтобы всем и каждой было меня видно, помявшись, неуверенно покрутилась на месте.

– Ай, хороша-а! – заблагоухали розы. – И некромант твой ой как хорош!

И тут мне стало совсем неуютно и даже почти страшно.

– Какой некромант? – переспросила, холодея, и бросила взгляд на старцев и Доайа.

Те жадно внимали каждому слову и уходить даже не думали.

– Элтон Лемир, – захихикали предсказательницы. – Видели, всё видели! И вот скажи нам, мила дивчина, ты пошто над мужиком издеваешься?

– Я?! – слов нет.

– Ну не мы же! – надо же, они ещё и ехидничают.

Но назревающий скандал стих столь же внезапно, как и начался, а мне хитро так, заговорщически сообщили:

– Ищет тебя.

Сердце замерло.

– Мечется, места себе не находит, – добавили справа.

Одна дриада перестала дышать.

– Думает, случилось что-то, – добили слева.

Под рёбра ржавым мечом ткнуло чувство вины. Ушла, не сказала ничего… а ведь хотела!

– Ему подруга твоя непростая рассказала, что случилось, – продолжили розы шептать. – Как ты исчезла, так она сразу к нему и побежала. И вот интересно, отчего же не к архимагу?

– Знамо что, – отозвались снова слева, – от того, что чистое сердце девичье быстрее биться начинает от одной только мысли о нём. Прямо как у Рины нашей от воспоминаний о некроманте своём.

И над садом повисла тишина, а на меня посмотрели все и каждая… хотя там и глаз не было, но пристальные взгляды я ощущала всем телом.

Честно говоря, сейчас моё сердце вообще билось едва-едва.

Но если быть совсем уж откровенной… правду шептали розы. Я влюбилась.

Мотнув головой, попыталась сбросить непрошеное наваждение и принять невозмутимый вид.

Но розы не купились.

– Щёчки-то розовые, – с насмешливым укором затянули эти… сплетницы, вот натуральные, – и глазки сверкают, а на губах нет-нет, да и мелькнёт светлая улыбка, любви полная. Влюбилась ты, Каррин. Как есть – влюбилась!

Решив оставить своё мнение при себе, всё ещё очень вежливо, но уже не очень сдержанно напомнила:

– Вы хотели рассказать мне о своих видениях.

На миг сад погрузился в звенящую тишину, в которой через секунду прозвучало искренне удивлённое:

– Кому? Тебе?! Мы на тебя посмотреть хотели, а с видениями исключительно к старшей Царице.

И эти все как взялись хохотать и потешаться над наивной мой.

Поджав губы, подавила желание нарастить им плюща, закрывающего от солнца и дождя, и даже сорняков подсаживать не стала.

Развернувшись, с гордо выпрямленной спиной и высоко поднятой головой вышла за пределы сада, под не утихающий смех растений прошла мимо Хранителей, не тормознув и даже не взглянув на них, и вошла в родный, абсолютно для меня безопасный лес.

Папе выходка роз не понравилась, но он не стал ничего делать лишь по одной причине: маме произошедшее не понравилось тоже. А она у нас женщина мстительная и с памятью плохой, когда ей это надо… короче, кранты предсказательницам. Как ни крути.

Но про их видения Царица всё же послушала, положение обязывало, и, вернувшись вечером домой, была хмурой и мрачной, а сказать наверняка могла лишь одно:

– Надвигается что-то плохое, – встревоженный взгляд на меня, пауза и твёрдое. – Рина на учёбу не возвращается.

Рина была категорически против, но кто бы её ещё слушать стал?

Ещё и Доайю приказали ни за что меня не выпускать.

А чтобы и мне самой было некогда даже подумать о побеге, уже следующим утром мама завалила работой.

До обеда я и магический словарь пытались предотвратить гражданскую войну лягушек на Мёртвых болотах. Мирный вид хотел, что логично, мира, ядовитый же объявил себя полновластным хозяином этих территорий и жаждал крови. Перемирие заключили после четырёх часов моих страданий и моего же ультиматума: или мир, или я высушу тут всё к прабабке.

И вот, довольная собой, но ужасно уставшая я шагала через лес к дому, удерживая подмышкой увесистый словарь, когда из ближайших веток сформировалось вытянутое от удивления лицо Доайа, и я услышала потрясённое:

– Они три года воюют. Ты как их помирила?

Остановившись, медленно повернулась к хранителю этих земель и, верно зверея, прошипела:

– То есть мама знала, что их помирить невозможно, и попросту отослала меня подальше и на подольше?!

Дух был умным созданием и поступил как любое другое умное существо – смылся.

Чтобы вернуться через минуту, заградить путь зло шагающей мне, оскалиться ветвистым ртом и обрадовать:

– Я всё узнал, ты всё не так поняла. Тебе нужно было не на Мёртвые болота к лягушкам, а на Серые к жабам, они взялись жертвоприношения устраивать.