Европа в те времена казалась бескрайней и отличалась бесконечным многообразием. Однако ни одна из ее провинций не устояла перед соблазнами парижской культуры. Между тем почти в каждой из них, вплоть до самой переимчивой, влияние Парижа одновременно приводило к укреплению местных черт. Яркий пример тому — Англия. Эта страна была подчинена [указанному влиянию] полностью и одной из первых. С 1066 года, со времени создания шпалеры из Байё, она была всего лишь придатком Нормандии. Ее сменявшие друг друга короли были нормандцами, анжуйцами, аквитанцами — принцами, родившимися во Французском королевстве и покидавшими его лишь затем, чтобы побыстрее в него вернуться. До самого конца XIII века правящий класс Англии состоял сплошь из рыцарей-французов — по языку, культуре, манерам; и напротив — магистры и студенты Парижского университета в большинстве своем происходили из этой части Европы. Когда же школы Оксфорда стали соперничать с парижскими, основавший их епископ Роберт Гроссетест, подобно Сюжеру, провозгласил, что Христос есть Свет, рожденный от Света, что мир есть результат светоносного излучения и что все человеческое знание есть не что иное как излияние этого несотворенного Света. Из этих положений проистекал эстетический принцип, утверждавший, что именно свет лежит в основе совершенства телесных форм. В соответствии с этим принципом, внимание исследователей сосредоточилось на оптике. В результате появились трактаты о рефракции лучей света. Возникла строго обоснованная ортогональная оптическая геометрия. Именно она служит основой жесткой архитектуры английских соборов, вертикальной логики Солсбери, Эли, Уэлса. Среди обширных лугов, в сельского вида городках, напоминавших скорее пастушеские селения, эти сооружения были слишком грандиозными, и этот размах объясняется тем, что английские епископы и аббаты, обладавшие огромными богатствами, перед постоянной угрозой королевской конфискации спешили обезопасить свое имущество, вкладывая деньги в строительство [соборов]. Впрочем, в Англии, пожалуй более решительно, чем в Иль-де-Франсе, дух геометрии соединялся с требованием аскезы — в религиозных общинах, находившихся под более сильным влиянием цистерцианской морали. Добавим к этому, что эстетическая доктрина испытывала также воздействие местных технических традиций. На этой окраине цивилизованной Европы, где дольше, чем в других местах, продолжали строить из дерева, специфические строительные приемы, свойственные этой стране ткачей, лучников, конопатчиков, корабелов, налагали на архитектурные формы особый отпечаток. Наконец, проявлению этого партикуляризма содействовали политические мотивы. Английский король был вассалом короля Франции. Но в еще большей степени он был его соперником. Отстаивая свою независимость, он опирался на культурное наследие своих островных провинций, на все что оставалось в Англии кельтского, скандинавского. Карлу Великому, Роланду и Оливье, вкусам франков, самой Франции английские литераторы противопоставили, стараясь понравиться своему господину, Генриху Плантагенету, разрабатывавшиеся ими бретонские мотивы. Строители и скульпторы по камню поступили сходным образом, утверждая, как в Кастель дель Монте или Лериде, независимость национальной культуры. Они воплотили в архитектурных формах сны о сказочных лесах, и зритель угадывает в причудливых сплетениях декора фигуры короля Артура, Броцелианды, бес крайние охотничьи угодья, в которых короли и бароны преследовали оленя. Фантазия рано пробудилась в миниатюре, искусстве интимном, а значит более независимом; она дольше удерживалась под спудом в архитектуре — заботой о математической рациональности и цистерцианском аскетизме. Она внезапно обнаруживается повсюду в XIV веке, когда ослабевают политические узы, которыми огромный остров был привязан к Франции. В Глочестерском аббатстве, воздвигнутом на пожертвования паломников, приходивших помолиться на могиле короля Эдуарда II, считавшегося мучеником, своды собора напоминают сомкнутые вершины гигантских деревьев. В верхних галереях монастыря всякая геометрия несущих конструкций в конце концов исчезает, утопая в обильной листве растительного декора. Башня-фонарь собора в Эли обрушилась в 1325 году. Для ее восстановления мастер, руководивший строительством, поместил вверху, в месте пересечения главного нефа и трансепта восемь колонн, выточенных из стволов деревьев. После реконструкции свет, проникая через широкие проемы, чьи витражи мастера стремились сделать как можно более светопроницаемыми, падал вниз из высшей точки внутреннего пространства собора, из того самого места, куда сходились все возносимые молитвы, чтобы вслед за тем вознестись к самим небесам. Он исходил из средоточия мистического соединения, центра деревянного восьмиугольника, чьи растительные формы были как бы отзвуком растительной природы материала, из которого он был создан. Этот венец в утренние часы медленно наполняется светом — по мере того как рассеивается туман — и точно также благодать Божия, побеждая сумрак, постепенно проникает до самых глубин мира.
Фридрих II.
Это был человек хитрый, двуличный, алчный, сластолюбивый, лукавый, раздражительный. Это был в то же время человек блестящих достоинств, когда он хотел выказать свою доброту и расположение, — благосклонный, очаровательный, восхитительный, деятельный; он умел читать, писать, петь, сочинять кантилены и канцоны; он был красив и хорошо сложен, хотя и среднего роста. Я увидел его и тотчас же полюбил. Он знал также множество различных языков. Короче и чтобы более не возвращаться к этому, я скажу, что если бы он был добрым католиком и любил Бога, Церковь и собственную душу, ему в этом мире нашлось бы весьма мало равных среди государей [...]. Он пожелал узнать на основании опыта, какой из языков или наречий был свойствен детям, если те росли, не разговаривая ни с кем из людей. И он приказал служанкам и кормилицам давать младенцам молоко, кормить их грудью, купать их и ухаживать за ними, но никак не ласкать их и не разговаривать с ними; ибо он хотел знать, заговорят ли они на древнееврейском, первом из существовавших языков, на греческом, латыни или на арабском, или же на языке своих родителей, тех от кого они были рождены. Но все его усилия были напрасны, ибо ни один младенец не выжил. Он также накормил прекрасным и обильным обедом двух человек, одного из которых он затем отправил спать, а другого охотиться, а следующим вечером приказал у обоих вскрыть в его присутствии внутренности, ибо он хотел знать, который из них лучше переварил пищу. [...]»
«Хроника Фра Салимбене де Адамо.»
«Инквизиторы из Каркассонна, Альби и Тулузы налагали, согласно древнему обычаю, два вида паломничества: «большое» и «малое».
Все места большого паломничества были за пределами Франции: Сантьяго де Компостела, Рим, могила Св. Фомы [Бекета] в Кентербери, «Три Короля» в Кельне. Те, кто совершал паломничество в Вечный Город, должны были, как правило, пробыть там две недели, с тем чтобы посетить могилы святых и церкви, паломничество к которым Святой Престол связывал с дарованием спасительного отпущения многих грехов.
Места «малого» паломничества были следующие: церкви и соборы, посвященные Богоматери, в Рокамадуре, в Пюи, Вовере, Сериньяне, церкви Нотр-Дам-Де-Табль в Монпелье, Сен-Гилем ду Дезер, Сен-Жиль в Провансе, Св. Петра Монмажурского, Св. Марты Тарасконской, Св. Марии-Магдалены в Сен-Максимене, Св. Антония в окрестностях Вьенн, Св. Марциала и Св. Леонарда в Лимузене, Богоматери в Шартре, Сен-Дени под Парижем, Сен-Серен в Бордо, Богоматери в Суйяке, Сент-Фуа в Конке, Св. Павла в Нарбонне, Св. Винцента в Кастре. К этим паломничествам всегда добавлялись ежегодные посещения на протяжении всей жизни церквей Св. Стефана в Тулузе 3 августа и Св. Сернена в Тулузе в Пасхальную неделю с обязательным присутствием на всей мессе и проповеди, церкви Св. Назария в Каркассонне 28 июля, Св. Цецилии в Альби 22 ноября, Св. Антония в Памье 13 июня, Богоматери в Оше 8 сентября.
Паломники должны были дать клятвенное обещание отправиться в путь через один, три или четыре месяца после выдачи им покаянных грамот, служивших им пропуском. По возвращении они предоставляли инквизитору справки, удостоверяющие, что выполнили обет паломничества с посещением всех обязательных святынь.
«Руководство Инквизитора», 1323 год.
